Спустя пару дней нам с Келланом выпало пообщаться в промежутке между моими занятиями и сменой. Мы обосновались на траве, бок о бок, в укромном участке парка, который теперь считали «нашим». Мы часто встречались здесь между лекциями, а иногда и после них. Если шел дождь, мы прятались в машине и слушали радио, а если нет – забирали из багажника одеяло и сидели на траве. Сегодня было солнечно, но холодно, и парк большей частью пустовал. Мы с Келланом сидели рядышком на одеяле, расстеленном на подмерзшем газоне, кутались в куртки, только-только покончив с эспрессо, и наслаждались бодрящим днем и теплом обоюдного соседства.

Келлан с легкой улыбкой играл моими пальцами. Любопытство пересилило здравый смысл, и я тихо спросила:

– Послушай, а та песня в прошлые выходные, такая пронзительная… Она ведь не о женщине?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Денни, – объяснила я. – Он рассказал мне, что произошло, когда он у вас гостил. Песня была о тебе, да? О тебе и твоем отце?

Келлан кивнул и, ни слова не говоря, окинул взглядом притихший парк.

– Может, обсудим? – спросила я робко.

По-прежнему не смотря на меня, он спокойно ответил:

– Нет.

У меня сжалось сердце при виде затравленного выражения в его глазах. Я ненавидела себя за то, что собиралась сказать, но мне отчаянно хотелось, чтобы он открылся.

– И все же?

Он фыркнул и уставился на траву. Затем подобрал нож и рассеянно покрутил его в пальцах. Затем Келлан медленно повернулся ко мне. Я напряглась – вдруг он разозлился. Однако стоило нашим взглядам встретиться, как я различила лишь груз многолетней печали.

– Нечего обсуждать, Кира. – Он говорил тихо, но пылко. – Если Денни рассказал тебе, что он видел, что сделал для меня, то тебе известно то же, что и любому другому.

– Но меньше, чем тебе самому, – возразила я, не желая сдаваться.

Келлан молча смотрел на меня, взглядом умоляя оставить расспросы. Но я, ненавидя себя, все гнула свое:

– Он часто тебя бил? – Не отводя глаз, он глотнул и кивнул. – Сильно?

«Как будто легче, если не очень», – подумала я, досадуя на свой вопрос. Келлан не двигался так долго, что я подумала – не ответит, но вот он снова слегка кивнул.

– С малых лет?

Очередной кивок, теперь его глаза заблестели.

Я проглотила комок, упрашивая себя не задавать болезненных вопросов, на которые он не хотел отвечать.

– А мама ни разу не пробовала его остановить… Помочь тебе?

Он отрицательно покачал головой, и по его щеке скатилась слеза.

Я тоже была готова расплакаться. «Пожалуйста, прекрати, – молила я себя. – Ему же больно».

– А когда Денни уехал, это закончилось? – прошептала я, ненавидя себя еще больше.

Он снова сглотнул и опять отрицательно покачал головой.

– Стало хуже… Намного хуже, – прошептал он наконец.

Он уронил еще одну слезу, сверкнувшую на солнце.

Не понимая, как отец мог так поступать с ребенком и почему это позволяла его мать, вместо того чтобы грудью встать на защиту единственного сына, я невольно шепнула:

– Почему?

– Спроси у них, – прошептал Келлан. Его взгляд омертвел.

Теперь у меня хлынули слезы, и он наблюдал, как они срывались с моих ресниц. Я обняла его за шею и притянула к себе.

– Как же я сочувствую тебе, Келлан, – шепнула я ему на ухо, когда он вяло обхватил меня руками.

– Да все нормально, Кира, – отозвался он удрученно. – Прошло много лет. Они уже давно меня не трогали.

Судя по его реакции, это не было правдой. Я крепко держала его, ощущая, как он дрожит всем телом. Когда я отстранилась, его щеки оказались мокрыми. Я вытерла их насухо и заключила лицо Келлана в ладони, глядя глаза в глаза и пытаясь нарисовать картину жуткого детства, вообразить его боль. Но у меня не получалось. Мое детство было счастливым и полным прекрасных воспоминаний. Да, родители тряслись надо мной, но были хорошими людьми и очень любили меня.

Келлан скорбно смотрел на меня. Он уронил очередную слезу, и та скатилась по его щеке. Я убрала ее поцелуем и стала отстраняться, но он повернулся ко мне, и наши губы соединились.

Изнемогая от сочувствия к его боли, отравленная его внезапной близостью, я не стала противиться. Мои ладони оставались на щеках Келлана, мы сидели на траве, вплотную друг к другу, слившись в поцелуе, но ни один из нас не шелохнулся. Я даже не уверена, что мы дышали. Должно быть, со стороны мы выглядели очень странно.

Наконец Келлан выдохнул, и наши губы чуть разлепились. Моя реакция была непроизвольной, инстинктивной и молниеносной – я поцеловала его. Приникнув к его рту, я ощущала тепло, податливость и дыхание Келлана.

Он не растерялся и мгновенно ответил трепетным поцелуем. Но вот его одолела страсть, и он привлек меня за шею ближе, чтобы поцеловать глубже. Язык единожды скользнул по моему. Это было так приятно, что я застонала, мне захотелось еще, но я заставила себя оттолкнуть Келлана. Я приказала себе не сердиться – сама начала.

Он немедленно рассыпался в извинениях.

– Прости. Пожалуйста, прости. Я решил… Мне показалось, ты передумала.

В его глазах плавал страх.

– Нет… Это я виновата.

Напряжение между нами нарастало, а границы стремительно размывались. Даже сейчас при взгляде на его встревоженное лицо мои губы горели, памятуя о поцелуе.

– Прости, Келлан. Все это никуда не годится.

Он подался ко мне, схватил за руку:

– Пожалуйста, нет. Я все исправлю, я буду сильнее. Прошу тебя, не прекращай. Пожалуйста, не бросай меня…

Я закусила губу, всем сердцем переживая боль сказанного и безумие на его лице.

– Келлан…

– Пожалуйста.

Он искал взглядом мое лицо. Меня подмывало поцеловать его вновь, сделать что угодно, лишь бы ему не было больно.

– Так нечестно. – По моей щеке скатилась слеза, и я удержала Келлана, собравшегося ее утереть. – Нечестно по отношению к Денни. И к тебе. – К горлу подступили рыдания. – Я жестока с тобой.

Он изменил позу: сел на колени и взял меня за руки.

– Нет… Ничего подобного. Ты даешь мне больше, чем… Только не переставай.

Я ошарашенно смотрела на него.

– Келлан, но что тебе в этом?

Он опустил взгляд и не ответил.

– Пожалуйста…

И я сдалась, впечатленная его голосом и лицом. Мне было невыносимо причинять ему боль.

– Ладно… Хорошо, Келлан.

Он поднял на меня глаза и чарующе улыбнулся. Я тоже села на колени, обняла его за шею и притянула к себе в надежде, что знаю, что делаю.

Заступив на смену в «Пите», я выбросила из головы всякие мысли о парке. Ну, то есть о поцелуе, хотя губы по-прежнему приятно пощипывало, и это тревожило меня. Нет, я не собиралась раздумывать над этим.

Но так же мне было не избавиться от воспоминаний о нашей жуткой беседе. Моя эгоистичная потребность узнать о Келлане решительно все разбередила его старые раны. Всю смену я следила за ним, гадая, действительно ли с ним все в порядке. Казалось, что все хорошо: он веселился со своими ребятами и потягивал пиво, положив ногу на ногу. Все тот же непринужденный Келлан. Я хмурилась, не зная, насколько эта небрежность была реальной, а насколько являла собой реакцию на его полную боли жизнь.

Об этом я думала, когда Келлан направился к барной стойке потолковать с Сэмом. Он облокотился на нее, и Рита подтолкнула к нему очередное пиво. Он глянул на нее и с теплой улыбкой кивнул. Через минуту Сэм отчалил, а Келлан остался пить у бара. Он держался раскрепощенно и посмотрел на меня, когда я подошла передать Рите срочный заказ.

– Так что – куда поведем в субботу твою сестрицу?

Келлан оперся на локти, благодаря чему его грудь волшебно преобразилась, а на поясе обозначилась узенькая полоска голой кожи. Я испытала внезапное желание провести рукой по его футболке и ниже, коснувшись этого обнаженного участка. Рита, готовившая мне напитки, пожирала его глазами и явно мечтала о том же, судя по выражению ее лица, пережаренного ультрафиолетом. Я ненавидела этот взгляд.