Русс вернулся на «Нидхёгг». Хельмшрот, получив от него приказы, отправился на «Валькам» и подготовил десантные отряды. Орудия, недавно стрелявшие по вражеским космолетам, теперь были направлены в щиты над поверхностью. Вскоре на нижних палубах всех основных кораблей зазвучали равномерные глухие удары — батареи вновь выпускали снаряды по целям.

После начала бомбардировки Леман пришел в личные покои, где его ждали последние части снаряжения — восстановленная Пасть Кракена и искусно сработанный шлем. Пока сервиторы возились вокруг него с инструментами, проверяя, надежно ли герметизированы сочленения и подключены питающие кабели, от входа в оружейную донесся звонок.

— Оставьте нас, — велел Русс, радуясь передышке.

Как только киборги уковыляли прочь, он раскрыл внутренние двери и увидел на пороге Кровавого Воя.

— Итак, мы все-таки добрались до них, — сказал Леман, жестом приглашая ярла войти. Подняв цепной меч, примарх взвесил его в руке. На металлическом кожухе были вырезаны новые руны, они служили оберегами от повреждений и усиливали кровожадный дух клинка. — А ты почему-то не слишком весел.

Йорин, также в полном доспехе, грузно шагнул в помещение и понаблюдал за тем, как Русс испытывает Пасть Кракена.

— Что там Лев?

— Тот же, каким я его запомнил. — После нескольких пробных взмахов Леман поднес оружие к глазам и изучил смертоносные зубья на цепной ленте. — Мы пришли к пониманию. Он будет сражаться по-своему, я тоже.

Ярл прислонился к колонне и скрестил руки на груди.

— Мне больше нравилось, когда они сражались в другом месте.

— И то верно, — усмехнулся Русс. Опустив клинок, примарх убрал его в ножны. — Но я восхищаюсь Львом. Не люблю его, но восхищаюсь. То же самое с Рогалом. Они одинаково чопорны, но знают, как управлять легионом. — Леман многозначительно взглянул на Йорина. — Они организованны.

Кровавый Вой фыркнул:

— Неужели ты этому завидуешь?

— Нет. Я же говорил, что восхищаюсь этим. — Русс взял шлем, подготовленный сервиторами для боя. На него взглянули пустые линзы, черные, словно ночь. — Галактика смотрит на Темных Ангелов и видит легион, отвечающий изначальному замыслу. Они — прообраз всего.

— А что Лев думает о нас?

— Ха! Откуда мне знать? Неважно — мы те, кто мы есть.

Ярл внимательно посмотрел на него.

— Когда-то давно ты упомянул, что знаешь о своем появлении на Фенрисе. Сказал, что тебя привела к нам судьба и та же самая судьба разбросала твоих братьев по другим мирам. Подобное соединилось с подобным, как того хотел Всеотец. Мне интересно, как все изменилось бы, попади ты на Калибан, а Лев — на Фенрис. Говорил бы я сейчас с таким же Волчьим Королем или с Владыкой Ангелов, только в броне с рунной насечкой?

— Странное у тебя настроение к вечеру, Кровавый Вой.

— Я просто спросил.

Русс пожал плечами:

— Ну, к добру или к худу, вам достался я. — Он широко ухмыльнулся, показав четко выраженные клыки. — И все прошло неплохо, согласен? Помнишь, как мы спалили чертоги Свейна Рейкссона? Двести воинов под его стягом, тридцать под моим, но мы все равно повалили стены врага и проволокли его знамя по кровавому талому снегу.

Йорин вспомнил.

— Это было давно, — сказал он.

— Я не забыл ни одной перерезанной нити. Последующие битвы — другое дело, но сражения на Фенрисе навсегда останутся в памяти. Я счастлив, что ты по-прежнему рядом, Кровавый Вой. Все, кто пришли после тебя, никогда не узнают, каково было драться тогда.

— На их долю хватает боев.

— Пожалуй. Но они не ровня тем знаменосцам, что были со мной до того, как раскололось небо. — Леман улыбнулся про себя. — Я не завидую Джонсону. У него есть только подданные и сенешали. У меня — братья по стене щитов.

Он положил шлем.

— Все должно остаться так, — с непривычной серьезностью добавил Русс, — как было в старом мире. Я не хочу, чтобы новые войны смыли наши воспоминания.

— Этого не произойдет.

— Это уже происходит.

— Нет, нам не избавиться от прошлого, даже если мы захотим. — Йорин явно был не в духе, возможно, отходил после пьянящей схватки в кольце. — Фенрис, словно зараза, укоренился в нашей крови. Мы не можем вырасти, не можем измениться — родина прижимает нас к груди, хотя молоко в ней уже скисло!

Леман уставился на него.

— Боги, что на тебя нашло, Йорин? — спросил он. — Мне казалось, что ты ярл моей роты, но я вижу хнычущего щенка.

Кровавый Вой пару секунд избегал его взгляда. Затем он шевельнул губами, явно собираясь что-то сказать, но все же промолчал, глубоко втянул воздух, выдохнул и оттолкнулся от колонны.

— Забудь, — натужно улыбнулся он. — Забудь все, что я наговорил. При виде Ангелов меня объяла тоска, черная, как их доспехи. Мне нужно снова размять руку, помахать топором.

Примарх не позволил ему уйти.

— Зачем ты явился? Хотел сообщить мне о чем-то?

Ярл покачал головой:

— Нет, только узнать, как все прошло на флагмане. Хорошо, что честь последнего убийства по-прежнему за нами. Я хотел, чтобы наши руки сжимали топор, который отсечет голову тирана. Рад, что так и будет, — теперь мне не терпится начать бой.

Русс по-прежнему не отпускал его. Он чувствовал, что дело в чем-то еще, сокрытом в глубине, как свинцовые залежи под корнями Этта.

Но его звала битва, приближался решающий час долгой охоты. Леману еще многое предстояло сделать, и Йорин мог подождать.

— Ты вправе приходить ко мне, когда захочешь, — сказал Русс. — Больше, чем кто-либо иной. Можешь говорить со мной, как прежде, ведь я не забыл прошлого.

— Я знаю, — кивнул Кровавый Вой.

Примарх расплылся в лихой, беспечной улыбке прежних дней.

— Тогда иди, развейся. Ты понадобишься мне, и я хочу, чтобы охота вышла доброй.

— Так будет, — кивнул ярл, не чувствуя уверенности. — Как и всегда.

IV

Орбитальная бомбардировка мест будущей высадки продолжалась еще три часа. Сенсоры обоих флотов, наведенные на зоны обстрела, выискивали признаки ослабления щитов. Сначала прогнулись секции над мостами в Багряной Крепости, вскоре стали поддаваться и внешние участки. В пусковые отсеки кораблей был отправлен необходимый сигнал, вспыхнуло боевое освещение, тревожно взвыли сирены, и воины всех отделений или стай, заняв места в десантных капсулах, закрепили страховочные фиксаторы.

Экипаж «Непобедимого разума» первым заметил характерную вспышку ионизированных частиц, но канониры «Эсрумнира» не слишком отстали от союзников. Расчеты наведения получили точные координаты пробитых брешей, направляющие с десантными модулями выдвинулись из-под корпусов звездолетов. Щиты в зонах пусковых отсеков отключились, и капсулы, словно железные плоды, повисли на огромной высоте над атмосферой Дулана.

Следом прозвучал приказ, разжались крепления, сработали пироболты^[31], и вместилища смерти одновременно рухнули вниз. Отдалившись от космолетов, они запустили ускорители и ринулись к поверхности красного мира.

За ними помчались штурмовые корабли — они летели, опустив носы и разгоняясь все быстрее, чтобы не отстать от града капсул. Тут же открыли огонь лазерные пушки флота, потоки энергии пронеслись между снижающимися эскадрильями и поразили наземные цели, взметнув клубы пыли. Время головокружительного отвесного спуска с орбиты, сопровождаемого тряской и свистом рассекаемого воздуха, измерялось секундами. Войдя в атмосферу, десантные модули засияли красным, потом оранжевым и, наконец, огненно-белым светом. От неимоверного давления и скорости они казались размытыми по краям.

Истребительные отряды Первого легиона хранили молчание, забывшись в предбоевой медитации. Воины в капсулах Шестого весело орали и молотили кулаками в латных перчатках по фиксаторам, кое-где уже поднимался хоровой вой, с которым фенрисийцы выпрыгнут на поле битвы.

Как только десантные модули преодолели плотные слои атмосферы и земля рванулась им навстречу, смещающие орудия на дуланских позициях дали первый залп. Пораженные ими капсулы взорвались в полете, рассеявшись широкими кругами осколков. «Грозовые птицы», обнаружив зенитные установки, обстреляли их из боевых пушек. По рядам вражеских батарей пролегли широкие полосы воронок.