— Что за на хер? — Марат приступил к человеку, грозя смести его с дороги вопреки всяким разумным доводам, ибо если и была для них какая надежда, то она заключалась именно в этом создании без возраста и пола. — На сотню километров ни литра горючего, так? Вы совсем оборзели в вашей деревне?

Человек же в ответ повел себя с неожиданным достоинством.

— Отойдите от меня, — сказал он обиженно. — Сдайте на пару шагов. В чем, собственно, дело? В пяти километрах есть еще одна заправка. Нам не повезло, мы оказались первыми на этой трассе — все приезжают и все предъявляют какие-то претензии.

Это «все» охладило Марата. Он машинально шагнул назад и принял менее воинственную позу.

— В пяти километрах? — переспросил он с сомнением. — Это точно?

Человек в комбинезоне сердито мотнул картофельной головой:

— Чего мне врать-то? Ну, может, в семи, но не больше. Никто туда, знаете, с угломером не ходил.

Марат, не уверенный в уместности угломера, сунул руку в карман шортов, вынул пачку, выщелкнул сигарету, прикурил.

— Здесь нельзя курить! — вскинулся служитель заправки.

— Почему же? — с издевательской иронией осведомился Марат, своим курительным действием нимало не реагируя на запрет. — Ведь нет же бензина!

— Нельзя! Что я буду вам объяснять, — вздохнул заправщик. — Лучше бы вам отсюда уехать. Говорю вам, в восьми километрах…

— Ах, уже восемь! — воскликнул Марат и выдохнул дым в гладкое, больное лицо. — Ну и дела творятся в глубинке!

Человек в комбинезоне помолчал.

— У вас совсем нет бензина? — спросил он вдруг. — Я хочу сказать… если вам не проехать эти самые восемь километров…

— Я пятьдесят проеду, — надменно отрезал Марат. — Но не больше, мужик. Не больше пятидесяти. Короче, если я правильно тебя понял — в общем, сколько?

— Да нет, — запротестовал заправщик, который отчего-то растерял непозволительный гонор так же внезапно, как и приобрел. — У меня сущая капля. Капля, для личных нужд. Если вам хватит на пятьдесят километров, вы запросто попадете на Ленту…

— На какую, к лешему, ленту? — скривился Марат, проклиная себя за разговоры с ничтожеством.

Служитель заправки зачем-то сделал себе ладонь козырьком и повернулся к закату, хотя кровавое солнце никак не могло резать ему глаза.

— На Ленту, — повторил он. — Я должен вас предупредить, что там очередь.

Марат поиграл брелоком, усугубляя игрой неотвратимую угрозу, которая исходила от него, будучи адресованной всему вокруг, но прежде всего — беззащитному работнику бензозаправки. Он уже приготовился повысить голос и малость встряхнуть этого недоумка, когда тот разродился неуважительным, даже хамским вопросом:

— А вы далеко едете?

Марат усмехнулся, дивясь такому бесстыдному интересу. Какое, черт побери, этому хорьку дело до их путешествия, которое и так уже непозволительно затянулось?

Но вместо того, чтобы поставить шестерку на место и напомнить, что тузы не обязаны перед ней отчитываться, Марат послушно буркнул:

— В Лагуну.

— В Лагуну? — изумился заправщик. — Но это же совсем в другой стороне.

— Я знаю, — процедил Марат. — Мы сбились с пути, пока искали этот чертов бензин.

— Тогда вам одна дорога — на Ленту, — заправщик сопроводил эту непонятную фразу решительным вздохом.

Марат уставился сперва на него, потом на «пежо», в котором смутно различалась Тамара, и, наконец, на сумеречное шоссе.

— Что ты понты гонишь, — сказал он сердито. — Не можешь говорить по-человечески? «На ленту», — передразнил он бензинщика. — Будто на Марс. Это что, деревня какая-нибудь?

Заправщик утомленно вздохнул:

— Нет, это не деревня. Мы так называем трассу, она проходит километрах в семи отсюда.

— И на хрена она мне?

— Вы не попадете на заправку, если не выберетесь на Ленту. Это самый короткий путь.

Марат мрачно спросил:

— Большая там очередь?.

— Как знать. Мне рассказывали, что приличная. Да не в ней дело.

— А в чем? Какое дело? Кто рассказывал? Когда? Почему рассказывал? Ты разве сам не видел?

— Нет, — расплылся в улыбке заправщик. — Это же Лента! Куда нам, сирым. Бог с ней, мы как-нибудь здесь управимся.

Марат смерил его испепеляющим взором, от которого, будь на заправке бензин, непременно случился бы голливудский взрыв. В какой-то миг ему страшно захотелось схватить этого придурка за бледный водянистый нос и поводить вправо-влево, но это желание быстро прошло. Марат повернулся и, ничего не сказав, пошел к машине.

— Удивительно, — проронила Тамара, когда он втиснулся обратно за руль.

— Что?

— Ничего. Удивительно, говорю, что человек остался жив.

Марат резко, насколько позволил ему солидный живот, развернулся к Тамаре лицом и поднял палец:

— Послушай сюда. Если ты. Еще раз. Позволишь себе разинуть свою пасть и сказать мне гадость, я вышвырну тебя голую на обочину, как последнюю суку, и можешь потом ползти к своему человеку. Пусть он дерет тебя, дуру, с утра до вечера, здесь и сдохнешь…

Тут Марат охнул и схватился за ухо, про которое забыл и в котором снова разразилась канонада.

Тамара насмешливо хмыкнула, благо привыкла к беспомощным угрозам — в них было хамство, все то же осточертевшее, одинокое, отмороженное хамство, и никакого дела.

— Ты трус, — она полезла в аптечку, вынула пенталгин и протянула пластинку Марату. — Ты боишься меня больше, чем этого горемыку, — Тамара мотнула головой в направлении бензозаправки. — Вообще, тебе нужно к врачу. Я совершенно серьезно тебе говорю: с ушами не шутят. Нам не нужно в Лагуну, нам нужно в городскую поликлинику.

— В Лагуне есть врач, — пробурчал Марат. Он бросил в рот пару таблеток, запил их теплой крем-содой. — Поехали. Этот придурок сказал, что через семь километров будет какая-то трасса, которую он величал Лентой. По ней надо чуток проехать, и будет другая заправка.

Он завел мотор. «Пежо», чего с ним почти никогда не случалось, чихнул, словно сопротивляясь.

Тамара утомленно вздохнула.

— Почему — лента? — спросила она, когда Марат выруливал с площадки. — В первый раз слышу, чтобы так называли шоссе.

— Они здесь, наверное, все с прибабахом, — отозвался Марат. — У этого гада где-то припасена пара канистр, печенкой чую. Почему не продал — не знаю. Что у меня, денег нет, что ли? Я купить не могу? Я заплатил бы этому козлу столько, сколько бы он сказал.

— Он тебе испугался сказать, — предположила Тамара.

— Ни хрена, — возразил тот. — Он только с виду такой пришибленный, а сам с норовом.

Оба замолчали. «Пежо» летел сквозь душный вечер — но нет, уже сквозь ночь: солнце скрылось за лесом. Пустынное шоссе подкладывало под брюхо машины полоску за полоской. Марат включил фары, и желтизна света сообщила надвигавшемуся однообразному пейзажу лунный оттенок.

— Мышастые туши, — задумчиво сказала Тамара. — Летучие мышцы, — добавила она, взглянув на бицепс Марата.

Тот поморщился: отвяжись. Не полагаясь на гримасу, он включил музыку, от которой казалось, будто неподалеку ворочается великан, распираемый газами.

Шоссе стлалось угодливо и мягко, елки брали на караул, машина мчалась.

— Скоро будем на месте, — с сомнением сказал Марат, обращаясь, скорее, к себе одному. — Если этот деятель мне наврал…

— Пять километров мы уже точно проехали, — заметила Тамара и сняла, наконец, очки. Глаза у нее оказались маленькими и прозрачными, как свежая вода в школьном аквариуме.

Марат не ответил и подался вперед. Послышался шорох: асфальт неожиданно закончился, и шины взвихрили пыль, ворвавшись на грунтовую дорогу. Тамара откинулась на сиденье и смерила Марата долгим немигающим взглядом. Тот ругнулся и притормозил.

— Сейчас оглядимся, — он выгрузился на свежий воздух, обогнул автомобиль и стал пристально всматриваться вдаль, где смыкались деревья, уже почти сливавшиеся с иссиня-черным небом. Мотор мерно рокотал, фары высвечивали размытый пятачок грунта.

Марат присел на корточки и принялся изучать землю.