– Что ты, нет! Ведь ты же не хочешь, чтобы твоя душа была обременена грехом, когда наступит конец света.

– Никогда не беспокоился о своей душе, даже не задумывался, есть она у меня или нет, – с неподдельной искренностью признался Гай.

Сенара резко остановилась и повернулась к нему в темноте.

– Но это ужасно, – абсолютно серьезно возразила она. – Неужели ты хочешь попасть в ад?

– Я не могу поверить в истинность религии, которая осуждает людей за то, что они растят детей, да и порицает сам акт их зачатия! Что касается вашего ада, я считаю, это такая же мифическая выдумка, как Тартар или Гадес. Разумного человека этим не испугаешь. Неужели ты всерьез полагаешь, что все те, кто нарушает установления отца Петроса, непременно отправятся в ад?

Сенара опять остановилась и, подняв голову, посмотрела на Гая. В лунном свете ее лицо казалось белым, словно лилия.

– Конечно, иначе и быть не может, – ответила британка. – А ты, господин, пока не поздно, все же подумай о своей душе.

Если бы Гай услышал подобное заявление не от этой прекрасной девушки, а от кого-то еще, он, наверное, расхохотался бы. Болтовня Юлии на религиозные темы ввергала его в такую тоску, что он едва удерживался от слез. Но сейчас Гай, наоборот, заговорил еще более нежно и ласково:

– Раз уж ты так печешься о моей душе, помоги мне спасти ее.

– Думаю, у отца Петроса это получилось бы гораздо лучше, чем у меня, – неуверенно промолвила Сенара. Они приблизились к дубовой аллее, которая вела в Лесную обитель, и Сенара, нахмурившись, замедлила шаг. – Отсюда я сама найду дорогу; тебе не следует идти дальше. Тебя могут увидеть, и тогда меня уж точно накажут.

Гай придержал ее за плечи и сказал шутливо-просящим тоном:

– Неужели ты бросишь на произвол судьбы мою душу, нуждающуюся во спасении? Мы непременно должны встретиться вновь.

Сенара встревожилась.

– Мне не следует говорить это, – быстро произнесла она. – Каждый день в полдень я приношу еду отцу Петросу. Если тебе случится заглянуть в его хижину… думаю… мы могли бы побеседовать.

– Тогда ты уж точно спасешь мою душу, если это вообще возможно, – ответил Гай. До своей предполагаемой души ему не было никакого дела, но он страстно желал еще раз встретиться с Сенарой.

– Я больше никогда не увижу тебя… – Эйлан отвернулась, устремив свой взор на садовую растительность.

– Ну что за глупости! – воскликнула Кейлин. Слова Эйлан отозвались в ней непонятным страхом, который сменился гневом. – Теперь ты изводишь себя какими-то идиотскими предчувствиями. Ты ведь сама хотела, чтобы я отправилась туда!

Хрупкие плечи Эйлан затряслись мелкой дрожью.

– Это не я, не я. Моими устами говорила Великая Богиня, и я знаю, что мы обязаны исполнить Ее волю. Но теперь, когда расставание так близко, о Кейлин, мне очень тяжело!

– Еще бы не тяжело! – язвительно отозвалась жрица. – Только ведь уезжаю-то я. Покидаю все, что мне дорого. Ты уверена, что так пожелала именно Великая Богиня, а не Арданос нашептал тебе на ухо? Он мечтал разлучить нас с тех самых пор, как я заставила его вернуть тебе сына!

– Думаю, конечно же, он рад этому, – прошептала Эйлан. – Но неужели ты полагаешь, что я исполняю его указание? Значит, все мое служение – ложь?

В голосе Эйлан слышалась мучительная боль. От гнева Кейлин не осталось и следа.

– Родная ты моя маленькая девочка. – Она положила руку ей на плечо, и Эйлан приникла к груди старшей женщины. Она не проронила ни звука, но по щекам ее струились слезы. – Ну что мы ссоримся, словно дети? Ведь нам отведено так мало времени! Могущество богов порой жжет, как палящее солнце, а потом наступает темнота, и свет кажется всего лишь грезой. Так было всегда. Но в тебя я верю, моя любовь.

– Твоя вера и дает мне силы, – тихо промолвила Эйлан.

– Послушай, – сказала Кейлин. – Мы же расстаемся не навсегда. В один прекрасный день, когда ты и я станем дряхлыми старухами, мы будем смеяться над этими страхами.

– Я знаю, мы будем вместе, – медленно проговорила Эйлан, – но в этой жизни или в другой, сказать не могу.

– Госпожа моя, – обратился к ней Хау, стоявший у ворот, – носильщики готовы.

– Тебе пора. – Эйлан выпрямилась, приняв вид, подобающий Верховной Жрице. – Мы обе должны служить Владычице там, куда Она посылает нас. Наши чувства не имеют значения.

– Все будет хорошо. Я вернусь, вот увидишь, – невесело проговорила Кейлин, в последний раз на короткое мгновение прижав к себе Эйлан.

Она быстрыми шагами направилась к калитке, понимая, что расплачется, если обернется, а этого допустить нельзя ни в коем случае, тем более в присутствии молодых жриц и мужчин. И лишь сев в носилки и плотно задвинув занавески, Кейлин дала волю слезам.

Почти всю дорогу до Страны Лета Кейлин не покидали мрачные мысли. Путешествие было утомительным, дождь лил не переставая. Гнетущее настроение усугубляло еще и то, что она сидела на носилках, а такой способ передвижения Кейлин просто ненавидела.

Ее сопровождали жрицы, отобранные для служения в новом святилище. Большинство из них были совсем еще юные девушки, лишь недавно поселившиеся в Лесной обители. Они благоговели перед Кейлин и осмеливались обмениваться с ней только пустыми нейтральными фразами. Можно сказать, она ехала наедине со своим гневом.

Перед самыми сумерками небольшая процессия, миновав узкий извилистый проход между горами, перебралась на лодки, так как Холм со всех сторон был окружен болотистыми речушками. Увенчанный кольцом из каменных глыб, он величественно возвышался на фоне темнеющего неба, и даже на расстоянии Кейлин ощущала его могущество. На склонах низких холмов кучками теснились круглые жилища друидов. Впереди, в лощине, Кейлин разглядела разбросанные тут и там маленькие хижины, похожие на ульи. Очевидно, в них жили христиане, поселившиеся здесь с позволения Арданоса. В воздухе висел аромат, источаемый какими-то пахучими деревьями, – наверное, это были яблони.

У подножия холма их встретили молодые жрецы-дозорные. Они поприветствовали Кейлин со всей возможной доброжелательностью и глубоким почтением, но по их растерянным лицам жрица догадалась, что они не понимают, зачем она приехала. Смущение мужчин забавляло Кейлин, хотя в ней все еще кипели досада и злость, и постепенно она начала воспринимать происходящее как нечто неизбежное, предопределенное самой судьбой. Плохо это или хорошо, но ее направил сюда орден друидов, а даже они не более чем орудие волеизъявления Великой Богини, которая ясно приказала, чтобы Кейлин служила Ей именно здесь.

Было уже совсем темно, когда они добрались до поселения друидов. Жрецы оказали женщинам любезный прием, хотя и не выказали особой радости. Правда, Кейлин и не думала, что ее приезд вызовет бурный восторг. Если ее отправили в изгнание, во всяком случае, это почетное изгнание, и, поскольку изменить что-либо она не в силах, нужно постараться извлечь из своего нового положения все возможные выгоды.

После официальных приветствий Кейлин вернулась к своим спутницам. Девушки в растерянности жались друг к другу возле костра. Один из молодых жрецов подвел их к низкой постройке с соломенной крышей. Мужчины смущенно оправдывались, что, конечно, такой домишко совсем не подходит для жрицы, тем более для жрицы, занимающей столь высокое положение, но ведь им прежде не случалось принимать у себя женщин. Поскольку жрицы прибыли в Страну Лета по приказу архидруида, жрецы поспешили заверить Кейлин, что возведут для нее и девушек подходящее здание, как только она объяснит, что им требуется, и окажут всю необходимую помощь.

Для женщин освободили спальное помещение, которое занимали молодые послушники. Лишь убедившись, что все девушки благополучно устроились, Кейлин стала искать, где бы прилечь ей самой. К этому времени она уже валилась с ног от усталости. К ее удивлению, она довольно быстро заснула в непривычной обстановке, на новом месте, всю ночь спала спокойно и пробудилась рано, когда рассвет еще только занимался. Стараясь не тревожить сон девушек, она оделась и вышла на улицу. Утреннее небо было расцвечено розовыми полосами просыпающейся зари. Прямо перед собой жрица увидела тропинку, убегающую к вершине холма.