«Бедный мой любимый, – думала девушка, – значит, вот каким ты будешь?»

– Неужели ты уйдешь? – еще раз спросил Гай.

– Нет, – прошептала Эйлан.

Гай, сдавленно вздохнув, откинул вуаль с ее лица. Эйлан почувствовала, как он весь внутренне сжался: он впервые видел у нее над переносицей синий месяц.

– Я теперь жрица, – тихо промолвила девушка. Гай вздрогнул. Ему был ясен смысл сказанного. Но он продолжал держать Эйлан в своих объятиях, а она и не попыталась высвободиться.

От одной мысли о том, что, возможно, она никогда больше не увидит его, у Эйлан начинало темнеть в глазах. Кейлин, разумеется, приказала бы ей немедленно уйти. Это, по ее мнению, был бы единственно разумный шаг в данный момент. Но сейчас Эйлан поступит так, как хочется ей самой, и, что бы ни случилось, на этот раз Кейлин не придется отвечать за ее поступок.

На них случайно натолкнулись два погонщика скота и тут же попятились, заметив на Эйлан одеяние жрицы. На лицах их читались изумление и испуг. Гай, нахмурившись, быстро накинул на девушку свой коричневый плащ и опустил ей на лицо вуаль, чтобы не было видно золотистых волос.

– Давай-ка выбираться из толпы, – проворчал он. Они поспешили прочь. Гай по-прежнему держал Эйлан за талию, и это придавало ей уверенности. Ни он, ни она понятия не имели, куда они направляются. Главное, что они наконец-то вместе. Нужно только поскорее выбраться из этой давки.

– Как ты оказался здесь? Я и знать не знала, что ты где-то в наших местах.

– Наверное, я приехал, чтобы увидеть тебя, – ответил Гай. Эйлан приникла к нему, как бы впитывая каждое сказанное им слово. – Судьба привела меня сюда, а может, я должен благодарить за это отца. Он предложил мне поехать в одно место, но я направился в противоположную сторону. Как поживает малышка Валерия?

– Сенара. Так мы называем ее. Она абсолютно здорова и счастлива.

– Рад слышать это, – отозвался Гай, но Эйлан по его голосу поняла, что он уже забыл о Сенаре. – Синрика объявили вне закона, тебе известно об этом? – сообщил римлянин. – Я виделся с ним перед тем, как он уехал. Он сказал, чтобы я оставил тебя в покое… Гай замолчал. Какого же ответа он добивается от нее? – размышляла девушка. Может, ему просто надо слышать ее голос, знать, что она все время думает о нем? Неужели это и так не ясно? Она тянется к нему каждой клеточкой своего тела, ее душа принадлежит только ему.

– Может, он и прав. Отец решил во что бы то ни стало женить меня на одной римлянке, на дочери прокуратора из Лондиния…

– Ты выполнишь его волю? – осторожно поинтересовалась Эйлан. Кровь стучала у нее в висках. Значит, Гай собирается жениться! Зачем он говорит ей об этом? Эйлан понимала, что им никогда не быть вместе, но почему же ей так больно думать о том, что он может принадлежать другой?

Они с трудом, но все же выбрались из ярмарочной толчеи. Еще шаг, и молодые люди скроются от посторонних глаз под сенью лещины. Прошлой ночью юноши и девушки бродили по лесу, собирая цветы и травы, а потом любили друг друга, избрав своим брачным ложем молодую траву. Лес еще хранил вздохи влюбленных. Эйлан душой слышала эхо недавно царившей здесь пламенной страсти, которое перекликалось с суматошной возней раскинувшейся неподалеку ярмарки.

Гай повернулся к своей возлюбленной.

– Ты же знаешь, я женюсь только на тебе!

– Я не могу выйти замуж, – ответила Эйлан. – Моя жизнь отдана богам…

– Значит, я вообще никогда не женюсь, – решительно произнес Гай.

«Женишься…» Его слова отозвались в ней сладостной волной счастья, и в то же время она уже знала, что он станет мужем другой женщины. В сознании промелькнул образ будущей жены Гая. Эйлан понимала, что не имеет права обижаться на нее. Неужели она такая эгоистка и желает, чтобы Гай всю жизнь прожил в одиночестве? Или ей хочется, чтобы он увез ее из Лесной обители? Пусть перевернет весь мир, но освободит ее от обета жрицы? А разве по силам человеку стереть с ее лба вытатуированный месяц?

Эйлан споткнулась о торчавший из земли корень дерева, и Гай тут же подхватил ее. Оглядевшись по сторонам, девушка с удивлением увидела, что они в лесу. Гудение людских голосов почти неслышно доносилось откуда-то издалека, словно они отошли от ярмарки на несколько миль или забрели в страну призраков. Высокие деревья укрывали их пестрой тенью своих крон. Солнце спряталось за облаком, подул прохладный ветерок. Неужели пойдет дождь? Как бы в Ответ на ее немой вопрос, на них упало несколько капель – то ли действительно начинался дождь, то ли с листьев ветром сдуло скопившуюся за день влагу.

– Эйлан… – прошептал Гай, прижимая к себе девушку. – Прошу тебя… Эйлан!

Она повернулась к нему. В его взгляде читались мольба и страстное желание. Казалось, сама жизнь замерла на месте. С того момента, когда под натиском толпы она потеряла из виду Миллин, и до вот этого мгновения все происходившее было каким-то невероятным сном. Но сейчас ее мысли обрели четкую стройность, она с ужасающей ясностью видела свое прошлое, представляла будущее. Возможно, это Судьба свела их вместе, а потом направила сюда, но от того, какое решение примет она сейчас, зависит его и ее будущее, а возможно, и жизнь других людей. Сознание Эйлан стало расширяться, устремляясь во времена прошедшие и грядущие, и вот в ее воображении снова всплыл образ светловолосого воина, который явился ей в видении в час испытаний. На запястьях у него извиваются драконы, взгляд – как у Гая – орлиный.

Девушка чувствовала, как по его телу пробегает дрожь. Неуклюжими пальцами Гай откинул вуаль с лица Эйлан; его шершавая ладонь на мгновение задержалась у нее на щеке, потом, словно повинуясь непреодолимой силе, заскользила по нежным линиям шеи и, нырнув в вырез платья, замерла на груди. Они стояли на покрытом зеленой травой мягком дерне. «Великой Богине не поклоняются в храме, выстроенном человеком…» – эхом донеслось до Эйлан.

Но это невозможно – еще и шести месяцев не миновало с тех пор, как она поклялась, что отдаст свою девственность только Священному Царю. И, как бы отметая охватившие ее сомнения, в сознании заговорил голос: «Священный Царь возродится в человеке двух кровей…» Значит, вот какую судьбу предлагал ей избрать Мерлин. В этом ее предназначение.

Во время их первой встречи она, должно быть, казалась Гаю совсем ребенком, но теперь она была гораздо старше. В памяти снова зазвучали слова Мерлина:

«Приходит время, и жрица Великой Богини теряет свою первозданность, и, лишь познав всепоглощающую силу экстаза, она вновь обретает независимость».

– Нам не дозволено совершить традиционный обряд бракосочетания, – тихо промолвила Эйлан. – Согласен ли ты взять меня в жены по обычаю древних, так, как сочетались браком жрицы с мужчинами царских кровей, с благословения богов?

Гай со стоном заключил в ладонь шелковистую округлость груди Эйлан. Девушка ощутила, как мгновенно напрягся и затвердел сосок под его рукой.

– Клянусь Митрой и Святой Матерью, я буду любить тебя до самой смерти, и даже вечность не сможет разлучить нас, – прошептал Гай. – Эйлан, о, Эйлан!

Прикосновения Мерлина с головы до пят омывали все ее тело жгучим жаром, но сейчас ей казалось, что бушующее пламя вырывается из самой земли, и все ее мысли и опасения без следа сгорали в этом огне.

Девушка провела рукой по лицу Гая. Он потянулся к ней. Дрожащие пальцы неловко перебирали пряди ее волос; покрывало незаметно слетело с головы на землю. Он прижался к ней губами, жадно, требовательно, словно спешил утолить мучительную жажду. Изумленная его неожиданным порывом, Эйлан замерла в объятиях римлянина и, тут же почувствовав, как поднимается в ней ответное желание, приоткрыла рот, с радостью поддаваясь его страсти.

Они приникли друг к другу в долгом поцелуе. Руки Эйлан сами обхватили шею Гая; шпильки выпали из волос на траву, и аккуратно уложенные пряди рассыпались по плечам. Гай, прерывисто дыша, прижал девушку к себе. Его тело пульсировало силой, откровенным желанием. Он держал Эйлан за плечи, потом руки его заскользили вниз; объятия становились все крепче.