— Керамики в Пернике.

— А эта ваша преподавательница, наверно, не так уж молода?

— Нет, конечно… Ей уже за тридцать.

— Как вы жестоко судите о возрасте, — улыбнулся Димов. — Благодарю за сведения, может быть, они окажутся важными… До свидания, — он поднял указательный палец к воображаемому козырьку.

«Глупо все вышло!» — удрученно думал Димов, спускаясь по бетонной лестнице. Но последний взгляд девушки был благосклонным, несмотря на ее понятия о возрасте.

Во дворе ждал Паргов. Димов заметил, как в его глазах блеснула чуть заметная ирония. Или, может, ему так только показалось?..

Они сели в машину, где был Пырван. Сонный шофер так резко включил газ, что всех отшвырнуло назад.

— Пырван, что ты скажешь об этой девушке? — спросил немного погодя Димов.

— Богиня! — охотно ответил юноша. — Статуя!..

— Как ее зовут?

— Янка… Янка — красивое имя… Товарищ Димов, а вам везет, она напоследок ласково на вас посмотрела. Небось заинтересовалась. На вашем месте я бы прыгал словно котенок.

— В том-то и дело, что котята прыгают очень смешно, — пробормотал Димов.

— Давно уж твое время, парень, наступило! — внезапно развеселившись, подхватил Паргов.

Ремонтная мастерская находилась в километре от села. На Димова сразу произвел впечатление образцовый порядок во дворе. Все машины стояли под навесом, возле них суетились мастера в опрятных спецовках. Контора размещалась в маленькой постройке возле ворот, почти у забора. К заведующему мастерской вошли только Димов и Паргов. Узнать его было нетрудно — настолько брат и сестра походили друг на друга. Кынев был высоким красивым мужчиной, с темными глазами и широкими скулами, как у сестры. Он любезно предложил вошедшим стулья, но Димов предпочел устроиться за свободным письменным столом, стоящим точно напротив письменного стола заведующего, и спокойно достал блокнот — в этом был смысл всего маневра.

Даже не было необходимости говорить Кыневу, кто пришел и зачем — он, как и все село, уже знал об убийстве.

— Да, конечно, мы очень хорошо знакомы с Нестеровым, — начал Кынев. — Двадцать лет нас, как говорится, водой не разольешь.

— Несторов утверждает, что вчерашний вечер вы провели вместе, — сказал Димов.

— Да, играли в карты…

— С какого часа и до какого?

— С семи, думаю… до половины одиннадцатого.

— Почему кончили играть?

— Поссорились.

— Это я и хочу знать. По чьей вине поссорились?

Заведующий ремонтной мастерской посмотрел на Димова с удивлением.

— Я думаю, по его, — сказал он. — Вы играете в белот?

— Конечно, — кивнул Димов.

— Мы не открываем карты. Ладно. Но я ошибся и открыл валета. В таком случае — если кто-то возражает — кладем открытую карту в колоду. Ладно. Но он хотел непременно получить валета… Потому и поссорились.

— А Янко считает, что именно вы прекратили игру. Он в конце концов согласился положить четвертого валета в колоду.

Кынев задумался, лоб его слегка наморщился.

— Могло быть и так. Мы много выпили, может, и я придрался. А разве это так уж важно? — спросил он.

— Для меня важно, — холодно сказал Димов.

Кынев быстро взглянул на него.

— Вот оно что, теперь понимаю, — произнес он слегка изменившимся голосом. — Вы хотите знать, не расстроил ли я игру нарочно? Должен вам сказать, что нет. Ссора вспыхнула, как это часто бывает, совсем неожиданно. Кроме того, он меня обидел. Сказал, будто я знал, что это валет, и нарочно его открыл. О валете я действительно знал, но и речи быть не могло, чтобы я сделал это нарочно. И вообще нельзя обвинять, если не уверен.

— Он был пьян?

— Да нет, пьян он не был. Пьет он здорово, и литр ему только так, для разогрева.

— А дальше что?

— Ничего. Игра расстроилась. Да тут еще жена ему помогла, пришла нас ругать.

Янко послал ее подальше, но настроение у нас пропало.

— Вы домой ушли?

— Конечно, домой, — усмехнулся Кынев. — Здесь нет баров, где можно добрать ночью. Сначала нам было по пути, и мы шли с Манаско, потом он пошел к себе, а я к себе.

— Кто-нибудь видел, как вы шли?

Молодой человек нахмурился.

— Вы что, требуете алиби и от меня? — спросил он сухо.

— Здесь только я имею право задавать вопросы! — бросил Димов. — Думаю, что вопросы я задаю вам достаточно вежливо.

— Да, но на каком основании?

— Другие уже спали, а вы в это время находились на улице.

— Я думаю, что именно в этом и состоит мое алиби, — сказал Кынев. — Если кто задумал убийство, первая его забота — пройти незамеченным.

— Не стоит спорить. Вы будете отвечать на вопрос?

— Никто не видел, как я шел, — недовольно ответил Кынев. — Коли человек задержится, он, по крайней мере, стремится не беспокоить других. Я разделся в темноте и лег. Жена сердится, когда я ее бужу ночью…

— Вы слышали выстрелы?

— Нет, не слышал… Наш дом далеко от дома Кынева.

— Достаточно об этом, — кивнул Димов. — Помните ли вы день, когда убили Евтима Дыбева?

— Да, помню. Я в тот день был в Пернике.

— Ехали в рабочем поезде?

— Да, верно…

— А почему не сошли на своей станции?

Что-то похожее на досаду промелькнуло на лице заведующего.

— Я ездил в Перник, чтобы купить реостат, — сказал он. — Наш сломался, а мы без него как без рук. Поехал на базу, но и там они кончились. Мне сказали, что в Орешецкой мастерской несколько дней назад купили два. Я поехал к ним и упросил, чтобы отдали один, пока не привезут из Софии. Мы товарищи, как же не помочь.

— В какое время вы прибыли в Орешец?

— Было темно, расписания не помню. Сразу пошел к товарищу, который ночует в мастерской. Он не только дал мне прибор, но и отвез на мотоцикле в Гулеш…

— Достаточно. У вас есть светлая фуфайка?

На этот вопрос Кынев ответил не сразу.

— Нет. У меня две синих. Видите ли, белые свитера не для моей работы.

Димов что-то записал в блокноте и снова поднял голову.

— Какой номер ботинок носите?

— Сорок второй.

— Не могли бы показать?

Не вставая с места, Кынев вытянул ноги под столом. Ботинки были немного запачканы, но подошвы оказались резиновыми, рифлеными.

— У меня нет больше вопросов, — повернулся Димов к своему помощнику. — А у тебя?

— И так надоели человеку, — начал Паргов неохотно, — но надо довести дело до конца. Послушай, Славчо, какими были отношения между Янко и бай Киро? Они дружили?

— Ни о какой дружбе и речи быть не может — что у них общего? Бай Киро ни в закусочную не заходил, ни в кафе. «Здрасьте». — «Здрасьте!» — вот и все.

— А видел ты когда-нибудь на Янко светлую фуфайку?

— Не помню! — неуверенно произнес Кынев. — Разве мужчину могут интересовать такие вещи? Я даже не помню, есть ли у него белая рубашка, а не то что фуфайка…

— Да, конечно… Ну, все… — повернулся Паргов к своему шефу.

Димов встал. Паргов вслед за ним.

— Думаю, что вы напрасно обиделись, — сказал Димов. — Мы только выполняем свой долг.

Спустя немного «газик» помчал их к селу. Все молчали.

— Ну? — наконец спросил Димов.

— Ничего! — пробормотал Паргов. — Выходит, переборщили со Славчо, он честный парень. И активист к тому же, нельзя же так, без разбора.

— Да, но у него нет алиби. А это кое-что значит.

Вернувшись в село, решили оставить там на дежурство Пырвана. Дали ему задание, а в помощники назначили Наско и несколько наиболее опытных членов отряда. Потом сели в «газик» и ни с чем потащились в город. Паргов, казалось, переживал это более болезненно, чем другие, и хмуро молчал. Что они доложат теперь вышестоящим инстанциям?

«Убиты двое, но неизвестно, кто совершил это грязное дело. Нет ни дороги, ни тропинки, даже не знаем, куда путь держим! Как слепые бредем. На что же мы годимся, если не можем разобраться?»

Так думал Паргов, но его начальник был далек от этих мыслей. Надежда не покидала его. Ему хотелось побыть одному, все обдумать.