Прежде всего оппозиция должна понять: национализм, как и прозападная ориентация, способны консолидировать политическую активную часть общества в борьбе против режима, но в то же время они служат дискредитации протестного движения. Выступающие под этими лозунгами начинают рано или поздно действовать вопреки своим собственным интересам. Всякая социальная повестка забалтывается, протест «сливается» в пользу новой «патриотической» элиты, «идейные революционеры» становятся полицейскими и карателями, нация раскалывается по этническому признаку. Всё это произошло на Украине в результате победы национал-демократического Майдана.
В связи со всем этим интересен такой вопрос: если бы на волне выступлений 2011–2012 годов в России победил союз прозападных либералов и русских «национал-демократов»? Подобная победа на Украине породила раскол нации и войну с восточным соседом. Не трудно себе представить, что в России победа националистов, как бы ни подчёркивали они свой демократизм, вызвала бы взрыв этнических национализмов внутри страны, гражданскую войну и интервенцию под предлогом «принуждения к миру».
Болотная — это неудавшийся Майдан. Майдан — это удавшаяся Болотная.
Я вовсе не хочу сказать, что протесты рубежа 2011–2012 годов в России были не нужны. Я хочу лишь напомнить о слабости их позитивной программы. Оппозиция должна иметь в виду, что она является подлинной оппозицией не тогда, когда только кипит моральным негодованием «против жуликов и воров». Она становится таковой, когда знает, что предложить взамен их власти, когда предлагаемая ею альтернатива основана не на желании, а именно на знании реальных общественных тенденций, таящих в себе возможность этой альтернативы.
Идти на баррикады имеет смысл только с расчётом на победу. А это значит — с полным осознанием того, что конкретно ты будешь делать после того, как победишь. После победной эйфории наступят будни с их бытовыми проблемами, и ты должен ясно знать, как ты будешь их решать. Если не так, как свергнутая власть, то как? В ответе на этот вопрос должна проявиться ответственность оппозиции. Она только тогда и является подлинной оппозицией, что берёт на себя большую ответственность, нежели власть.
Киевский Майдан инфантильно ушёл от этого вопроса, поддавшись эйфории и наивно доверившись старой Раде. Позитивная программа зимних и весенних протестов в России рубежа 2011–2012 годов отличалась не меньшей смутностью и эклектикой. Хотя при этом в том и другом случае сами по себе протесты были не безосновательны и морально оправданы.
Реакция на эпопею Майдана и Анти-Майдана со стороны российской оппозиции стала открытым ящиком Пандоры левацких и либеральных штампов. Часто они сводятся к следующему суждению: в Киеве произошла «буржуазно-демократическая революция» против «деспотической власти», которая совпала со «становлением нации» и которой противостоит «империализм Путина».
Но, позвольте, возражу я им, режим Януковича, каким бы коррумпированным он ни являлся, был признан легитимным всем мировым сообществом, ибо вполне укладывался в каноны рыночной экономики и формальной демократии, равно как соответствует им и путинский режим, кстати. О какой «буржуазно-демократической революции» тут можно говорить? Какие революционные изменения в украинском обществе произошли или хотя бы наметились после свержения Януковича? И разве «становление нации» происходит не в форме её консолидации, а в форме её глубокого раскола — который и произошёл на Украине?
Что касается «империализма Путина», то он действительно имел бы место, если бы российский президент последовал американским внешнеполитическим стандартам и уже после первой пролитой крови «русскоязычных» в Крыму или на Юго-Востоке отдал приказ ввести танки в «захваченные фашистами» Киев и Львов. При этом опять же, по американским стандартам, он мог бы обойтись и без обнаружения в них фашистов.
Леваки, говорящие об «империализме» Путина часто добавляют к этому слова Ленина о том, что революционеры должны желать поражения своему правительству. Но Ленину-то было что противопоставить своему и чужому империализму — революционный пролетариат Российской империи, способный превратить империалистическую войну в гражданскую! Однако у современных левых под рукой такового нет, и вопрос — будет ли он.
Следя за дискуссиями в Интернете, забавно видеть, как оппозиционно-либеральная и отчасти даже левая общественность, дежурно всегда осуждавшая большевиков за «переворот», приветствует Майдан, прогнавший «Яныка», чтобы потом, не переводя дыхание, описывать возникшую ситуацию в категориях формальной демократии. Запутавшись в собственных штампах, она просто игнорирует проблему соотношения позитивного и естественного права. Защищая демократию, наши прозападные демократы оказались неспособными отличить её от не-демократии. Оказалось, что проблема нашей демократии не столько в том, что она управляема, а, скорее, в том, что она не нужна даже многим из тех, кто её защищает.
Украинский кризис способствовал обострению особой интеллектуальной болезни нашей оппозиции (как левой, так и правой), которую можно обозначить как «Анти-Путин головного мозга». Она выражается в суждениях: все беды в России лично от Путина, и даже когда потребности путинского режима совпадают с общественными потребностями, это рассматривается только как повод объявить последние ложными или результатом «телезомбирования» масс. Здесь мы имеем дело с перевёрнутым вариантом известной формулы: «пункт 1: начальник всегда не прав»; 2. если он прав, то смотри пункт 1».
Однако сложность в том, что «начальник» может-таки оказаться прав, даже не желая этого. Преследуя свои интересы, он вынужден защищать интересы и гражданского общества (в случае с Путиным — объективно поддерживать анти-натовские, анти-неолиберальные и антиэсэсовские настроения на Украине или поощрять внутренний спрос в России). При этом он ничуть не становится от этого лучше сам по себе. Так капитан, ненавидящий свою команду (или равнодушный к ней), вынужден спасать её вместе с кораблём, на котором находится сам — что никак не характеризует его личность с хорошей стороны.
Путин может ставить перед собой любые, самые реакционные задачи (или наоборот, прогрессивные), но решаться они будут лишь постольку, поскольку это совпадёт с реальными общественными потребностями. Из этого как минимум вытекает, что то, против чего следует бороться оппозиции, отнюдь не заключается в человеке по фамилии Путин, а представляет собой нечто большее: особую общественную систему, о которой наша лево-радикальная оппозиция знает мало, а либеральная — ещё меньше.
Правда, в оправдание российской оппозиции нужно сказать, что она действительно оказалась в нелёгком интеллектуальном положении, встретившись с совершенно неожиданным фактом. Для неё экономическая и политическая несостоятельность путинского режима была уже вопросом решённым, когда, по видимости, внезапно, население целых регионов соседней страны, причём регионов культурно и промышленно развитых, ринулось в объятия ненавидимого им Путина. Для прозападного оппозиционного сознания (не только либерального, но и левого) дело усугубилось тем, что это бегство в Россию стало реакцией граждан на перспективу оказаться в зоне влияния ЕС. И вот это совсем непонятно: как могут люди, находясь в здравом уме, отказаться от благ цивилизации? Ведь все уже вроде привыкли, что приличные люди бегут из России, а в неё едут только заведомые неудачники — таджики, приднестровцы, молдаване, кавказцы и так далее.
Напомним читателю, что нечто подобное произошло ещё раньше, зимой 2012 года, в виде массовых «путингов» на Урале. Они возникли в самый разгар оппозиционных протестов и так же повергли оппозицию в недоумение своей массовостью.
Дело стало, кажется, совсем не поддающимся объяснению (особенно для левых), когда правительство Путина во время украинских событий выступило в непривычной для себя роли защитника советских символов и ценностей. Официальный антисоветизм и антикоммунизм поутих. По российским телеканалам прошло документальное кино, прославляющее цветущую Советскую Украину. На украинских пророссийских пабликах в социальных сетях причудливо переплелись советская и державно-российская символика. Активизировалось охранительное неосоветистское движение Кургиняна.
