Хитрость. Если вы к благоразумию прибавите пользование несправедливыми или бесчестными средствами, каковые обычно внушаются людям страхом или нуждой, то вы имеете ту извращенную мудрость, которая называется хитростью и является признаком малодушия, ибо величие души сказывается в презрении к несправедливым или бесчестным средствам. А то, что римляне называют versutia (что переводится «увертка»), означает избавление от наличной опасности или неудобства средствами, вовлекающими в еще большую опасность или еще большее неудобство, как если, например, человек грабит одного, чтобы заплатить долг другому,– это лишь известный вид хитрости, именно более близорукая хитрость, называемая versutia от слова versura, означающего взятие денег под проценты, с тем чтобы заплатить другому следуемые ему проценты.
Благоприобретенный ум. Что же касается благоприобретенного ума (wit) – я разумею благоприобретенного путем метода и обучения, то таковым является лишь разум (reason), имеющий своей основой правильное употребление речи и создающий науку. Однако о разуме и науке я уже говорил в V и VI главах.
Причины этих различий ума кроются в страстях, а различие страстей обусловливается отчасти различным строением тела, а отчасти различным воспитанием. В самом деле, если это различие проистекало бы от строения мозга и других органов ощущения, будь то внешних или внутренних, то люди различались бы в отношении их зрения, слуха и других ощущений не меньше, чем в отношении их фантазии и рассудительности. Источником указанного различия являются поэтому страсти, которые различаются в зависимости не только от телосложения людей, но также от их привычек и воспитания.
Страстями, более всего обусловливающими различия ума, являются главным образом желания власти, богатства, знания или почестей. Все эти страсти могут быть сведены к первой, т. е. к желанию власти, ибо богатство, знание и почести суть различные виды власти.
Легкомыслие. Сумасшествие. Вот почему если человек не имеет большой страсти к какой-нибудь из указанных вещей, а является, как говорят, безразличным, то хотя он был, может быть, настолько добрым человеком, чтобы не быть способным обидеть кого бы то ни было, однако он не может обладать ни большой фантазией, ни большой способностью суждения. Ибо мысли играют по отношению к желаниям роль разведчиков и лазутчиков, ищущих путей к желаемым вещам, и всякое твердое направление движений ума и их живость проистекают из желаний. Ибо, подобно тому как отсутствие всяких желаний означает смерть, точно так же слабость страстей означает тупость, а иметь страсти, безразличные ко всякой вещи, есть легкомыслие и рассеянность. Питать же по отношению к какой-либо вещи более сильную и более пылкую страсть, чем та, которая обычно наблюдается у других людей, есть то, что люди называют сумасшествием.
Этого сумасшествия бывает столько же видов, сколько и страстей. Иногда необычайная и экстравагантная страсть имеет своим источником плохое строение органов тела или причиненное им повреждение, иногда же повреждение и расстройство органов проистекают от пылкости или продолжительности страсти. Но в обоих случаях сумасшествие имеет одну и ту же природу.
Страстью, которая при известной силе и продолжительности переходит в сумасшествие, является или большое тщеславие, которое обычно называется надменностью или высокомерием, или большая душевная угнетенность.
Ярость. Высокомерие делает человека склонным к гневу, крайностью чего является сумасшествие, называемое яростью или неистовством. И бывает, что чрезмерное желание мести, когда оно становится обычным, приводит в расстройство органы и переходит в неистовство. Чрезмерная любовь, соединенная с ревностью, переходит также в неистовство. Слишком высокое мнение человека о самом себе, о своем божественном вдохновении, о своей мудрости, учености, красоте и т. п. становится сумасшествием и взбалмошностью, а когда сочетается с завистью, то становится бешенством. Преувеличенное мнение об истинности какой-нибудь вещи, оспариваемой другими, есть бешенство.
Меланхолия. Душевная угнетенность делает человека склонным к беспричинному страху, что является сумасшествием, обычно называемым меланхолией. Последняя проявляется в различных формах, как, например, в частом посещении уединенных мест и могил, странном поведении и в боязни то одной, то другой вещи. Одним словом, все страсти, которые обусловливают странное и необычное поведение, называются общим именем – сумасшествием. А что касается разных видов сумасшествия, то всякий, кто даст себе труд, может насчитать их легион. И если чрезмерность есть сумасшествие, то нет сомнения, что и сами страсти, когда они направлены к злу, суть различные степени сумасшествия.
(К примеру.) Хотя действие сумасшествия у тех, кто уверен в своей вдохновенности свыше, не всегда сказывается у каждого из них в отдельности в каком-либо чрезвычайном поступке, проистекающем из этой страсти, однако, когда многие из них сговариваются, неистовство всей толпы сказывается вполне явно. Ибо в чем может больше сказаться сумасшествие, как не в том, чтобы кричать на наших друзей, бить их и бросать в них камнями? Однако это самое меньшее из того, что такая толпа будет делать. Ибо она будет кричать, драться и убивать тех, кто всю предыдущую жизнь оказывал ей покровительство и охранял ее от зла. А если это – сумасшествие толпы, то это точно так же и сумасшествие каждого ее участника. Ибо, подобно тому как человек, находящийся в открытом море, не воспринимая шума ближайшей к нему частицы воды, тем не менее уверен, что эта частица не меньше содействует шуму моря, чем всякая равная ей по количеству, точно так же мы, не замечая большего волнения в одном человеке или в двух, можем быть, однако, твердо уверены, что их отдельные страсти являются частью мятежного шума волнующейся нации. И если бы ничто другое не обнаруживало их сумасшествия, сам факт приписывания себе подобных влияний явился бы достаточным аргументом. Если в Бедламе какой-нибудь человек занимал бы вас рассудительным разговором и вы при прощании пожелали бы узнать, кто он такой, дабы вы могли в другой раз отплатить ему за его любезность, и он сказал бы вам, что он Бог-отец, то вам, я полагаю, не было бы надобности ждать каких-нибудь чрезвычайных поступков с его стороны, чтобы иметь доказательство его сумасшествия.
Это мнение о своей вдохновенности, называемое обычно особым внушением, очень часто возникает после какого-либо счастливого открытия ошибки в том, что общепризнано. Не зная или не припоминая, каким именно путем они дошли до этой частной истины (как они полагают, ибо очень часто наталкиваются на ложь), люди поклоняются самим себе, считая, что пользуются особой милостью всемогущего Бога, который открыл им эту истину сверхъестественным путем – путем внушения.
Что сумасшествие есть лишь резко выявившаяся страсть, можно опять-таки заключить из наблюдения над действием вина, которое одинаково с действием плохого состояния органов. В самом деле, поведение людей, много выпивших, похоже на поведение сумасшедших. Некоторые из них неистовствуют, другие объясняются в любви, третьи смеются, и все это сумасбродно, однако сообразно с доминирующими у них страстями, так как действие вина лишь устраняет притворство и лишает людей возможности видеть уродство их страстей. Ибо (как я полагаю) самые трезвые люди, когда они гуляют одни, ни о чем серьезно не думая, были бы очень недовольны, если бы суетность и уродство их мыслей выявились публично, и это является признанием того, что страсти, которыми не управляют, большей частью суть простое сумасшествие.
В отношении причины сумасшествия как в древние, так и в более поздние века существовало два мнения. Одни считали, что причины – их страсти, другие
– демоны или духи, добрые или злые, которые, как полагали, могли войти в человека, овладеть им и двигать его члены таким странным и неуклюжим образом, как это обычно делают сумасшедшие. Поэтому представители первого мнения называли таких людей сумасшедшими, представители же второго – бешеными (т. е. одержимыми бесом), иногда беснующимися (т. е. движимыми бесами), а ныне в Италии они называются не только pazzi – сумасшедшими, но также spiritati – одержимыми духами.
