Похолодало, температура опустилась ниже нуля, но нам было жарко, точно в тропиках. Мы набрали скорость и снова исчезли в темноте, поскольку хорошо знали: нам всего лишь повезло, а больше надеяться на это в схватке с дюжиной боевых кораблей нельзя.
Какое-то время прожектора шарили над морем, разыскивая нас, но мы ускользнули из пределов досягаемости и использовали теперь этот свет, чтобы лучше ориентироваться и выбирать оптимальную дорогу. Один корабль вышел из строя и слепо двинулся на нас. Он очевидно не замечал, что мы находимся прямо по его курсу. Для нас это была великолепная возможность. Я слышал, как был отдан приказ немедленно готовить торпеды. Послышался тихий звук, похожий на удар колокола; торпеды вылетели из клюзов и беззвучно устремились к своей добыче, в то время как вражеский корабль оставался в полном неведении.
Я увидел прямое попадание – мы торпедировали корабль ниже ватерлинии. Он получил пять пробоин и начал тонуть еще до того, как на борту поняли, что произошло. До меня донеслись смятенные вопли с палубы; прожектора лихорадочно шарили вокруг, но корабль уже опрокинулся, и луч света медленно обращался к небу, как палец руки, воздетой в немой мольбе. Он пошел ко дну, не произведя ни одного выстрела. Еще мгновение я видел мерцание под водой его электрифицированных надстроек, затем огни погасли и нас вновь обступила чернота.
У нас не было времени вылавливать из воды живых (а ашанти не имели ничего против милосердия по отношению к побежденным противникам). Нас вновь обнаружили, и два корабля помчались к нам со скоростью, которая на суше показалась бы невероятной, а на море выглядела совершенно невозможной. Мы могли развить скорость едва ли вполовину меньше, но нам вновь удалось скрыться в спасительной темноте.
У меня сложилось впечатление, что мы довольно далеко отошли от эпицентра сражения. Небо и море, объятые пламенем, выглядели единым океаном огня. Зарево заливало все вокруг, и то и дело мы видели обломки. Все море было полно этих печальных останков – не только кораблей, но и сбитых воздушных судов. И среди груд разбитого, разметанного металла, среди разноцветных разливов нефти и деревянных частей то и дело мелькали очертания подводных лодок, точно гигантских китов-убийц, которые вышли на охоту в поисках добычи.
Раз я наблюдал битву двух подводных разрушителей на глубине. Я увидел, как что-то вспыхнуло в глубине, затем вода вырвалась на поверхность. Точно гигантский гейзер, она выбросила высоко в воздух обломки металла и человеческие тела, и тогда я понял, что случилось с одним из кораблей.
Затем я вновь обратил все свое внимание на те два боевых корабля, чьи лучи обнаружили нас. Неожиданно свет залил нашу палубу, и почти в то же мгновение начался обстрел из вражеских пушек. На этот раз нам повезло куда меньше. Одна граната попала в середину борта, и воздушная волна, поднятая взрывом, швырнула меня на палубу. Мимо промчалась аварийная команда, разворачивая на ходу длинный шланг; огонь потушили буквально за секунду. Я поднялся на ноги и забрался по трапу на мостик, где капитан смотрел в бинокль ночного видения и громким голосом отдавал приказы в мегафон, который делал еще более отрывистой его и без того грубоватую манеру говорить (это был диалект Берега Слоновой Кости, мне незнакомый). «Дингисвайо» вновь развернулся и попытался уйти, при этом все наши бортовые орудия выстрелили одновременно, и корабль, повредивший нас, был задет, по меньшей мере, в двух местах. Мы увидели, как он тяжело завалился на бок, часть корпуса осветилась алым и взметнулись искры. Мы, должно быть, угодили в жизненно важный центр, потому что мгновением позже прогремел чудовищный взрыв, который отбросил меня назад и ударил спиной о стену, так что на миг я утратил зрение и слух. От места взрыва пополз маслянистый черный дым, и какое-то время мы ничего не видели. «Дингисвайо» закачало, как будто его подхватил внезапный ураган, затем он запылал. От нашего противника почти ничего не осталось, только топ-мачта торчала над поверхностью воды еще секунду, а затем исчезла и она.
Второй корабль-близнец теперь открыл интенсивный огонь; и снова мы получили повреждение, хотя и опять несильное. Мы отвечали на огонь так долго, пока противник не счел за лучшее прекратить поединок, не развернулся и на полной скорости не исчез в темноте.
Столь осторожное поведение противника значительно сказалось на нашем боевом духе; на палубе поднялся оглушительный крик восторга, в то время как наше носовое орудие дало последний, уже презрительный выстрел в «спину» убегающему кораблю.
Мне бросилось в глаза (и позднее это показалось мне поразительным), что австрало-японский военный флот при всем своем превосходстве в скорости и мощности орудий сражался не слишком успешно. У них не было опыта в ведении морской войны. Ашанти же, напротив, несколько лет находились в состоянии войны и привыкли к тому, что почти ежедневно им приходится играть с собственной жизнью. Перед лицом ужасных последствий битвы наш враг начал терять самообладание. И то же самое происходило и под водой.
Когда забрезжил рассвет, сражение все еще продолжалось. На много миль во всех направлениях боевые суда обстреливали друг друга, пробираясь сквозь настоящее Саргассово море из обломков кораблей (кое-где вообще уже не оставалось открытой воды), в воздухе гремели орудия, свистели снаряды; кричали и стонали раненые, тонущие, цепляющиеся за обломки люди – эти звуки слышны были куда хуже, однако для моего уха они звучали куда страшнее. То и дело огонь вспыхивал на водной поверхности и жирный дым поднимался в холодное серое небо. Одеяло облаков висело теперь так низко, что лишь изредка можно было видеть маневрирующие наверху воздушные суда, хотя мы постоянно слышали громовые выстрелы и видели непрерывные вспышки огня, разрывающие облака. Дважды я видел, как падает пылающий корабль.
Вскоре мы вновь сошлись в битве с кораблем; он носил имя «Иво Хима» и, судя по его виду, уже побывал в переделках. Носовая часть выше ватерлинии была снесена выстрелом, и в его тросах нависла огромная куча разнообразного мусора, занесенного туда волной, либо заброшенного взрывом. Мостик был серьезно поврежден, однако «Иво Хима» еще держался молодцом и обладал, как тут же доказал, довольно значительной огневой силой. Он считал себя уже погибшим и потому был преисполнен решимости взять с собой на дно и «Дингисвайо». К такому выводу я пришел, поскольку японец не выказывал ни малейшей заботы о собственной безопасности и рулил прямиком на нас, с откровенным намерением разнести в клочья тараном, если выстрелы из орудий не потопят нас раньше.
Повсюду сотни судов различных размеров были вовлечены в подобные же поединки, но я нигде не мог обнаружить ни огромного таинственного судна Гуда, которое мы так яростно защищали, ни кораблей, которые его тащили на буксире, и у меня возникло ощущение, что монстр просто погиб.
«Иво Хима» не собирался отклоняться от своего курса. Мы сделали все возможное, чтобы увернуться. Мы расстреляли все свои боеприпасы, какие еще оставались, из носового орудия и впервые ввели в бой все пулеметы, расположенные за бортовыми укрытиями.
При этом маневре мы прошли так близко от противника, что едва не коснулись его, и ни мы, ни японец не решились применить свои пушки или торпеды на таком малом расстоянии. Я хорошо разглядел японских моряков: их нарядные, немного непрактичные мундиры были разорванными и грязными, лица в крови, копоти и поту. Они мрачно смотрели на нас, проплывая мимо и норовя развернуться в надежде протаранить наш борт. Но мы тоже повернули, и несколькими минутами спустя все миновало. По приказу нашего капитана мы выпустили несколько торпед в то мгновение, когда стояли бортом к «Иво Химе», и одновременно запустили во врага остатками снарядов; при этом все орудия дали одновременный залп. Японец был достаточно быстр, чтобы уйти от большинства наших выстрелов, однако та же скорость теперь ему повредила, поскольку ответные выстрелы до нас уже не долетели и только один попал в носовую часть по левому борту. Нам удалось вывести из боеспособного состояния большинство его орудий. Но он вновь развернулся, хотя и куда медленнее, чем прежде, поскольку наши торпеды успели повредить лопасти винтов. Между тем море вокруг нас взволновалось, так что нам намного труднее стало целиться и вообще видеть врага. Куда бы я ни бросил взор, повсюду вздымались горы волн, несущие всевозможные обломки битвы – металл, древесина, трупы выныривали и вновь проваливались, точно исполняли чудовищный танец. Затем на мгновение море затихло и мы снова увидели перед собой «Иво Химу». Мы дали поспешный выстрел, и японец вновь исчез.
