Ее шаги услышал Алессио, сидевший напротив Симоне в кожаном кресле с подлокотниками из красного дерева. В руке же, как и его брат, держал бокал с бренди.

Глаза Симоне были закрыты.  Зато глаза Алессио были открыты, и он с беспокойством смотрел на брата, погрузившегося в свой мир Как только Эрин отворила дверь и осторожно вошла в комнату, Алессио повернулся к ней. На его лице отразилась целая гамма самых разнообразных эмоций.

Алессио тут же вскочил на ноги и хотел было что-то сказать, но Эрин остановила его, приложив палец к губам. Но это не помогло. Услышав, что его брат поднялся с места, Симоне медленно открыл глаза и вопросительно посмотрел на Алессио. И тут заметил ее, стоявшую посередине гостиной в шелковом розовом халатике. Симоне нахмурился. И тотчас же щеки его покрылись красными пятнами. В его глазах был немой вопрос. Наконец, поставив свой бокал на низенький столик подле стула, Симоне медленно поднялся.

– Почему ты не в постели в столь поздний час? – проговорил он насмешливо -Ждешь избавления от моей персоны

– Нет, mon cher - Затем, повернувшись к Алессио, сказала: – Алессио, вы не могли бы ненадолго оставить нас? Мне необходимо поговорить с вашим братом.

– Да, разумеется, – поспешно кивнул он.

 Алессио вышел из кабинета и тихо прикрыл за собой дверь.

Симоне перевел настороженный взгляд на жену. Затем, не говоря ни слова, сунул руки в карманы и стал покачиваться с каблуков на носки. Воцарилась гнетущая тишина, но он, похоже, не выказывал ни малейшего желания беседовать с ней. Эрин поняла: если она хочет, чтобы их отношения наладились, ей необходимо первой сделать шаг к примирению. Теперь-то молодая женщина знала: любовь не терпит гордости. И сейчас, глядя на него, который стоял перед ней с видом нашкодившего мальчишки, ожидающего наказания, Эрин осознала, что любит этого человека больше всего на свете.

– Ты не мог бы сесть? – сказала она наконец. – Нам надо поговорить.

Он покорно исполнил ее требование, и Эрин присоединившись к нему на софе, положила голову ему на плечо, отчего все тело его задрожало.

-Я страдаю, Симоне -призналась Эрин, посмотрев в черные глаза, затуманенные душевными муками.

– Говори то, что хочешь сказать, – пробормотал он, глядя на нее устало. – Я понимаю, что заслуживаю осуждения. Все произошло только из-за меня – с самого начала. Но знай: нет таких слов, какие ты хотела бы сказать мне и которых я бы сам не говорил себе. Я осудил себя собственным судом.

– Симоне! – с укоризной воскликнула Эрин – В случившемся я виновата не меньше, чем ты. – Ты действительно считаешь, что соблазнил меня тогда в больнице а, дорогой? Но если это пришло тебе в голову, мой любимый, то знай: еще ни одна женщина так страстно не была довольна своим соблазнением! Воспоминания о нашей первой ночи я всю жизнь буду хранить в сердце.Несмотря на то, что ты оскорбил меня, мне было так хорошо с тобой, моя любовь!

– Но ты же называла меня стариком, – напомнил Симоне.

Эрин в отчаянии всплеснула руками.

– Я же говорила это тебе! Мне не хотелось, чтобы ты догадался о моих чувствах, чтобы потом воспользоваться и сделать больнее. Запомни, Симоне даже если бы ты был старше меня в пятьдесят раз, то я все равно любила тебя. Потому что счастье мне можешь подарить лишь ты, любимый.

– Ты… – нерешительно проговорил Симоне, – ты действительно говоришь то, что думаешь? – Его глаза потеплели, и Симоне вновь обрел надежду.

– Клянусь тебе, Симоне, – ответила Эрин, твердо глядя в глаза будущего и любимому мужу. – Я любила только тебя. Веришь ли, я по-прежнему хочу только тебя!

– Я так и не извинился за то, что ударил тебя. Но как только я сделал это, мне захотелось руку себе отрубить! И я сделаю это, если хоть раз позволю себе подобное! Да я покончу с собой, если хоть один волосок по моей вине упадет с твоей головы! – Симоне перешел на шепот, и Эрин пришлось наклониться к нему поближе, чтобы расслышать его слова.

Но его стоило послушать. Губы Эрин дрогнули; на глаза ее навернулись слезы, когда она увидела перевязанную руку итальянца, пропитанную кровью.

Опустившись на пол возле его ног, Эрин прижалась губами к его ладони и горько заплакала.

-Эрин! -громко воскликнул Симоне, обхватив ее за талию и усаживая к себе на колени.

Он до сих пор не мог поверить в то, что она простила его! И не только она дала ему шанс обрести настоящую любовь.

Симоне знал, что если бы она уехала, то до конца жизни ни одна женщина не прикоснулась к нему.

Он любил ее! Любил свою нежную и французскую няню так сильно, что болело сердце.

-Я ненавижу себя. Из-за моего удара ты потеряла нашего ребенка -горько прошептал он, уткнувшись в ямочку на ее шее.

-Тихо, мой любимый, что случилось, то не исправишь -всхлипнула Эрин, но через мгновение кокетливо подмигнула ему -Однако мы можем постараться вновь зачать малыша.

Симоне вздрогнул и крепче прижав к своей груди, неожиданно потянулся к столику и взяв кольцо, которое она отдала ему, надел ей на палец.

-Ты выйдешь за меня замуж, mi amour? -хрипло спросил он, погладив ее по бархатной щеке

-Ты так и не признался в своих чувствах -притворно обиженно заметила Эрин.

-Кто-то однажды сказал мне, что мое сердце не может любить; Я знаю, что люблю тебя и понял, что это была неправда. Я люблю тебя! -выдохнул Симоне, приникнув к ее губам в долгом поцелуе.

Через несколько секунд Симоне подхватил ее на руки и понес в ее спальню, ногой, открывая дверь.

-Никогда не занимался любовью с собственной невестой в чужом доме -тихо признался Симоне, опуская ее на кровать.

-Я люблю тебя, Симоне -сказала она -И хочу детей от тебя.

К ее удивлению, Эрин увидела слезы в его глазах, медленно срывающие с темных ресниц.

-Я недостоин любви такой женщины, как ты, но постарались до конца жизни доказывать тебе свою любовь.

С этими словами он вновь нежно поцеловал ее.

                         ЭПИЛОГ.

-Ох, Гельмо, не беги так быстро.

Эрин тяжело придерживая огромный живот, встала с кресла в саду и посмотрела на двух темноволосых четырехгодовалых мальчиков с черными обжигающими глазами.

Ее сыновья-двойняшки. Не по годам резвые и шустрые они любили доставлять неприятности родным.

-Ленио, останови брата, иначе вы обу упадете в фонтан -предостерегающе закричала Эрин, кряхтя, медленно подходя к ним.

-Что случилось? -встревоженно спросил Симоне, выходя из виллы с маленькой темноволосой девочкой с сапфировыми глазами. Их дочери Петране исполнилось уже два годика, а Эрин не верилось, что через несколько недель на свет появятся еще двое Романьоли.