— Я сегодня разговаривала с Лорен, моей подругой.

— Ммхмм.

Я просунула руки между ног и, мешкая, крепко сжала их.

— Она и в самом деле ваша большая фанатка.

— Ага, ты говорила, — он улыбнулся мне. — Мне позволено познакомиться с ней или она также под запретом, как и твой папа?

— Ты можешь встретиться с моим отцом, если хочешь.

— Хочу. В ближайшее время съездим в Майами, и я представлю тебя своему, ладно?

— Мне нравится это, — я сделала глубокий вдох, прежде чем сказать: — Дэвид, Лорен кое-что рассказала мне. И я не хочу это скрывать от тебя. Но я не знаю, как ты отреагируешь на те факты, которые она мне рассказала.

— Факты? — он повернул голову, сощурившись.

— О тебе.

— Эх, ясно, — он взял две горсти натертого сыра и разбросал их по пиццам. — Так ты не искала информацию обо мне в Википедии или в подобном дерьме?

— Нет, — сказала я, ужаснувшись этой мысли.

— Ничего страшного. Что ты хочешь узнать, Эв? — пробормотал он.

Я не знала, что сказать. Так что я схватила свою содовую и выпила залпом примерно половину. Плохая идея — это не помогло. Вместо этого, мои мозги слегка обмерзли, жаля чуть повыше переносицы.

— Давай. Спрашивай меня все, что хочешь, — сказал он.

Он был недоволен. Сердито сведенные на переносице брови прекрасно мне это продемонстрировали. Не думаю, что когда-либо встречала такое выразительное лицо, как у Дэвида. Или, может быть, он просто полностью очаровал меня.

— Хорошо. Какой твой любимый цвет?

— Это не то, о чем тебе рассказывала твоя подруга, — он усмехнулся.

— Ты сказал, я могу спросить все, что хочу, и я хочу знать какой твой любимый цвет.

— Черный. И я знаю, что это на самом деле не цвет. Я пропускал много школьных занятий, но в тот день я был,— его язык двигался за щекой. — Что на счет твоего?

— Голубой, — я наблюдала, как он открыл дверцу духовки. Формы для выпечки с грохотом стукнули по решетке. — Какая твоя любимая песня?

— Мы охватим все основные моменты?

— Мы женаты. Думаю, это было бы замечательно. Мы вроде как пропустили большинство из «нужно-знать» вещей.

— Ладно, — уголок его рта приподнялся, и он послал мне взгляд, который говорил, что он согласен играть в «избегание». Появилась легкая улыбка.

— У меня много любимой музыки, — сказал он.— «Four Sticks» Led Zeppelin ¹⁸в этом числе. Твоя — «Need You Now» Lady Antebellum ¹⁹, в исполнении человека, изображающего Элвиса. К сожалению.

— Да ладно. Я была нетрезвая. Это несправедливо.

— Но это правда.

— Может быть, — мне по-прежнему было жаль, что я не помнила этого. — Любимая книга?

— Я люблю комиксы. Типа «Посланник ада», «Проповедник».

Я наполнила рот содовой, пытаясь придумать гениальный вопрос. В моей голове появлялись только всякие явно банальные. Я ужасна при знакомствах. Видимо, все же хорошо, что мы пропустили эту часть.

— Стой, — сказал он. — А твоя?

— «Джейн Эйр». Что насчет любимого фильма?

— «Зловещие мертвецы-2». Твой?

— «Переступить черту».

— Тот про мужчину в черном? Прикольно. Хорошо, — он хлопнул в ладоши и потер их друг об друга.— Моя очередь. Расскажи что-нибудь ужасное. Что-то, в чем бы ты не призналась ни одной другой живой душе.

— О, есть кое-что, — ужасное, но по-хорошему. Почему я не придумала подобный вопрос?

Он усмехнулся, держа во рту горлышко бутылки с пивом, очень довольный собой.

— Дай мне подумать...

— Время ограничено.

— Нет ограничения времени, — я прищурилась, глядя на него.

— Есть, — сказал он. — Потому что так ты не сможешь постараться и придумать что-то полухреновое, чтобы рассказать мне. Ты должна рассказать первую ужасную вещь, которая пришла тебе в голову, и о которой ты не хочешь, чтобы кто-нибудь еще узнал. Это честно.

— Хорошо, — фыркнула я. — Я целовалась с девочкой по имени Аманда Харпер, когда мне было пятнадцать.

Он поднял подбородок:

— Ты целовалась?

— Да.

Он придвинулся поближе, глядя с любопытством:

— Тебе понравилось?

— Нет. Не совсем. Я имею в виду, было нормально, — я, ссутулившись, вцепилась в край столешницы. — Она была школьной лесбиянкой, и я хотела проверить, вдруг я тоже была одной из них.

— В твоей школе была только одна лесбиянка?

— Ох, я подозревала еще нескольких человек, но только она открыто заявляла об этом. Она сама себя так именовала.

— Хорошо для нее, — его руки легли мне на коленки и раздвинули их, освобождая место для него. — Почему ты думала, что была лесбиянкой?

— Точнее, я надеялась, что была би, — сказала я. — Больше выбора. Так как, честно говоря, парни в школе были...

— Они были что? — он сжал мою попу и, двигая меня по столешнице, приблизил к себе. Я нисколько не сопротивлялась.

— Они на самом деле меня не интересовали.

— Но поцелуй с твоей лесби-подругой Амандой также не заинтересовал тебя?— спросил он.

— Да, не заинтересовал.

Он цокнул языком:

— Блин. Это печальная история. И, между прочим, ты обманываешь.

— Что? Как?

— Ты должна была рассказать мне что-то ужасное, — его улыбка осталась позади.— Рассказать мне о твоем поцелуе с языком с девочкой — это даже отдаленно не ужасно.

— Я не говорила, что было с языком.

— А было с языком?

— Слегка. Легкое касание, возможно. Но потом я забеспокоилась и остановилась.

Он сделал еще глоток пива:

— Твои кончики ушей снова стали розовыми.

— Держу пари так и есть, — засмеялась я и наклонила голову. — Я не обманываю. Я никому не рассказывала об этом поцелуе. Я собиралась унести это с собой в могилу. Ты должен гордиться тем, как я доверяю тебе.

— Да, но рассказать мне что-то, что я, скорее всего, найду возбуждающим — это обман. Ты должна рассказать мне что-то ужасное. Правила ясны. Попробуй снова и на этот раз расскажи что-нибудь страшное.

— Это очень возбуждающе?

— В следующий раз, когда я буду принимать душ, я, определенно, воспользуюсь этой историей.

Я прикусила язык и отвела взгляд. Воспоминания этого утра, как Дэвид намыливает мои руки, а затем притягивает их к себе, атаковали мой рассудок. Мысли о нем, мастурбирующем из-за моего рассказа о подростковом сексуальном эксперименте... «удостоены чести» не совсем правильные слова. Но я не могла сказать, что мне не понравилась эта идея.

— Ну, только представь меня постарше. Пятнадцать — немного отвратительно.

— Ты всего лишь поцеловала ее.

— Ты оставишь все как есть в своей голове? Ты будешь уважать точность и правомерность, и не зайдешь дальше в том, что было между мной и Амандой?

— Хорошо. Я представлю тебя старше. И чертовски безумно любопытной, — он притянул меня ближе, снова используя свой «руки-на-моей-попе» метод, и я обхватила его своими руками.

— Теперь, давай снова, и на этот раз как следует.

— Ага, ага.

Он медленно целовал одну сторону моей шеи:

— Ты ведь не солгала на счет Аманды?

— Нет.

— Хорошо. Мне понравилась эта история. Ты должна рассказывать мне ее чаще. Теперь давай-ка снова.

Я колебалась, оттягивая. Дэвид прислонил свой лоб к моему, тяжело вздохнув:

— Просто, черт возьми, расскажи что-нибудь.

— Я не могу ни о чем думать.

— Чушь.

— Я не могу, — проскулила я. В любом случае я не хотела бы делиться всем.

— Скажи мне.

Я застонала и слегка ударила своим лбом о его лоб.

— Дэвид, ты последний человек, перед кем я хотела бы выставить себя с плохой стороны.

Он отстранился, осматривая меня:

— Ты переживаешь из-за того, что я подумаю о тебе?

— Конечно.

— Ты честная и хорошая, детка. Ничего из того, что ты могла сделать, не может быть настолько плохим.

— Но честность — не всегда хорошо, — сказала я, пытаясь объясниться. — Я постоянно открываю свой рот, когда не должна. Высказываю свое мнение людям, когда должна бы промолчать. Я сначала делаю, потом только думаю. Посмотри, что произошло в Вегасе между нами. В то утро я не задала ни одного правильного вопроса. И я всегда буду сожалеть об этом.