Георгий Иванович Чубаров (1864–1930 г.) был бессменным председателем «Общества любителей драматического искусства» г. Нахичевани н/Д, основанного в 1879 году и просуществовавшего до 1920 года, когда на его смену пришла армянская драматическая труппа на Дону.
Им был составлен проект устава этого общества, где первым пунктом записано: общество ставит своей задачей построить в г. Нахичевани театр стоимостью 1000 рублей, для чего образовать театральный комитет. Ими было собрано 4000 рублей и при участии городского головы М. И. Балабанова и архитектора Н. Н. Дурбаха театр был построен и открыт 16 декабря 1899 года. Это был первый на Дону общественный городской театр, остальные были частные. Открывался театр спектаклем Л. Н. Толстого «Плоды просвещения» при участии труппы Н. Н. Синельникова. Пролог к нему был написан Сергеем Яблонским в аллегорическом стиле. В нем участвовало девять муз, вестник царя Эдипа, Гамлет, Чацкий, Митрофанушка, Городничий, Тяпкин-Ляпкин, Земляника, Скупой рыцарь. Спектакль заканчивался живой картиной.
Георгий Иванович был одаренным самобытным актером, сумевшим создать два мужских образа в пьесе «Дети Ванюшина», которую он перевел на армянский язык. Им замечательно была сыграна роль Яго в «Отелло».
На его организаторские способности обратил внимание еще М. И. Балабанов, возглавлявший в то время армянскую любительскую труппу, и он первый предложил кандидатуру Георгия Ивановича Чубарова на должность председателя театрального общества.
К Георгию Ивановичу шли актеры за советами и помощью, он охотно давал им путевку в жизнь, многие стали блестящими проповедниками, искусства на театральных подмостках различных столичных и провинциальных городов нашей страны. Вспомним хотя бы такие фамилии, как Л. Хаджаев, Н. Балиев, К. П. Хатранов, Г. И. Тусузов, и многие другие. В молодости Георгий Иванович получил прекрасное образование в Лазаревском институте восточных языков, а затем закончил юридический факультет Московского университета. Владел семью языками. Им было написано много пьес на местном армянском нахичеванском языке, раскрывающем красоту диалекта, сделаны переводы с английского, французского, русского языков. Им производились переводы произведений классиков мировой поэзии на армянский, а произведений Рафаэла Патканяна на русский язык, знакомство россиян с мудростью армянского народа.
Георгий Иванович сотрудничал с газетой «Приазовский край», где вел фельетон под общим заголовком «Зигзаги» под псевдонимом «Фигаро». Им писались критические статьи «Персидские письма Раффи», иногда материалы занимали «подвалы» в нескольких номерах газеты, подписанные ГИ или Г. Чубаров.
Он уговаривал своего друга Э. X. Бахчисарайцева писать комедии на своем нахичеванском языке. «Пиши, Манук, пиши, как бы хороши или плохи твои комедии не были, твои рукописи останутся. Мы с тобой умрем, Нахичевань останется, нахичеванский язык исчезнет, но даже по твоим рукописям будут судить о том, как появился, как изменился армянский язык в Крыму и как исчез, а он обязательно исчезнет, как тот — кусок сахара в стакане чая, обязательно исчезнет. Только мы можем еще оставить материальный след в истории».
Изучая прошлое представителей своего рода и те ответвления или же прививки к его родовому генеалогическому стволу, возможно и влияние, хоть малейшую связь в человеческих отношениях, оказывающих влияние на их судьбы, невольно пришлось прикоснуться к законам наследственности.
Шесть поколений людей, порой сложной судьбы, легли в основу хоть и не глубокого представления о возможности передачи генетической информации о закрепленных признаках в поколениях.
К человеческим идеалам приходится прибегать, как к живительному роднику, наполнявшему душу чистотой, силой, уносящему жар волнений за судьбы людей, вселяющему уверенность в завтрашнем дне, будущей счастливой жизни.
Удивительно и то, что люди, прожившие долгую жизнь, как правило, более мудры и, давая советы, как бы считывали генетический код той или иной фамилии. Четко представляя себе, к какой ветви необходимо отнести сформированный характер человека, его способности или же дурные наклонности.
В нашем небольшом городе, теперь уже районе, компактно проживающем, многие знали друг друга не только в лицо, но и лично, что, несомненно, давало свои результаты, возможность изучить историю как хорошего наследия, так и дурных деяний.
Умному человеку стоило только захотеть проявить минимум инициативы, любознательности, и тогда прошлое вознаграждало его долгожданным ответом исторической правды, уроком прожитого.
В недавнем прошлом — в конце 80-х годов — в нашем городе появился человек, разыскивающий людей, корни которых могли бы привести к фамилии Дерижановы.
Молодой литератор, изучая прошлое своего народа, и в частности, творчество писательницы Леси Украинки, поднял неопубликованные, неизученные письма, написанные ею в разные годы жизни, особенно выделив те, которые были написаны в тот период, когда она была малоизвестна как писательница — период ее юности.
Известно, что в детстве она долго и тяжело страдала недугом, который запечатлелся в ее облике. Ей пришлось долго и часто лечиться в Крыму, в пансионате, предназначенном специально для этих больных, быть часто оторванной от привычного и дорогого дома. Такое пребывание на чужой стороне в одиночестве и болезни в течение долгих месяцев оставляет глубокий след в жизни человека.
В своих письмах родителям она подробно повествует не только о своем состоянии, окружающей природе, но и о людях, при этом особенно выделялись теплотой описания семьи доктора Дерижанова.
Из откровений юной больной девушки невольно возникает образ врача-интеллигента, христианина, который и в настоящее время мог стать примером для подражания молодому поколению, выбравшему для себя нелегкую дорогу врачевателя.
Рисуя портрет доктора, можно сразу представить умного врача-психолога, сумевшего выделить из общего числа пансионаток подростка, нуждающегося в индивидуальной заботе, внимании, домашнем тепле.
Этот человек отличался высокими профессиональными качествами и порядочностью, доброжелательностью и нравственными устоями.
Впечатлительный подросток, истощенный длительной болезнью, оказавшийся на чужбине вдали от семьи, терзался одиночеством, а доктор это заметил, и чета Дерижановых стала ей второй семьей, она у них обогревалась не только телом, но и душой.
С благодарностью и восхищением описывает юная Леся заботу этой семьи о ней, описывая даже подробности, как жена доктора заботилась о том, чтобы она не спала раскрытой ночью, приходила и укрывала одеялом.
Доктор Дерижанов отмечал, что у подростка расшатана нервная система до предела, и он с негодованием подчеркивал, что хирурги, увлекаясь одной стороной своего дела — оперативным лечением, «позабыли обо всем организме». Негодуя на это обстоятельство, он приходил к выводу, что «врачи-хирурги вообще во всех остальных областях медицины — сапожники».
В своих письмах к сестре Леся повествует о том, что, когда у нее наступило обострение процесса, то доктор Дерижанов и его жена Катя взяли ее к себе и лично лечили холодными окутываниями, бромом, ваннами, заставляли пить витамины.
Жила чета Дерижановых вдвоем, хозяин говорил по-армянски много, но только у себя дома, много пел и свистел, жена же его Катя сердилась, когда он свистел дома.
Она подчеркивает Катину доброту, отзывчивость, предусмотрительность и внимание — «она не разрешает мне выходить из дома и делает уроки вместе со мной».
Вечерами доктор Дерижанов читает вслух «В мире отверженных», любит фотографировать и по вечерам печатает фотографии.
С восторгом она описывает свое впечатление о полученном любительском отпечатке, сделанном доктором Капрелом Дерижановым, где она, как Афродита, выходит из воды. Про гонорар, положенный доктору за труд, она пишет матери: «Я думаю так, как бы его об этом не спрашивала, все равно он не скажет, сколько ему следует заплатить. Выберу среднюю цифру от того, что оплачивают другие пансионатки». «Разбаловали меня Дерижановы», — заключает она свое письмо сестре.
