Лагерь Хью располагался в пяти милях от них. Его армия, состоявшая преимущественно из ратников Кентона, с незначительными вкраплениями повстанцев безжалостно грабила окрестные земли, внушая к себе только ненависть. Присоединившись к Хью, солдаты Кентона делали то, что им приказывали, но многим это было не по нраву. При Гастингсе они сражались бок о бок с норманнами, а теперь должны были встретиться с ними как с противником. Ручеек англичан, вливавшийся в армию Радолфа, все время рос.

В конце концов и лорд Генрих тоже был вынужден признать ошибочность своего суждения о Лили. Не без удовольствия Радолф наблюдал за попытками друга очаровать его жену всеми доступными ему средствами. Но еще больше его радовало то, что на Лили, хотя она и выслушивала вежливо предназначенные ей комплименты, красноречие лорда Генриха не действовало. Неужели когда-то ему и впрямь приходила в голову мысль, что Генрих может отбить у него жену?

Пока Жервуа и Генрих спорили относительно тактики, глаза Радолфа неустанно скользили по затянутому дымом лагерю. Вскоре он заметил, как его жена вышла из шатра и на минуту остановилась, потом распрямила спину, словно готовилась противостоять всем трудностям, которые могли встретиться у нее на пути.

Любой мужчина мог только мечтать о том, чтобы жить рядом с такой женщиной. Она даже украшений не носила, чтобы не смущать простой люд, и единственным оставшимся был перстень с красноглазым соколом.

Лили снова потянулась, словно у нее болела спина. Что-то в ее движениях, в бережно сложенных на животе ладонях заставило Радолфа насторожиться, но вскоре он забыл об этом. Он уже решил, что бой состоится завтра на рассвете, и если им удастся застать Хью врасплох, это будет очень кстати. Однако Радолф не собирался тешить себя ложными надеждами, рассчитывая на легкую победу: солдаты Кентона имели отличную подготовку, они были профессионалами, а не сбродом. Это означало, что впереди норманнов ждет тяжелое сражение, проигрывать которое Радолф не собирался.

Его взгляд снова отыскал жену. Достигнув палатки Гадрен, она замерла возле нее в нерешительности, и тут же Гадрен, высунувшись наружу, властным жестом велела Лили войти, после чего она исчезла из виду.

– Входи, входи, моя прелесть.

Гадрен ничуть не изменилась – все такая же пухленькая, с редкими морщинками на лице и хитрыми светлыми глазами.

– Рада видеть вас, матушка, – отвечала Лили с улыбкой.

Гадрен вздохнула:

– Когда я слушаю язык родной Норвегии, у меня становится легче на сердце. Я знала, что вы не та, за кого себя выдаете, миледи, и сразу сказала Олафу, что в вас течет кровь викингов, но он лишь посмеялся надо мной.

Лили кивнула:

– Полагаю, Олаф готовится к бою?

– Ну да, он день и ночь точит свой топор.

– Значит, он верит в великую победу?

Гадрен задумчиво посмотрела на нее, словно размышляя над ее вопросом.

– Радолф заколдован, он не может потерпеть поражение. Мы все верим в это.

– Я тоже об этом слышала.

– Вы сомневаетесь, потому что боитесь за него. Мы всегда боимся потерять тех, кого больше всего любим, моя прелесть. Но Радолф сильный и умный, он не станет рисковать своей жизнью, вот увидите. Он непременно вернется к вам и вашему ребенку.

Лили изумленно взглянула на нее, и Гадрен довольно рассмеялась:

– Думали, я не догадаюсь! А я ведь родила пятерых ребятишек и помогла появиться на свет еще многим, и запомните, моя прелесть, я никогда не ошибаюсь.

Лили прижала ладони к округлившемуся животу.

– Ну конечно, матушка, вы не ошибаетесь.

– А ему вы уже сказали?

– Я подумала, что у Радолфа и без того хватает поводов для беспокойства, и прошу сохранить мой секрет хотя бы на короткий срок.

Гадрен улыбнулась и похлопала ее по руке.

– Иногда лучше не торопиться и подождать... чтобы увидеть, как все обернется; только вот я боюсь, что лорд Радолф рассердится, когда узнает, что вы от него это скрыли. Не воспримет ли он это как предательство? – Гадрен выжидающе посмотрела на гостью, и Лили кивнула.

– Я знаю об Анне, – тихо призналась она. – Радолф рассказал мне все.

– Ну тогда все в порядке! Он начинает вам доверять, моя прелесть.

Из-за едкого дыма, наполнявшего палатку, глаза Лили начали слезиться.

– Да, матушка. – Она кивнула. – Но боюсь, Радолф отправит меня в Йорк, хотя я нужна здесь.

Гадрен неодобрительно покачала головой: – Скажите ему, леди, пока не поздно. Другого пути нет. Лили по-прежнему ощущала в душе инстинктивное сопротивление. Что, если Радолф, подобно Воргену или Хью, использует ее слабость в своих интересах? Он уже и так пробил несколько брешей в обороне, но полностью ворота для него она так и не открыла. Пока.

Подготовка к сражению шла полным ходом. Время от времени Лили находила взглядом Радолфа, но не приближалась к нему – она решила, что Гадрен не права: у ее мужа и так полно забот. Не хватало только, чтобы жена бегала за ним и дергала за рукав, требуя к себе особого внимания.

Приняв решение, Лили как будто сбросила с плеч огромный груз, но с наступлением темноты, невидимым покрывалом окутавшей лагерь, ее вновь одолели сомнения. Порой до нее доносились случайные голоса, женский плач и детский смех, но в основном в лагере царило безмолвие. Все сознавали важность предстоящего поутру сражения. Радолф позаботился, чтобы солдатам хватило по порции эля, и это было все, на что они могли рассчитывать: слишком часто, проводя ночь накануне битвы в пьяном угаре, солдаты потом с трудом могли сражаться. Силы Радолфа по-прежнему уступали армии Хью, но норманны доверяли своему командиру и надеялись, что большинство из них вернется домой в Кревич.

Лили терпеливо ждала! Она понимала, что у Радолфа много работы, но ей хотелось поговорить с ним, прижаться к нему, поцеловать его. В ее сердце жила тоска, которая не могла отступить, пока он не придет к ней.

Однако когда Радолф наконец появился, следом за ним в палатку вошли Жервуа и лорд Генрих. Они ели приготовленный Стефаном ужин, пили вино и обсуждали план предстоящей битвы, рассматривая достоинства и недостатки различных маневров, вспоминая для сравнения другие сражения, чтобы доказать свою правоту.

Лили отправила Стефана спать; хотя юноша предпочел бы остаться и послушать, о чем говорят мужчины, он еле держался на ногах, засыпая на ходу.

– Сперва нам нужно взять холмы на севере долины, – предложил Радолф. – Помните, как при Гастингсе Гарольд держал высоту и нам пришлось сражаться, поднимаясь вверх по склону? Тогда нам крупно повезло.

Жервуа кивнул:

– В том бою мы потеряли многих славных воинов и много отменных лошадей.

Лорд Генрих зевнул и потянулся, словно не услышал ничего интересного.

Радолф налил себе еще вина и с интересом взглянул на него:

– На тебе не было ни пятнышка. Помнится, я подумал, что грязь и кровь скатываются с тебя как с гуся вода, отказываясь марать твои новые доспехи.

Генрих поморщился:

– Надеюсь, завтра будет то же самое, Радолф. Пусть твоя жена-скандинавка пропоет нам древние руны. – Он осекся, вдруг заметив в тени неподвижный силуэт Лили, затем продолжил как ни в чем; не бывало: – Прошу прощения, миледи, но я не шучу. Если вы сможете защитить нас, я первый буду вам благодарен.

Лили вышла вперед.

– Жаль, но я не знаю ни одной древней песни, – ответила она мягко.

Некоторое время Радолф молча смотрел на нее, затем резко повернулся:

– Довольно, у меня голова больше не работает. Мы сегодня и так сделали все что могли.

Оба гостя проворно вскочили на ноги и, попрощавшись, поспешно вышли.

Когда супруги наконец остались одни, Радолф протянул Лили руку, и она без колебания опустилась к нему на колени, в тепло его объятий.

– Сколько у нас времени до твоего ухода? – пробормотала она, пряча лицо у него на шее.

– Три часа или около того.

Вздрогнув, Лили тут же попыталась подняться.

– Приляг, Радолф, тебе нужно поспать...