— Чушь, — выплюнула Сара, прерывая копа. — И вы это знаете не хуже меня: даже если предположить, что эта байка имеет отношение к реальности, у нас остается один небольшой вопрос. Куда хрупкая девушка может деть тело? Она его сожрала что ли, по-вашему? Времени оттащить труп куда-то у нее тоже не было. — Резко встав, студентка нагло обошла стол и приблизилась к Райдеру почти вплотную. — Мисс Купер и я исполнили свой гражданский долг, сообщив правоохранительным органам о возможном преступлении, и добровольно пошли на сотрудничество, не привлекая адвоката. К сожалению, наши благородные мотивы были истрактованы превратно. А потому я напомню вам, детектив, элементарные правила: предъявляйте обвинения или отпускайте. И меня, и мисс Купер.
Казалось, что еще немного и из ушей красного Райдера пойдет пар. На удачу, избежать катастрофы помог молодой Маршал — консультант подчеркнуто вежливо поблагодарил Сару за «содействие и помощь» и распахнул дверь. На миг девушке даже показалось, что парень озорно подмигнул на прощанье.
Спустя час, кое-как успокоив Вивиан, студентка отвернулась к стене и поплотнее закуталась в одеяло.
— Вот и оторвалась в клубе, да, О’Нил? — прошептала самой себе девушка и зажмурилась, надеясь на скорый приход сна.
По злой иронии, Морфей не спешил посещать уставшую первокурсницу и, промаявшись с открытыми глазами до пяти утра, Сара тихонько собрала на ощупь шмотки и выскользнула в коридор. У ранних подъемов была масса плюсов, главный из которых заключался в абсолютно пустой душевой: ни рыскающих в поисках бритвы сокурсниц, ни неприятного шума, ни пошлых шуточек, выведенных тонкими девчачьими пальцами на запотевших зеркалах.
Замотав мокрые волосы в полотенце, девушка спустилась на первый этаж: будить Вивиан так рано не хотелось, а ловить простуду на холодном октябрьском ветру, таскаясь по улице, было глупо. Удобно устроившись на вытертом диване в фойе общежития, студентка огляделась и, убедившись в абсолютной пустоте холла, достала из большого кармана безразмерной толстовки книжонку, найденную ночью. Воровать улики она не планировала, но дурная привычка тянуть все, что вызывало интерес, оказалась сильнее.
— Посмотрим, что тут у нас, — бормотала она, распутывая кожаные завязки дневника. — Доброе утро…
Тонкие страницы были методично покрыты древнегреческим: большую часть первокурсница разобрать не могла — на то она и первокурсница, но некоторые слова показались знакомыми. И, судя по тому, что она успела вызубрить с начала года, хозяин книжки был абсолютно безумен.
— И что же ты собрался пробуждать, чокнутый? — усмехаясь, Сара неспешно перелистывала дневник. Внезапно пальцы нащупали плотную полароидную карточку, и ироничная улыбка мигом сползла с лица. — А это у нас кто?
На студентку смотрела счастливая олдскульная троица: розоволосая нифма, прекрасный, как древнегреческий бог, юноша… и ее новая знакомая, та самая спортсменка из клубного туалета.
— Андреа? — не веря своим глазам, девушка перевернула снимок и недоверчиво прищурилась. — «Майями, 1983 год». Бред какой-то. — Захлопнув книжку, студентка быстро обмотала корешок завязками и затянула тугой узел. — Вот уж дудки. Я в эту чертовщину не полезу. Хрен вам, дамы и господа.
В памяти воскрес Джон и найденная по случайности старая фотография. Ничуть не изменившийся: юный, притягательный, улыбающийся лишь краешком губ, но ей хватало и этого.
Вот новичок старшей сентфорской школы протягивает локоть и спасает ее под своим зонтиком, вот забавно хмурится, раз за разом проигрывая в «Двадцать одно» — поддавался так неумело, но именно в этом и было то самое, особое очарование. Вот ведет ее в густую чащу, открывая новые чудеса мира, и кружит под шум холодного водопада. Теплые глаза, теплые губы, теплые руки.
От макушки до кончиков пальцев — ложь.
Не найди она в пыльных архивах старую карточку Джона в окружении давно выпустившихся сентфорцев, сколько детей он бы еще похитил во имя своего хозяина? Никто не должен жить вечно.
Мысли, подобно злому рою, копошились в голове, невольно проводя параллели между бывшим возлюбленным и новой знакомой. Образы Джона и Андреа рассыпались хрустальной крошкой и вот на Сару сквозь пелену тумана пристально смотрит древний рогатый бог.
Никто не имеет права жить вечно.
«Твою мать. Твою мать. Твою ж мать!»
Девушка сдавила виски, словно холодные пальцы могли остудить воспаленный разум. По пустому холлу разнесся звонкий шлепок — залепив себе со всей силы пощечину, вновь закрыла глаза, надеясь перекрыть непрошеные воспоминания чем угодно: допросом в полицейском участке, тихой поездкой в такси, заливистым смехом Вивиан… горячими руками таинственного курильщика. Легче не стало, и, в которой раз за последние дни, первокурсница устало махнула рукой, отпуская вожжи.
Бой с тенями из прошлого был заведомо проигрышным, так какого черта она продолжала трепыхаться? По иронии, стоило только расслабиться, как голову оккупировали простые житейские переживания. Студентка вспомнила, что еще не подготовила перевод к контрольной на понедельник, не отнесла скопившиеся за последнюю неделю тряпки в прачечную и не дочитала методичку по современной культурологии. Беспокойно поерзав на диване еще час под спокойное инди в наушниках, поднялась — Вивиан ей нравилась, но не настолько, чтобы терять в холле весь день, пока соседка отсыпается.
За Вив сегодня играл куль одеяла у стенки — недовольно ворочался, что-то бурчал сквозь сон, порой показывая розовую пятку. Усмехнувшись, девушка наскоро завязала еще влажные волосы в пучок, зашторила окно поплотнее, побросала в корзину вещи не первой свежести, вытряхнула из «банки-засранки» горсть четвертаков и, прихватив планшет, покинула комнату.
Забравшись с ногами на дребезжащую машинку, открыла электронные записи и нажала на «плей»: традиция проводить утро субботы в прачечной в компании конспектов и музыки ей нравилась. В это время здесь всегда было пусто — остальные отсыпались после пятничного загула, и ей не приходилось воевать за контейнеры для чистого и место в очереди к сушилкам. Если подумать, жизнь в кампусе Саре пришлась по душе — здесь было приятнее, чем в Балтиморе и уж точно лучше, чем в Сентфоре. Если подумать, где угодно было лучше, чем в Сентфоре. Погруженный в туманы городишко настолько снизил планку, что в выпускном классе Сара была готова поехать учиться хоть на Аляску. По счастью, последний год в балтиморской школе, который она провела, не разгибаясь над книгами, подарил сразу три отличных варианта. И ни один из предложивших полную стипендию колледжей не стоял на льдине.
Девушка вспоминала, как гордо улыбался отец, перечитывая за ужином ответы от приемных комиссий, как обстоятельно перечислял нью-йоркские забегаловки, которые полюбил во время командировок. Вспоминала, как украдкой рассовывал по сложенным в чемодане вещам зеленые купюры: с деньгами было туго, но О’Нил старший перетряс все закрома, чтобы у дочери были хоть какие-то карманные на первое время. Эти воспоминания Сара любила — они были действительно теплыми.
Теплыми и бесцеремонно прерванными щелчком по носу.
Студентка недовольно открыла глаза и тут же сдавленно охнула. В лучах холодного октябрьского солнца, что пробивались сквозь высокие панорамные окна прачечной на задворках кампуса, стоял он. За первые встречи в слабо освещенном парке и темном тупике за клубом она так и не смогла толком рассмотреть Мёрфи. Теперь же видела все: высокие острые скулы — коснешься, и поранишься, пронзительные глаза — действительно желтые, легкую ухмылку — такая куда красноречивее многих слов, смоляные волосы — он их точно не укладывал, но лежали превосходно. Вытаскивая наушники, первокурсница нервно сглотнула — то ли от того, что так и не позавтракала, то ли от того, что при свете дня он выглядел лучше… любого, кого она здесь успела заметить.
— Ну, привет, принцесса! — ухмыльнулся он, разглядывая то ее, то корзину, стоящую рядом.
Сара поспешно прикрыла футболками торчащие из горы вещей трусики и бюстье, радуясь, что успела выстирать все, что принесла. Нервное копошение, как и черные ажурные стринги, не остались незамеченными: парень усмехнулся и запрыгнул на соседнюю стиральную машинку, с интересом наклоняясь к корзине.
