Вскоре городской казначей вернулся из банка и в присутствии многочисленных зрителей вручил Далей Дунеру ровно одну тысячу триста тринадцать долларов и тринадцать центов, перед этим тщательно пересчитав все доллары и все центы.

Далей засунул деньги поглубже в карман своих залатанных штанов, а мэр города в это же время провозгласил, что считает собрание закрытым и одновременно объявляет о начале операции по вырубке и сожжению гигантских сорняков, или амброзии по-лыннолистой, — операцию, в которой примет участие городская пожарная команда, а также все желающие. Мэр города просил обратить особое внимание на то, чтобы все без исключения ветви, листья и главным образом бутоны были сожжены и даже мало того — закопаны в землю.

Все присутствующие громом аплодисментов и радостными возгласами приветствовали заключительные слова мэра. На лица горожан легла печать успокоения: людям уже не грозила больше эпидемия сенной лихорадки, никто из них не должен был опасаться, что примется вдруг безостановочно чихать, кашлять или содрогаться от озноба. Их город уже никогда не будет «вычихнут» из состава штата Огайо, а их лавки и учреждения вновь откроются с завтрашнего утра ко всеобщему удовольствию.

Опять мэр поднял руку, чтобы успокоить публику.

— Пока мы не разошлись, — сказал он, — может, кто-нибудь хочет что-либо сказать?

— Да, — ответил городской казначей, — я хочу. Я хочу сказать, что в результате всей этой заварухи у нас в городской кассе .почти не осталось финансов. Нужно срочно подумать, как воспол-нить недостачу, как увеличить городской бюджет. 1 — Чего тут думать? — сказал Далей. — Увеличивайте налоги, и все тут... Нам разве привыкать?

— В самом деле, — обрадовался мэр. — Немножко на продажу мороженого, немножко на билеты в кино...

— Ой! — вскрикнули в один голос Гомер и Фредди.

— Немножко на это, немножко на то, — продолжал мэр, — глядишь...

— Если вы это правда сделаете, — с угрозой сказал Далей, — то имейте в виду, что и я в долгу не останусь. Не забывайте, что и у меня есть вклад в банке. Только не деньги, а семена... И на будущий год я посею их... да не тринадцать штук, как сейчас, а в сто раз больше!

— Гомер, — прошептал Фредди, — сколько будет? Тысяча триста тринадцать целых и тринадцать сотых умножить на сто.

И в наступившей тишине этот шепот был слышен на весь зал.

— Похоже на то, что наши беды никогда не кончатся, — печально сказал парикмахер.

И тут Далей Дунера осенила мысль, за которую бедняге пришлось вскоре жестоко поплатиться.

— Если на что-то и можно повысить налог, — сказал Далси, — так это, пожалуй, на пончики... Ну, скажем, из расчета двадцать пять центов на дюжину.

— Нет! — закричал дядюшка Одиссей, — Это дело не пройдет! Не воображай, что любители пончиков будут расплачиваться за твои сорняки! Не на таких напал!

— Не надо злиться, Одиссей, — сказал Далей, — жизнь толь ко что показала нам, что все можно решить самым правильным путем: при помощи голосования.

— Верно! — крикнул дядюшка Одиссей. — Вношу предложение!.. Господин мэр, предлагаю с этой минуты ввести налог на семена амброзии из расчета двадцать пять центов за дюжину!

— Поддерживаю! — закричал издатель газеты, заглушая своим голосом бурные возражения Далси, — Давайте проголосуем!

Сразу же предложение поставили на голосование, и за него было подано значительное большинство голосов. Против же оказалось совсем немного, вернее, совсем мало, а точнее, всего один голос — Далей Дунера.

— Господин мэр, — сказал заведующий банком, — я вношу еще предложение:

произвести сбор налога немедленно! На месте. Звонкой монетой.

— Поддерживаю! — закричал зубной врач.

Снова проголосовали, и снова было собрано подавляющее большинство голосов: все, кроме одного, который громче всех прокричал: «Нет, я против!»

— Мистер Дунер, — сказал мэр, — вы же сами не так давно восхищались системой прямого голосования, не так ли? Чем же вы сейчас недовольны? Будьте сознательным гражданином.

— Вы издеваетесь над меньшинством, — сказал Далей, когда немного успокоился. — Я-то, дурак, думал, что могут быть и волки сыты, и овцы целы...

Но мэр не стал задерживать внимание на этой поговорке, а сразу же назначил Полномочную комиссию по подсчету семян и по сбору налога. В нее вошли заведующий банком, поскольку он лучше всех в городе умел перемножать большие числа, а также ювелир и дядюшка Одиссей.

На этом собрание наконец закончилось, и повеселевшие жители с песнями пошли смотреть, как будет приводиться в исполнение приговор над гигантскими сорняками.

В сторону оранжереи Далей Дунера уже промчалась со звоном пожарная машина, оттуда уже доносились стук топоров и жужжание пил, треск падающих деревьев и крики: «Осторожно! Расступись!..» Потом раздавался хулкий и сильный удар о землю — это падал очередной подрубленный гигант.

Вокруг оранжереи ярко горели костры: на них сжигались последние остатки амброзии полыннолистой, или, в просторечии, желтухи.

Уже стемнело, и поэтому зрелище было особенно красочным — пламя костров, искры, летящие в небо, зажженные фары пожарной машины и ее красные бока, в которых отражались мерцающие блики пламени. И повсюду люди, веселые и шумные...

Гомер и Фредди прибежали почти к концу этой расправы Над далси-дунеровским наследством.

— Смотри! — крикнул Фредди. — Вон падает последнее дерево. Тринадцатое!

— Опять ты со своими числами, Фредди, — сказал Гомер. — Мы-то ведь не суеверные, правда?.. Пойдем лучше в банк, посмотрим, как там пересчитывают семена.

Интересно, сколько придется уплатить бедному Далей?..

Ребята подошли к дверям банка, дернули за ручку, но двери не отворились, и сквозь решетчатые окна никого видно не было — никакой Полномочной комиссии, занятой подсчетом семян. Ребята заглянули в парикмахерскую. Там играли в карты шериф, мэр, юрист Гроббс и сам парикмахер. Но среди игроков не было ни одного члена Полномочной комиссии. Из парикмахерской ребята побежали в кафе дядюшки Одиссея и здесь наконец застали комиссию в полном ее составе. Дядюшка Одиссей сидел, сгорбившись, над прилавком и, глядя через увеличительное стекло, отсчитывал крошечные семена гигантской амброзии. И каждый раз, когда он отодвигал в сторону очередную дюжину, ювелир ставил на бумаге очередную палочку, а заведующий банком, который лучше всех в городе умел перемножать сюльшие числа, немедленно производил необходимые вычисления и объявлял: столько-то дюжин семян, налог на каждую двадцать пять центов, итого — общий налог достиг такой-то суммы.

Далей Дунер сидел тут же, надвинув шляпу на лоб, и внимательно следил за работой Полномочной комиссии. Все четверо были так заняты своим делом, что не заметили прихода ребят.

— Пять тысяч двести пятьдесят, — сказал ювелир, ставя на бумаге очередную палочку, обозначающую количество дюжин.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать... — безостановочно продолжал считать дядюшка Одиссей.

— Пять тысяч двести пятьдесят одна, — сказал ювелир и снова поставил палочку. — Пять тысяч двести пятьдесят две...

— Минуточку! — воскликнул заведующий банком. — Пять тысяч двести пятьдесят две умножить на двадцать пять, это будет... это будет... одна тысяча триста тринадцать долларов и ноль центов!

— А сколько еще зерен остается! — сказал дядюшка Одиссей. — Куда больше, чем сосчитано!

— Да, — произнес ювелир. — Похоже на то, что касса города Сентерберга неплохо пополнится за счет этого налога.

— Шиш с маслом! — закричал Далей Дунер. — Только не с моей помощью! Даже если б я очень хотел, все равно у меня больше ничего не остается после того, как я отдам вам проклятые ваши деньги! Вот они. Берите!

Он сунул руку в карман, вытащил пачку денег и шлепнул ее об стол.

— Нате! Здесь ровно тысяча триста тринадцать долларов. А тринадцать центов я возьму себе... на жизнь. И с этими словами он выбежал из кафе, хлопнув дверью.