Мануэль внимательно посмотрел на своего собеседника и, убедившись, что лицо его не выражает ничего, кроме желания хитрить, быстро уступавшего место тупому опьянению, спокойно исполнил приказание капитана.

Когда вино было выпито, Борроуклиф повел переговоры более прямо:

- Вы солдат, и я солдат. Даже мой денщик мог бы сказать, что вы солдат, ибо этот пес тоже бывал в походах и нюхал мерзкий порох, к которому, как того требует чье-то дьявольское изобретение, что-то примешивают. Но только офицер мог распознать в вас офицера. Рядовые не носят такого белья - по правде говоря, довольно холодного по погоде, не бывает у них и бархатных галстуков с серебряными пряжками, а их волосы не распространяют запаха душистой помады. Одним словом, вы не простой солдат, вы офицер.

- Правильно, - сказал Мануэль. - У меня чин капитана, и надеюсь - со мной будут обращаться соответствующим образом.

- Мне кажется, что вино, которым я вас угостил, годится и для генерала, - ответил Борроуклиф. - Впрочем, не будем об этом спорить. Даже людям, умственные способности которых никогда не проясняются при помощи таких средств, какими изобилует этот дом, было бы ясно, что, коль скоро офицеры разгуливают по острову, одетые в мундир incognitorum, что в данном случае соответствует морской пехоте, значит, предстоят какие-то события. Солдаты должны быть верны, во-первых, своему королю, во-вторых, военному начальству и далее женщинам и вину. О войне тут ничего не слыхать, женщин - множество, а что касается вина, то, к сожалению, хорошее вино стало редкостью, да оно и дорого. Понятно я говорю, приятель?

- Продолжайте, - сказал Мануэль, не сводя глаз с капитана и внимательно прислушиваясь к каждому его слову, чтобы понять, разгадал ли Борроуклиф в нем американца.

- En avant! На простом английском языке - вперед, марш! Итак, значит, выбирать нужно между женщинами и вином. Выбирать между первыми, когда они хорошенькие, и вторым, когда оно вкусное, очень приятно. Но вы не вина ищете, я думаю, мой друг капитан, иначе вы не пустились бы в путь в таком неряшливом виде. Извините меня, но кому придет в голову поставить перед человеком в измазанных дегтем штанах что-либо лучше портвейна? Нет, даже не портвейн! Голландская водка, зелено-желтая голландская водка - вот напиток, который вы можете надеяться получить в вашем нынешнем одеянии.

- И все же мне удалось встретиться с человеком, который угостил меня мадерой с южных склонов гор!

- А, так вы знаете даже, с каких склонов эта драгоценная влага! Что ж, это еще больше говорит в пользу вина. Но дело все-таки в женщине, милой, капризной женщине, которой кажется героем сегодня солдат в мундире, а завтра - святой в сутане. Коли мужчина приударит за ней, женщине все равно, одет ли он в рогожу или бархат. Женщина - вот причина вашего таинственного маскарада! Прав я, приятель?

К этому времени Мануэль понял, что жизни его ничто не угрожает, и стал оживленно поддерживать разговор, на что раньше был совершенно неспособен из-за непорядка в горле. Хитро подмигнув собеседнику и бросив на него лукавый взгляд, достойный, пожалуй, самого мудрого Соломона, он ответил:

- Ах, дело, конечно, не без женщины!

- Я так и знал! - воскликнул Борроуклиф. - Ваше признание только подтверждает мое доброе мнение о самом себе. Если его величество имеет особое желание поскорее закончить американскую кампанию, пусть он сожжет некую конвенцию, повысит в должности некое лицо, которое не станем называть, и тогда мы посмотрим! Но скажите мне правду: разговор идет о священном браке или это одни только амуры?

- О самой настоящей свадьбе! - ответил Мануэль с таким серьезным видом, словно он уже пребывал в узах Гименея.

- Честно? А есть ли у нее деньги?

- Деньги? - с некоторым возмущением повторил Мануэль. - Разве солдат расстанется со свободой раньше, чем с жизнью, если цепи не будут из золота?

- Вот это настоящая точка зрения войны! - вскричал Борроуклиф. - Ей-богу, я вижу, в вашем полку не такие уж дураки! Но к чему этот маскарад? Может быть, «старшие» неумолимы и могущественны? К чему этот маскарад, спрашиваю я?

- К чему маскарад? - повторил Мануэль. - Да разве настоящая любовь обходится без маскарада в вашем полку? У нас это обычный признак такого заболевания.

- Вот самое точное и самое скромное описание любовной страсти, мой земноводный товарищ! - воскликнул английский офицер. - И все же в вашем случае болезнь сопровождается очень неприятными явлениями. Неужто возлюбленная ваша любит запах дегтя?

- Нет, но она любит меня. И, конечно, рада меня видеть в любом костюме.

- Снова скромно и мудро! И все же - только явный маневр, чтобы уклониться от моей атаки. Вам известно такое место к северу отсюда, как Гретна Грин1, мой земноводный друг?

- Гретна Грин? - повторил Мануэль, слегка встревоженный своим незнанием. - Место смотров, я полагаю?

- Да, для тех, кто страдает от стрел господина Купидона. Место смотров! Искусно вы притворяетесь! Ну, да старого вояку вам не провести. Нелегко запираться перед старым солдатом, водяная батарея! А теперь слушайте и отвечайте - вы увидите, что значит обладать проницательностью, - поэтому ничего не отрицайте. Вы влюблены!

- Я ничего не отрицаю, - сказал Мануэль, тотчас сообразив, что такой путь лучше всего.

- Возлюбленная ждет вас, и деньги есть, но старики говорят: «Стоп!»

- Я молчу.

- Правильно. Вы говорите себе: «Вперед на Гретна Грин!» А бежать вы намерены водным путем.

- Если мне не уйти водным путем, я пропал! - подтвердил Мануэль, снова хватаясь рукой за горло.

- Молчите! Вам незачем объяснять мне. Сегодня я способен разгадывать тайны, глубокие, как колодец. Ваши спутники - люди наемные. Может быть, они ваши товарищи по службе или выполняют обязанности лоцманов в этой экспедиции.

- Один из них служит вместе со мной на корабле, а другой - наш лоцман, - совершенно правдиво ответил Мануэль.

- Вы славно снаряжены! Еще один вопрос, потом я замолчу. Предмет ваших поисков находится в этом доме?

- Нет. Но это близко отсюда, и я был бы счастлив, если бы мне удалось…

- … взглянуть на нее. Теперь слушайте внимательно, и ваше желание сбудется. Вы еще крепко держитесь на ногах, а это в такую позднюю пору достойно уважения. Откройте-ка окно. Можете вы спуститься через него на землю?

Мануэль поспешил воспользоваться предложением, но отошел от окна с недовольным видом.

- Прыгать отсюда - верная смерть. Это дьяволу впору!

- Так я и думал, - сухо подтвердил Борроуклиф. - Вам придется остаток своей жизни прослыть в аббатстве Святой Руфи за этого почтенного джентльмена, ибо только через эту дыру вы можете вылететь на крыльях вашей любви.

- Но как? Это ведь невозможно!

- Вам это лишь кажется. Ваше появление вызвало в доме суматоху и пробудило глупые опасения и пустое любопытство у некоторых его обитателей. Они боятся мятежников, но ведь мы-то с вами отлично знаем, что у них и дома-то солдат не хватает, так как же они могут посылать их еще сюда? Вы хотите добраться до теплого уголка, а я хочу услужить брату в беде. Пусть думают, что вы убежали через окно - неважно, каким образом. А на самом деле вы пройдете со мной мимо часового и удалитесь мирно, как любой смертный, на своих двух крепких ногах.

Такое окончание их дружеской, но странной беседы превзошло все ожидания Мануэля. Едва услышав эти слова, он поспешно накинул на себя всю одежду, которая раньше так тяготила его, и быстрее, нежели мы успели рассказать, командир морских пехотинцев уже был готов отправиться в путь. Тем временем и капитан Борроуклиф поднялся до вертикального положения, которое он затем сохранял как человек строгой дисциплины. Твердо став на ноги, он знаком предложил пленнику идти вперед. Мануэль тотчас отворил дверь, и оба вышли в коридор.

- Кто идет? - крикнул часовой, удвоивший теперь бдительность и старательность, дабы искупить прежнее пренебрежение к своим обязанностям.

- Идите прямо, пусть он вас видит! - с философским спокойствием произнес Борроуклиф.