Так в ленивом спокойствии и угрюмом ожидании проходил час за часом, пока не занялся день и не стало опасно оставлять часовых в таком месте, где их мог заметить любой бродяга, проходя близ леса. Мануэль возражал против всяких изменений и утверждал, что, сняв пикет, они поступят совсем не по-военному. Вступая в спор с морским офицером, он постоянно доводил свои тактические понятия до нелепости. Но на сей раз его начальник оказался непреклонным, и единственное, чего капитану удалось добиться, - это разрешения оставить одного часового перед входом в подвал, но в пределах разрушенных стен здания. После этого небольшого изменения прежнего распорядка они снова провели несколько часов в томительном ожидании того времени, когда им придется действовать.
Послышались первые залпы «Быстрого», и Гриффит привычным ухом тотчас же различил, что стреляет не шхуна. А когда вдали загрохотала оживленная канонада, Гриффиту с большим трудом удалось удержать себя и своих товарищей в тех границах, которые требовали их положение и благоразумие. Наконец отгремел последний залп, но ни один человек не покинул подвала, и теперь догадки о результате боя пришли на смену догадкам о тех, кто в нем участвовал. Одни солдаты время от времени поднимали головы с каменных обломков, служивших им подушками, которые не мешали им ловить минуты тревожного и недолгого забытья, и, послушав пальбу, снова укладывались спать, мало заботясь об исходе сражения, в котором они сами не принимали участия. Другие, более любопытные и менее сонные, щедро сыпали грубыми шутками в адрес тех, кто участвовал в бою, и по доносившимся звукам старались определить его ход.
Когда все стихло, Мануэль снова начал ворчать:
- Всего в двух милях от нас было, кажется, очень весело, мистер Гриффит, - сказал он. - Если бы мы не зарылись в землю, как кроты, то могли бы принять участие в этом веселье и по праву разделить славу и почет. Да и сейчас еще не поздно выйти на скалы, где мы были бы в виду у судов и, может быть, заработали долю при дележке добычи.
- Королевский тендер - невелика добыча, - возразил Гриффит, - и мало было бы проку Барнстейблу, если бы он загромоздил свою палубу кучей бесполезных людей.
- Бесполезных? - возмутился Мануэль. - Вы считаете бесполезными двадцать три хорошо обученных отборных солдата? Посмотрите на этих молодцов, мистер Гриффит, и повторите, что считаете их бесполезными в час опасности!
Гриффит улыбнулся и взглянул на спящих людей (как только пальба стихла, они снова все предались отдыху) и не мог не полюбоваться их атлетическими, мускулистыми фигурами, раскинувшимися во мраке подвала во всех позах, какие только могли подсказать усталость или прихоть. Затем он перевел взор на пирамиды ружей: даже в этом темном помещении солнце отражалось от их блестящих стволов и отполированных штыков. Мануэль с внутренней радостью следил за его взглядом и выражением лица, но сдержался и ничем не выдал своих чувств, ожидая ответа Гриффита.
- Я уверен, что в час опасности они будут вести себя, как и подобает настоящим солдатам, - сказал Гриффит. - Но чу! Я что-то слышу… Что он говорит?
- Кто идет? - повторил часовой, стоявший у входа в подвал.
В одно мгновение Мануэль и Гриффит были на ногах и остановились, стараясь не производить ни малейшего шума. Напрягая слух, они пытались понять, что встревожило часового. Прошла минута мертвой тишины.
- Это лоцман! Назначенный им час давно прошел, - прошептал Гриффит.
Не успел он произнести эти слова, как до них внезапно донесся лязг оружия, и с каменных ступеней ведущей к выходу лестницы к их ногам скатилось безжизненное тело часового. Из глубокой раны в его груди торчал штык, который и был причиной его смерти.
- Встать! Встать! - закричал Гриффит солдатам.
- К оружию! - громовым голосом гаркнул Мануэль.
Солдаты, пробужденные этими страшными криками, в испуге вскочили на ноги. В то же роковое мгновение в подвал брызнул огонь, а затем эхом отдался залп двадцати мушкетов. Но ни грохот, ни дым, ни доносившиеся со всех сторон стоны не могли удержать Гриффита. Он разрядил пистолет в облако, скрывавшее вход в подвал, и, схватив абордажную пику, бросился на лестницу с криком:
- Вперед! За мной, ребята! Это всего лишь солдаты!
Пылкий молодой моряк одним духом взлетел по ступеням, но, выбегая наружу, споткнулся о корчившееся тело жертвы его же выстрела и упал прямо в руки неприятельских солдат.
- Огонь, Мануэль, огонь! - закричал разъяренный пленник. - Стреляйте, пока они все тут в куче!
- Конечно, стреляйте, мистер Мануэль, - хладнокровно сказал Борроуклиф, - и убейте своего же офицера!.. Поднимите его, ребята, и держите перед собой. Чем ближе к нему, тем безопаснее.
- Огонь! - снова закричал Гриффит, безуспешно стараясь вырваться из рук пяти-шести солдат. - Стреляйте и не думайте обо мне!
- Если он это сделает, его будет ждать виселица, - заметил Борроуклиф. - Разве можно убивать такого замечательного молодца? Мы не на охоте… Отведите-ка его от входа в подвал, ребята, и займитесь своим делом.
В тот миг, когда Гриффит бросился наверх, Мануэль был занят тем, что выстраивал в порядке своих солдат, приученных делать все вместе и по команде. Поэтому они упустили время для успешной вылазки. Солдаты Борроуклифа перезарядили мушкеты и залегли за остатками разрушенных стен, откуда они могли держать под прицелом вход в подвал, не подвергаясь сами существенной опасности. Через щели в стене Мануэль лично убедился в преимуществе их положения и не решился выйти против неприятеля, занявшего такие выгодные позиции. Обе стороны обменялись несколькими безрезультатными выстрелами. Видя, что это ни к чему не ведет, Борроуклиф предложил защитникам подвала вступить в переговоры.
- Сдавайтесь войскам его величества короля Георга Третьего, - закричал он, - и я обещаю сохранить вам жизнь!
- Отпустите пленного и дайте нам свободно пройти к нашим судам, - заявил Мануэль. - Солдаты должны выйти с воинскими почестями, а офицеры сохраняют при себе холодное оружие.
- Неприемлемо! - с большой важностью ответил Борроуклиф. - Честь оружия его величества и безопасность государства не позволяют нам заключить подобный договор. Но я обещаю сохранить вам жизнь и обеспечить хорошее содержание.
- Офицеры сохраняют холодное оружие, пленный получает свободу, а весь отряд возвращается в Америку под честное слово не участвовать в войне, пока не будет произведен обмен!
- Не согласен, - ответил Борроуклиф. - Самое большее, что я могу обещать вам, - это добрую порцию благородного южного напитка, и, если вы тот, за кого я вас принимаю, вы по достоинству оцените мое предложение.
- В каком качестве вы приглашаете нас сдаться? В качестве обычных военнопленных или в качестве мятежников, бунтующих против вашего короля?
- Вы ведь мятежники, джентльмены, - осторожно ответил Борроуклиф, - и в качестве таковых вы и должны сдаться. Что касается приличного обращения и хорошего стола, то, пока это в моей власти, вы можете быть в них уверены. Во всем остальном участь ваша будет зависеть от милосердия его величества.
- Тогда пусть его величество сам пожалует сюда и попробует взять нас, ибо будь я…
Столь решительные слова Мануэля были прерваны Гриффитом, который уже успел немного успокоиться и, видя, что его личную судьбу можно считать решенной, благородно решил позаботиться об участи товарищей.
- Подождите, Мануэль! - воскликнул он. - Не произносите безрассудных слов… Капитан Борроуклиф, я - Эдуард Гриффит, лейтенант военно-морского флота Соединенных Штатов Америки, и даю вам честное слово…
- Освободить его! - приказал Борроуклиф. Гриффит стал между враждующими сторонами и заговорил так, чтобы его слышали и те и другие:
- Я хочу спуститься в подвал и убедиться в потерях и нынешней силе отряда капитана Мануэля. Если потери так велики, как я предполагаю, я сам посоветую ему сдаться на обычных условиях, принятых у цивилизованных народов.
