Энскомб привлекла также внимание к особому логическому характеру рассуждения, традиционно известного как практический силлогизм. Идея этого рассуждения восходит к Аристотелю и является, по мнению Энскомб, одним из лучших его открытий. Но по причине неверного истолкования эта идея впоследствии оказалась утраченной в философии[75]. Подобрать ключ к правильной интерпретации ее нелегко. Собственные рассуждения Аристотеля об этом предмете несистематичны, а его примеры часто сбивают с толку. Один из способов реконструкции основной идеи состоит в следующем: исходная, или большая, посылка силлогизма говорит о некоторой желаемой вещи, или цели действия; в меньшей посылке некоторое действие связывается с этим желаемым результатом как средство его достижения; наконец, в заключение говорится об использовании средства для достижения цели. Таким образом, как в теоретическом выводе утверждение посылок с необходимостью приводит к утверждению заключения, так в практическом выводе согласие с посылками влечет за собой соответствующее им действие[76].

Я думаю, Энскомб правильно полагает, что практический силлогизм не является формой доказательства, что рассуждение этого типа качественно отличается от доказательного силлогизма[77]. Тем не менее его свойства и отношение к теоретическому рассуждению сложны и до сих пор остаются неясными.

Практический силлогизм имеет огромное значение для объяснения и понимания действия. Главная идея данной книги заключается в том, что именно практический силлогизм является той моделью объяснения, которая так долго отсутствовала в методологии наук о человеке и которая является подлинной альтернативой модели объяснения через закон[78]. Как подводящая модель является моделью каузального объяснения и объяснения в естественных науках, так практический силлогизм является моделью телеологического объяснения в истории и социальных науках.

В работах Энскомб и Дрея отразился возрастающий интерес аналитической философии к понятию действия и формам практического рассуждения. За этими первыми работами последовал ряд других[79]. Однако лишь с появлением важной книги Ч. Тейлора "Объяснение поведения" (1964 г.) эта новая область исследований аналитической философии получила связь с теорией объяснения поведения в психологии и науках о поведении. Книга Тейлора, подобно кибернетике, но с совершенно других позиций, возобновила дискуссию по проблеме телеологии в философии науки. Различие же в позициях можно охарактеризовать как различие между галилеевским и аристотелевским пониманием целенаправленного поведения.

Достижения и идеи аналитических философов, занимающихся проблемой действия, не остались без ответа у более позитивистски ориентированных философов. Ряд современных авторов продолжает упорно защищать идею применимости каузальных категорий к объяснению действия и вообще поведения[80].

В "аналитической" философии социальных наук позицию, до некоторой степени аналогичную позиции Дрея в "аналитической" философии истории, занимает П. Уинч. Его работа "Идея социальной науки", опубликованная в 1958 году, так же как и книга Дрея, направлена против позитивизма и в защиту исследования социальных явлений методами, принципиально отличающимися от методов естествознания. В истоках работы Уинча отчасти лежит "понимающая" методология М. Вебера и отчасти гегелевская традиция, представленная в Англии Коллингвудом и Оукшоттом. Наибольшее же влияние оказал на него поздний Витгенштейн.

Центральной проблемой книги Уинча является вопрос о критерии социального поведения (действия). Для того чтобы превратить некоторые зарегистрированные образцы поведения в социальные факты, социолог должен понять их "значение". Он достигает этого понимания посредством описания (интерпретации) данных в терминах понятий и правил, конституирующих для агентов, поведение которых он изучает, "социальную реальность". Описание и объяснение социального поведения должны даваться в тех же концептуальных рамках, в каких мыслят сами агенты социального исследования. В силу этого социолог не может оставаться сторонним наблюдателем по отношению к объекту изучения, как это делает ученый, исследующий природу. Этим-то и объясняется концептуальная истинность психологической доктрины вчувствования. Вчувствованное понимание не есть "переживание", это способность участвовать в "форме жизни"[81].

Уинч исследовал априорные основания методов социологии. В этом смысле его книга представляет собой вклад в методологию[82]. Некоторые же критики Уинча, по-видимому, считают, что он рассматривает социологию как априорную науку, т. е. науку, которая объясняет и понимает социальные явления посредством априорных методов. Это серьезное заблуждение[83].

Книга Уинча трудна и непонятна. А делая упор на значимости правил для понимания социального поведения, она к тому же, как мне кажется, является односторонней, так как упускает аспект интенциональности и телеологии в таком поведении[84].

Таким образом, позитивистская методология и философия науки были подвергнуты сомнению в рамках главного течения аналитической философии. Большое значение в этом смысле имела публикация работ Энскомб, Дрея и Уинча. Годы их публикации — 1957–1958 — как бы знаменуют собой этот поворот. Позитивизм подвергался критике главным образом теми философами-аналитиками, на мышление которых оказал влияние поздний Витгенштейн. Некоторые из этих философов ориентировались также на феноменологию и другие направления неаналитической философии[85].

Такой поворот в аналитической философии до некоторой степени аналогичен тому, который произошел в континентальной философии, в которой развивались сходные идеи. Я имею в виду главным образом направление, именующее себя герменевтикой, или герменевтико-диалектической философией, которое получило широкую известность в 1960-х годах[86].

Герменевтику сближают с аналитической философией две характерные черты, заслуживающие особого внимания. Во-первых, центральной проблемой герменевтики является идея языка и ориентированные на язык понятия — "значение", "интенциональность", "интерпретация" и "понимание"[87]. Эта черта отражена в самом названии "герменевтика", что означает искусство интерпретации[88]. Проблемы философов-герменевтиков — это по большей части те же самые проблемы, которыми занимался Витгенштейн, особенно в поздний период[89]. Поэтому совсем не будет удивительным, если философия Витгенштейна сможет оказать такое влияние на европейскую философию, которое по степени, если не по характеру, можно будет сравнить с его влиянием на Венскую школу логического позитивизма в 30-х и Оксфордскую школу лингвистического анализа в 50-х годах.

Второй чертой герменевтической философии, которая из других направлений феноменологии именно ее сближает с аналитической философией, является отношение к методологии и философии науки[90]. В противоположность позитивистской идее единообразия науки герменевтическая философия защищает sui generis характер методов интерпретации и понимания, которые используются в науках о духе. В этом отношении она восстанавливает и развивает интеллектуальное наследие антипозитивизма, представленное на рубеже XIX–XX веков неокантианством и неогегельянством.