Ее брови нахмурились, на лбу появилась морщинка.
– Я просто знаю, что это правда.
Макс покачал головой и расхохотался.
– Я могу доказать, что ты не права.
– Спасибо, но как-нибудь в другой раз.
– В любое время, Лолита.
Глава 6
Лола поставила на дальнюю горелку белый рис, чтобы тот закипел, потом смешала в миске душицу, тимьян, кайенский перец, щепотку паприки и соли.
В любое время, Лолита, Макс практически прошептал ей на ухо. Ну, возможно не прошептал, и не на ухо, он стоял слишком далеко для этого. Но слова ощущались так, как будто он шептал их ей на ухо. Мужчина понизил голос как при интимных ласках, так что у нее волоски на затылке поднялись дыбом. В целом, не-слишком-неприятный-опыт. И это ужасно. Действительно ужасно. И опасно.
В первую ночь, когда она увидела Макса, то поняла, что он опасен, Лола просто не осознавала, что опасность в том, чтобы разглядеть в нем мужчину, а не вора и пирата. Она не хотела вглядываться в его избитое лицо и видеть под синяками сногсшибательный контраст: голубой цвет его глаз и смуглая кожа с темными волосами. Твердая линия челюсти и подбородка противоречила полным губам, которые могли бы показаться слишком мягкими у любого другого мужчины, но не у Макса. Его кровь на девяносто девять процентов состояла из чистого тестостерона, не оставляя сомнений, что он гетеросексуален на все сто процентов.
Она не хотела видеть в Максе мужчину. Мужчину, убивающего драконов. Мужчину, который спасает барышень и тонущих собак, а потом ловит и потрошит огромную рыбину.
Только после того, как он восхитился своим уловом со всех сторон и похвастался ее размером, словно это была самая большая рыба, когда-либо пойманная живьем, он, наконец, распотрошил всех трех рыбин. Макс освежевал их как настоящий профи, и так как они поймали больше, чем могли съесть за раз, то упаковали половину филе луциана и морского окуня в мешочки и положили их в дальнюю часть морозильника.
Пока Лола искала в камбузе специи, Макс отправился включить двигатели и помыться. В кладовой девушка нашла свежее оливковое масло, пять лимонов и рис. Пока рис готовился, она натерла четыре куска филе специями и добавила щепотку черного перца. Когда оливковое масло нагрелось до нужной температуры, она положила филе в сковороду и обжарила около семи минут с каждой стороны.
Она не считала себя изысканным поваром, но частью ее выздоровления от булимии стала наука, как поддерживать здоровые отношения с пищей. Наука, как снова правильно питаться. А научиться, как правильно есть означало научиться, как приготовить что-то большее, чем разогреваемые в микроволновке блюда «Лин Кьюзин»[86]. Лола взяла несколько уроков, но главным образом она училась, читая множество поваренных книг, которые собирала по всему миру.
Если точнее, их было сто двенадцать, и некоторые она не могла даже прочитать, потому что они были написаны на французском, итальянском или испанском. Она скупала их в течение последних нескольких лет своей модельной карьеры, когда ее болезнь не поддавалась контролю. Когда каждая мысль была о том, сколько грамм жира в куриной грудке. О карманных счетчиках калорий и вычислении того, сколько понадобится минут на беговой дорожке и степпере, чтобы сжечь баночку йогурта. А потом, в конечном счете, ее тотальная потеря контроля и безумные пирушки всегда приводили к отвращению к самой себе и походу в ванную.
Не слишком гламурная картинка, но Лола оказалась счастливицей. Она никогда не брала в руки иглу и не подсаживалась на амфетамины[87]: цена, которую многие платили за гламурную жизнь. Цена за нереалистичный образ тела, которого требуют индустрия красоты и следящая за весом общественность. Сейчас, три года спустя, Лола все еще наблюдала за тем, что ест, но она наблюдала, чтобы удостовериться, что не худеет. Ее персональный спусковой крючок, который мог потенциально запустить еще один порочный круг.
Дверь камбуза открылась, и вошел Макс, принося частичку полуденного солнца за спиной и Крошку, путающегося в босых ногах. Его макушка не доставала до потолка каюты всего на пару дюймов, и казалось, что он заполнил пространство широкими плечами. Мужчина помылся и переоделся в джинсовую рубашку, которую нашел в каюте. Конечно, она ему не подходила, и ему пришлось отрезать короткие рукава, чтобы приспособить свои бицепсы. Спереди он оставил ее не застегнутой на широкой груди.
– Пахнет как в моем любимом маленьком ресторанчике в Новом Орлеане, – сказал он, двинувшись в обеденный уголок и наливая два бокала белого вина, которое она добыла, совершив налет на винный шкаф Тэтчей.
Лола разложила почерневшего луциана и рис на блюде-селадон[88] и пожалела, что не может добавить к ним желтых цуккини и мускатной тыквы. Она накрыла на стол подходящие тарелки-селадон и столовые приборы из нержавейки и поместила блюдо в центр стола.
Для Крошки она приготовила остатки красивой синей рыбешки, которой после чистки осталось как раз для собаки. Потом все трое сели обедать, Крошка ел из маленькой тарелочки на полу.
Макс вгрызся в свою порцию с энтузиазмом человека, по-настоящему наслаждающегося едой. Он не клал локти на стол, не жевал с открытым ртом, и не наносил удары вилкой, но он определенно был любителем поесть.
– К дьяволу эти чертовы батончики гранолы и крекеры, – сказал он между укусами.
Лола подняла свой бокал и сделала большой глоток. Его комплимент понравился ей больше, чем следовало, и девушка пришлось напомнить себе о том, что необходимо быть бдительной. Это не была своего рода деловая вечеринка, а он не был ее парнем или хотя бы другом. Она приготовила для него обед, потому что должна была приготовить обед для себя. Выживание. Ничего больше.
Откусив кусочек рыбы, она изучила лицо Макса. Он все еще носил белые полосы пластыря на лбу, и под левым глазом был ужасный синяк, но большая часть опухоли спала. Солнечный свет из окон освещал стол и сиял на хромированных и деревянных поверхностях приборов. Дневной свет бросал легкие блики внутрь каюты, и всё казалось нереальным. Он. Она. Дора Мэй.
Макс поднял голову и бросил на нее взгляд; под темными бровями и колючими черными ресницами, его голубые глаза смотрели прямо в ее. Потом он улыбнулся, и ей пришлось заставить себя проглотить рыбу. Она должна вернуться домой. Помимо того, что Лола должна найти частного детектива и вернуть себе свою жизнь, чем дольше она находится рядом с Максом, тем больше ей приходится бороться с собой, чтобы не рассматривать его как мужчину. Скрывающегося под синяками мужчину, который заставляет женщину захотеть взглянуть в зеркало и засунуть в рот «Алтоид»[89]. Мужчину, который может легко прижать ее к своей широкой груди и заставить ее поверить, что все будет хорошо. Что он может позаботиться обо всех ее проблемах. Хотя только он и ответственен за ее проблемы.
Лола верила, что Макс не хотел втягивать ее в свою жизнь и в свой побег из Нассау, она просто оказалась не в то время и не в том месте. Ему нужно было убраться с острова как можно быстрее, и он не знал, что она находится на яхте. Знание и то, что она верила ему, ничего не должны были изменить, но, так или иначе, изменили. С тех пор как он спас Крошку, девушка больше не могла заставить себя ненавидеть его. Наоборот. Чем больше он утаивал, тем больше заинтриговывал ее.
Лолу никогда не обвиняли в излишней терпеливости или рафинированности, и она умирала от желания узнать о нем побольше.
– Итак, – начала она, – если ты не из ЦРУ, значит ты один из тех парней из секретных спецслужб?
– Мы вернулись к этому?
– Да. Если ты, как говоришь, ушел из ВМС в отставку, какую работу ты выполняешь для правительства? – Она съела еще немного риса и рыбы, затем запила их вином.
Он покончил со своим луцианом.
– Я, конечно, могу тебе сказать, – сказал он, потом потянулся через стол и вонзил вилку в еще один кусок, плавная игра его мышц привлекла внимание Лолы. – Но потом мне придется тебя убить.