Идея непосредственного участия творца в процессах, протекающих в природе, казалось бы, получала дальнейшее подтверждение, хотя и без дополнительных аргументов она занимала большое место в концепциях, наиболее признаваемых учеными, служивших своего рода моделями для объяснительных, теоретических схем в развитых областях науки. Например, в картезианстве представление о существовании двух совершенно автономных, разделенных субстанциях порождало потребность постулировать трансцендентное вмешательство в каждом отдельном случае происходящего между ними взаимодействия. В системе же Лейбница нематериальные монады, являющиеся центрами сил, лишены способности взаимодействовать друг с другом; важнейшая в науке область взаимосвязей, взаимодействий поступала в ведение предустановленной гармонии, берущей свое начало от создателя. В вольфианском варианте лейбницевской концепции творец не только ответствен за предустановленную гармонию, но и вновь становится источником сил, так как у Вольфа «первичные сущности» в отличие от монад Лейбница уже не являются центрами имманентно присущих им сил. В ньютонианстве непосредственное участие всевышнего в течении природных процессов менее заметно, но и здесь оно сохранено. Ньютон выдвинул предположение, что, «если только материя не совершенно лишена вязкости и трения частей в способности передачи движения (чего нельзя предполагать), движение должно постоянно убывать», поэтому «разнообразие движений, которое мы находим в мире, постоянно уменьшается и существует необходимость сохранения и пополнения его посредством активных начал» (74, 302—303). Таким образом, по мысли Ньютона, демиург призван осуществлять функцию, которую мы сейчас назвали бы функцией противодействия процессу возрастания энтропии. В системе воззрений Р. Бойля признавалось, что движение создано богом и постоянно им поддерживается. Понятие опыта расширялось до таких пределов, что в него включался сверхъестественный, теологический опыт, позволяющий узнать существо божественного откровения.
Иначе строилась система воззрений Ломоносова. «Все, что есть или совершается в телах, происходит от сущности и природы их,— писал он,— но сущность тел состоит в конечном протяжении и силе инерции, а природа — в движении их, и потому все, что есть в телах или совершается в них, происходит от конечного протяжения, силы инерции и движения их» (3, 1, 185). Постоянно подчеркивалось, что «природа тел состоит в движении, и, следовательно, тела определяются движением»; «никакое изменение не может произойти без движения» (3, 1, 183). Но движение в его системе природы — это не конечная ступень. «Движение, — по его признанию,— должно быть в материи, и как движение без материи, так и огонь без движения быть не может» (3, 3, 436); «движение не может происходить без материи» (3, 2, 9). С материей связывает Ломоносов и протяженность и инерцию: «...протяжение и сила инерции тел зависят от материи» (3, 1, 173). Именно материя оказывается основой природных тел и их изменений.
В его работах встречается несколько определений материи. «Материя есть то, из чего состоит тело и от чего зависит его сущность»,— пишет он в «Опыте теории о нечувствительных частицах тел и вообще о причинах частных качеств» (там же). В заметках ученого встречается и такое определение: «...материя есть протяженное несопроницаемое, делимое на нечувствительные части (сперва, однако, сказать, что тела состоят из материи и формы, и показать, что последняя зависит от первой)» (3, 1, 107).
Ломоносов различал два вида материи — «собственную» и «постороннюю». «Собственная материя — та, из которой тело состоит и известным образом определяется; при ее изменении неизбежно изменяется и само тело. Посторонняя материя — та, которая заполняет в теле промежутки, свободные от собственной материи...» (3, 1, 283). Посторонняя материя отождествляется с эфиром. Материальность эфира («и эфир есть тело» (3, 1, 121)) оговаривается специально. Спецификой эфира является только то, что он — «тело тончайшее, весьма текучее и весьма способное к движению всякого рода» (3, 3, 287). Помимо этих двух основных видов материи ученый оперировал в своих построениях еще одним видом материи — «тяготительной», — воздействием ее частиц осуществляются эффекты тяготения.
Все явления и процессы в природе осуществляются движением материальных, т. е. протяженных, непроницаемых, обладающих инерцией, тел — это основная идея всех работ Ломоносова. Вопрос о том, почему существует инерция и непроницаемость тел, он отбрасывал, считая, что нет нужды искать достаточных оснований для «необходимых свойств телесных». В данном случае вполне допустимо ограничиться определениями: «Под протяжением понимают измерение в длину, ширину и глубину, с котором неразрывно связан вид тела, т. е. определенное положение границ, в которых заключена протяженность тела. Несопроницаемостью называется то, в силу чего одно тело не может находиться вместе с другим, одинаковым с ним, в одном и том же пространстве... То свойство, по которому тела, приведенные в движение, противятся силе, останавливающей движение, а тела покоящиеся борются с силой, их толкающей, зовется силой инерции» (3, 1, 281—283).
Глубинные изменения макротел зависят от движения, взаимодействия составляющих их частиц, поэтому «наука о мельчайших частицах, от которых происходят частные качества ощутимых тел, столь же необходима в физике, как самые эти частицы необходимы для создания тел и произведения частных качеств» (3, 1, 371). Анализ мира частиц, по Ломоносову, даст ключ к познанию всей природы; система природы, которую он создает, именуется «корпускулярная философия».
В соответствии с его взглядами корпускулы — это «физические частицы». Он специально подчеркивает, что «нечувствительные физические частицы сами также являются телами» (3, 1, 205), что «каждая нечувствительная физическая частица состоит из определенного количества материи» (там же).
Движение корпускул подчинено механическим законам: «...тела любой протяженности, самые большие и самые малые, подчинены законам механики...» (3, 1, 285). Правомерность экстраполяции законов макромеханики на микромир Ломоносов основывал на постулате: «...природа крепко держится своих законов и всюду одинакова» (3, 1, 135). Однако постулаты не решают, с его точки зрения, всей проблемы. Полное доказательство наступит в результате экспериментальной работы и серии математических рассуждений. В течение всего следующего столетия атомизм держался на идее единства законов макро- и микромира, применяя законы механики твердых тел к молекулам и атомам.
Корпускулы по степени сложности подразделяются на несколько видов. Для простейших структур вводится понятие «элемент», т. е. «часть тела, не состоящая из каких-либо других меньших и отличающихся от него тел». Корпускула — «собрание элементов, образующее одну малую массу» (3, 1, 79). Среди корпускул могут быть первичные, состоящие из элементов, и производные — «имеющие основание своего сложения в других меньших, чем они, корпускулах...» (3, 1, 25). Нередко термин «корпускула» употребляется как наиболее обобщенный; тогда он применим и к элементам. Вводимая Ломоносовым градация корпускул отвечает делению частиц на атомы и молекулы, получившему признание лишь в XIX в.. С атомизмом такого рода в структуру материи входила многокачественность, открывалась возможность для появления идеи о многоэтапной генерации одних форм материи в другие (см. 43, 334—335).
Возникала стройная система природы, в которой все находило свое объяснение в закономерном движении макро- и микротел. Такую систему Ломоносов создавал вполне сознательно. «Полная система природы, заключающейся в мельчайших [частицах]» (3, 3, 241), являлась целью его работ. Взаимодействующие материальные макро- и микротела складываются в единую гармоничную природу, создают «согласный строй причин; единодушный легион доводов; сцепляющийся ряд» (3, 3, 493). «Самоочевидная и легкая для восприятия простота. Гармония и согласование природы» (там же) естественно вставали на свое место в системе его взглядов. Природа оказывалась единым взаимосвязанным целым, в котором все детерминировано движущейся материей. Цельность и взаимосвязь природы приводят, по мнению Ломоносова, к тому, что любое изменение в одном месте обязательно связано с изменением в другом. При этом ничто не пропадает бесследно и не возникает из ничего. Логика воззрений привела его к принципу сохранения материи и движения.
