— Прекрасно, — с видимым удовольствием обращается она к Джозефу Киссу. — Вы не знаете, нас довезут прямо до Кью?
— Знаю, мисс Сайн. Мы пересядем на Вестминстерском пирсе, ниже Стрелковой башни, напротив «Королевы Боудики».
— Эсаян. Поначалу многие ошибаются. А как вас зовут?
— Кисс. Джозеф Кисс.
— А где служили, Джо?
— Он сапером был, — отвечает Данди. — Спасал население. Герой. Почти святой.
— Правда? — Мэвис поводит плечами. Судно проходит мимо дока и развалин какого-то официального здания. Подъемные краны и бульдозеры расчищают завалы. — Слава богу, я не видела бомбежек. Была в Норфолке у сестры. Мы копали оборонительные линии. Работали тяжко, но, конечно, по сравнению кое с чем другим это была хорошая жизнь. Мы много смеялись. А вы здесь были во время войны, мистер… полковник… ваше высочество?
К восхищению своего друга, Данди Банаджи начинает припоминать свою фантастическую военную карьеру на нескольких континентах, завершившуюся сбросом атомной бомбы на Хиросиму в тот момент, когда американскому летчику не удалось это сделать. К тому времени, когда они переходят на борт другого пароходика, Мэвис окончательно сражена:
— Да, здорово. Честно говоря, я мало чего ждала от сегодняшней прогулки. Этот тип, ну, тот парень, который не пришел, он приятель мужа моей сестры. Электрик.
пуританская помесь шотландка с поджатыми губками предрассудок на предрассудке фанатичная реакционерка а у Бена дрогнуло сердечко говорил всегда мол должно быть право выбора почему если адвокат то обязательно еврей а мой барристер чертов индус так мало того адвокат женщина так что если желаете мистер Уитстро мы можем сдаться сейчас иначе это будет для них безоговорочная победа натуральный переворот что ли да уж ничего хорошего нельзя было так на самом деле я просто прекратил ее мучения и за какие-то три фунта
Пароход идет мимо Уоксхолла и Челси, и следов войны становится все меньше, хотя враг уничтожил почти все важные объекты на реке. Джозефу Киссу не хочется вспоминать тяжелые дни, а Мэвис пристально вглядывается в огромные трубы. Для лондонцев тот факт, что электростанция в Баттерси уцелела во время налетов, кажется чудом.
— Вы бывали там? Бен водил меня. Это как фильм про замок. Очень красиво. Представляете, внутри как настоящий дворец. Все как в кино показывают.
Большую часть развалин здесь уже сровняли с землей, и теперь повсюду на гладких пустырях растет трава.
— Отсюда начинался заплыв Баттерси-Хаммерсмит. — Голос Джозефа Кисса становится бархатным. — Любой мог принять в нем участие. Сотни человек плавали. До войны в основном дети, но они подросли, так что взрослых участников теперь больше. Жители Баттерси и Фулема. Чтобы научить ребенка плавать, его кидают в воду. А вода здесь никогда не была чистой. Вдоль Хаммерсмита подряд идут электростанции. А деревья вокруг Патни и Барнса, полоска лугов Харлингема и Бишопс-парк придают этому району деревенский, здоровый вид. Вода почти всегда была теплая. В двадцать первом году мой дядя Эдмонд — денди, человек со связями, выступавший на ипподроме в Ньюмаркете, джентльмен-любитель, то есть джентльмен во всем, кроме титула, проплыл здесь шестнадцать раз, пока его не вытащили из воды.
Думали, что он умер. Моя сестра, конечно, мечтает, чтобы мы все умерли. Она ведь пошла в политику. Перспективный член парламента. Рано продала свою душу. За хорошую цену, впрочем.
Буффало Билл и Техасец Джек ищут на берегу пустынной реки след Сломанного Ножа вождя черноногих я теперь предпочитаю сигары хотя глупо война ведь неужели золото Трои закопано на «Кенсал-Райз» его увезли из Берлина два эсэсовца в сорок четвертом контрабанда слитками процветает погорячее и выше ногу
Когда на другом конце скамьи загорелый мужчина в спортивной куртке делает рукой раздраженное движение, его жена шипит: «Замолчи!», но он продолжает ворчать. Она вскидывает красивые голубые глаза, извиняясь.
— Вы несете чушь! — горячится он. — Я всю жизнь прожил в Фулеме. У нас есть лодочная гонка, от Патни до Морт-лейка. А никакого заплыва пловцов нет. Уж я-то знаю это, приятель. Я работаю на местную газету.
— Всегда готов преклонить голову перед прессой, — хмурится Джозеф Кисс, — однако…
— Не строй из себя дурака, Дикки. — Одергивает его жена и извиняющимся тоном объясняет: — Он думает, что все знает.
— Я читаю газеты от корки до корки, разве не так? Каждую чертову неделю! И там нет ничего подобного. Нельзя разрешать вам говорить о том, чего не было. Изображать из себя гида.
— Меня зовут Кисс. — Ухватившись за металлический поручень, он величественно встает, чтобы отразить столь ничтожную атаку. — Вы, несомненно, слышали об экспедиции Кисса и Банстеда тысяча девятьсот двадцать восьмого года? Банстед, конечно, был убит туземцами выше по реке. Но я продолжал исследовать здесь каждый уголок, дорогой Дикки! Хотя, как я полагаю, вы не помните, Дикки, что флот викингов прошел вверх по течению до Фулемского дворца, собираясь разграбить сокровищницу епископа? Где вы были во время налетов? Нет, сэр. Не садитесь, сэр. Встаньте и объяснитесь. Вы обвинили меня во лжи.
— Он псих! — Моргая, Дикки смотрит на жену. — Чокнутый.
— Позовите капитана. — Хотя Данди и видит в глазах мистера Кисса искру иронии, ему ясно, что его друг теряет над собой контроль.
— Я все улажу. Капитан!
— Извинись. Попроси прощения.
Дикки прислушивается к жене.
— Хорошо, я прошу прощения.
— Чрезвычайно мило с вашей стороны. — С кроткой улыбкой Джозеф Кисс оборачивается к остальным зрителям этой сцены, большинство которых уже пересели на другие места, куда подальше, и приподнимает свою соломенную шляпу: — Я тоже прошу прощения, сэр, за то что позволил себе предположить, что вы трус.
— Он вам очень благодарен, — говорит жена Дикки. — А теперь, ради бога, заткнись, Дикки. Вечно ты так. Вечно думаешь, что все знаешь. И выставляешь себя дураком.
Она вновь начинает листать журнальчик, смакующий скандалы из жизни звезд.
— О, посмотрите! Лебеди! — Мэвис Эсаян крепче вцепляется в Данди Банаджи. — Мы и не заметим, как уже будем в Кью. Вам нравится там, мистер К.?
— Нравится ли мне Кью, прекрасная Мэвис? Я его обожаю! Эта жара! Эти испарения! — Он вращает глазами как блаженный. — Мэвис, вы не можете себе представить, что значит для меня Кью! Там на меня снизошло божественное откровение.
— В церкви?
— Нет. С женщиной. — Мистер Кисс слегка краснеет.
она мне и в подметки не годится и когда на работе затащил этого паренька в комнатку он и глазом моргнуть не успел как оказался без штанов черт побери оказалось еще лучше чем я думал просто повезло поехал туда на автобусе да без толку никого уже как ветром сдуло ну и что же подарить засранцу на день рождения кончить на лицо мальчишки пьянчужки сучки пидоры-попрошайки дюжину заебу до завтрака
Когда пассажиры сходят у моста Патни, мистер Дикки и его жена останавливаются на пирсе, но Джозеф Кисс уже забыл о них и глядит мимо высоких платанов на викторианские особняки на Патни-Хай-стрит. Улица почти не изменилась с довоенных времен, только стала строже, лишившись своих магазинов. Несмотря на соседство с Уондсуортом, Уимблдоном и Барнсом, Патни сохранил деревенскую атмосферу. Какое-то мгновение Джозеф Кисс колеблется, готовый поддаться порыву, спрыгнуть с корабля и посетить старое кладбище, единственной оградой которого являются кусты дикой куманики. Оно относится к его самым любимым местам, но Кью все же больше привлекает его воспоминаниями о довоенной страсти.
только я и он все еще у столба в огне все еще живы кричим а они смеются я думала что умерла потом убежала но ребенка так и не нашли я вернусь как только смогу боже мой и в Египет не убежать
Теперь на пароходе оказались семь мрачных монахинь, явно принадлежащих к какому-то строгому ордену, три беспрерывно курящих курсанта, несколько молчаливых дам средних лет, в витиеватых шляпках, наводящих на мысль об обычной поездке за покупками, и бледный, мрачного вида парень лет тридцати, одиноко сидящий впереди всех. Пароход опять пускается в путь вверх по реке.
