Он улыбнулся; его сердце всё ещё отбивало бешеный ритм в груди при мыслях о завтрашнем дне. Он поднял голову, чтобы посмотреть на ночное небо, которое скрывалось за огромным фонтаном, звёзды затмевали яркий свет фонарей, и Гарри глубоко вздохнул. Он будет работать с этим оркестром в течение пяти следующих месяцев. Он знал, что в скором времени он будет мысленно возвращаться к этой ночи и вспоминать эти чувства, как необыкновенно и несвязно воспринимался этот пейзаж, перед тем как всё стало привычным. Это было странно успокаивающе.

Гарри развернулся и побрёл к Барбикан-центру, подходя к огромным окнам и смотря сквозь них на манящее жёлтое свечение. Заведение откроется в ближайший час, но он не зашёл внутрь. Он бы запросто мог войти в концертный зал Барбикан через арочное фойе. На стенах на разном расстоянии друг от друга были развешаны большие баннеры, вплоть до самой двери, на каждой фотографии были изображены знаменитые выступления ЛСО за несколько последних десятилетий. Гарри рассматривал единственный снимок, который был расположен ближе всего к нему. Это была недавняя чёрно-белая фотография Валерия Гергиева, сделанная во время одного из концертов. Гергиев был в самом разгаре выступления, его седые волосы создавали облачный ореол вокруг его головы, придавая ему вид сумасшедшего гения. Непредсказуемый и рехнувшийся, такой, каким Гарри представлял Бетховена в конце его жизни. И прямо за Валерием, сидящий немного позади, но всё же в фокусе, был Луи Томлинсон со своей скрипкой. Глаза Гарри сузились и сосредоточились на данном кусочке фотографии. Томлинсон получился настолько чётко, насколько это было возможно, выглядя абсолютно непоколебимым и точно контролируя свой инструмент. Его оживлённое присутствие на фото производило больший эффект, чем присутствие Гергиева.

— Не беспокойся по поводу Луи, приятель, — как-то сказал Найл, запивая свои кальмары большим количеством пива. — Я знаю Лу, он лает, но не кусается. Вы, ребята, подружитесь.

— Не кусается, — повторил Гарри шёпотом для себя, усмехаясь.

Его руки стали влажными от подкладки перчаток. Он покачал головой, выравнивая шаткое дыхание.

— Тебе больше не пятнадцать, ты, идиот, — пробормотал он. Он сжал пальцами переносицу и закрыл глаза, пытаясь утихомирить внезапную тревогу, поселившуюся у него в животе. Не то чтобы у него не было опыта или таланта, за которые его могли взять на эту работу. В глубине души Гарри знал, что это будет удивительно, что он будет удивительным в этом. Он открыл глаза и ещё раз продолжительно взглянул на скрипача, возвышающегося перед ним. — Ты можешь сделать это, — прошептал он, не позволяя себе задрожать из-за нелепой подростковой неуверенности.

Гарри покачал головой в последний раз и издал разочарованный смешок, отрывая свои глаза от Томлинсона и заставляя своё тело двигаться обратно к станции метро, на перекрёсток улиц Лонг и Альдерсгейт. Его квартира находилась примерно в сорока минутах езды от Хэмпстеда. Ровно в семь следующим утром он уже должен будет устроиться в своём кабинете, осмотреть оборудование, вероятно, вслепую подписать и парафировать гигантский объём различных бумаг. И всё это нужно сделать до его первой репетиции с оркестром, которая состоится после обеда.

«Ты можешь сделать это, — снова подумал Гарри, сжавшись от холода и ожидая свой поезд на платформе. — Ты хочешь сделать это». Он руководил оркестрами по всему миру. Он выступал с невероятными концертами с музыкантами, чей талант намного меньше, чем ЛСО. Он носил перчатки зрелого мужчины! Всё будет хорошо. Будет.

***

На самом деле всё шло просто прекрасно до 13:30 следующего дня, разве что немного утомительно. Гарри скрывался в своём новом кабинете, пересматривая расписание на следующие несколько месяцев в компании элегантно одетого молодого человека по имени Лиам Пейн. Ник встретил Гарри на улице ровно в семь утра и провёл ему крайне поверхностную экскурсию по центру, перед тем как передать его в руки Лиама. Лиам имел своего рода административную должность в Development, но его попросили стать персональным помощником Гарри, пока им не удастся нанять кого-то на полный рабочий день. Ник извинился, после чего поспешил удалиться, по-видимому, заваленный утренними делами, но он заверил Гарри, что будет на репетиции в 14:30, чтобы представить его оркестру.

— Итак, — сказал Лиам, отбрасывая галстук в сторону, чтобы посмотреть на планшет, лежащий на коленях, — у Вас запланировано благотворительное мероприятие для фонда Святого Луки 11 марта.

Гарри рассеянно кивнул, подёргивая ногой под столом и задаваясь вопросом, почему они не могли распланировать его день в обратном порядке. Сначала репетиция, а потом эта ерунда. Его нервозность из-за скорой встречи с оркестром, казалось, усугублялась с каждой минутой. Как правило, Гарри всегда был хорош в импровизации, но сейчас он чувствовал себя всё более и более тревожно, не подготовив даже какой-то формальной речи. «Каков твой план теперь, ты, придурок? Встанешь там просто так, помашешь всем и скажешь: «Привет, я Гарри, давайте немного помузицируем?» — он занимался самобичеванием, пока лёгкая паника разрасталась в его животе. Он безучастно пялился в окно, наблюдая за медленным движением падающего снега.

— Эй, Маэстро, вы всё ещё со мной? — окликнул Лиам. Он развернулся в кресле к Гарри, размахивая рукой перед глазами кудрявого, чтобы хоть как-то попытаться вернуть его к реальности.

Губы Гарри дёрнулись, пока он боролся с улыбкой. Маэстро. Они работали вместе всего лишь в течение пяти часов, а Лиам назвал его так уже четыре раза. Было что-то в его тоне, когда он это произносил, абсолютно серьёзное и слегка угодливое, и Гарри находил это очень занимательным и, может быть, чуточку милым.

Он прочистил горло, откинувшись на спинку офисного кресла, когда посмотрел на Лиама.

— Ты можешь называть меня просто Гарри, ты же знаешь. Это… это нормально.

Щёки Лиама слегка порозовели, и он проигнорировал комментарий.

— Что ж, вы приняли приглашение на встречу в Outlook? Я как раз отправил его.

Гарри вздохнул и наклонился, чтобы взглянуть на монитор компьютера, немного щурясь, а затем, широко распахнув глаза, он начал водить курсором с помощью мыши. Он нажал «принять» в ответ на новое приглашение в своём почтовом ящике.

— Она состоится одиннадцатого марта?

— Мгм-м, в восемь часов вечера, — проговорил Лиам, — в галерее Бейли Гартингера в Сохо. У Вас также есть ещё один лишний пригласительный… — он почти незаметно наклонился вперёд, бросая взгляд на Гарри.

Губы Гарри снова дёрнулись, пока он боролся с ещё одной улыбкой. Он развернулся и уставился на Лиама с невозмутимым выражением лица.

— Хорошо, — всё, что он сказал.

— Хорошо, — ответил Лиам в такт, наконец опуская свои глаза обратно к планшету. — Ох, я пропустил кое-что перед этим, извините, — сказал он, немного поморщившись. — У Вас назначена фотосессия. Следующий четверг, 6 вечера. Не беспокойтесь, она никак не повлияет на репетиции… Это для рекламной кампании нового сезона.

Гарри кивнул.

— Я уверен, что у Вас есть большой опыт в такого рода вещах, — сказал Лиам с хитрой ухмылкой.

Гарри удивлённо поднял брови.

— Фотосессии, — подсказал Лиам.

— Ох, — сказал Гарри, не сдерживая смешок и слегка кивая, чувствуя себя немного неловко. Он наклонил голову и почесал затылок. — Эм-м, верно, — последний раз он снимался в фотосессии для «Esquire». Они написали краткий биографический очерк о нём прямо перед выходом последнего альбома. Они снимали его на пыльной дороге практически голым, только со своей виолончелью. Он смущался каждый раз, даже просто вспоминая, что эти фотографии существуют. (Конечно, Найл всё ещё напоминал ему о них, как только у него появлялась такая возможность: «Мой пожизненный локскрин, прости, друг».)

— Когда я смогу заняться действительно важными делами? — резко спросил он, обращаясь к Лиаму. Он расположил свои ладони на столе перед собой, расставляя пальцы и с лёгкой тревогой постукивая ими по гладкой древесине. Это всё начинало напоминать ужасно исполненную прелюдию, и ему не терпелось покончить с этим, чтобы перейти к существенной работе.