Настил улицы подходил почти вплотную к провалу, и сквозь щель между досками и камнем храма выползали мощные корни.

— Господин Руам говорил, они приходят отсюда. — Местная жительница показала на широкий пролом в стене, за которой виднелась статуя из белого камня. Водный дух, поднимая тяжелые кольца длинного туловища, обвивал бронзовый столб, позеленевший от времени. Шуу равнодушно смотрел на груды битого камня и убогие постройки, разросшиеся вокруг его дома.

— Что за существа нападают на вас? — спросил Сагюнаро, отводя взгляд от весьма достоверного изображения духа.

— Даги, господин, — торопливо ответила женщина.

— Как они выглядят?

Та недоверчиво покосилась на мага и быстро опустила глаза, морщины вокруг них стали еще заметнее.

— Мы простые смертные, господин, нам их видеть не положено.

— Хорошо, чем они вредят вам?

Она улыбнулась растерянно и нервно:

— Господин шутит или смеется над нами?

— Ты можешь ответить на вопрос?

Женщина испуганно попятилась и начала кланяться.

— Господин, прошу, не сердитесь.

За спиной послышался смех Руама. Маг неспешно подошел к ним, тяжело ступая по гнущимся под ногами доскам, весело посмотрел на ученика с высоты своего роста.

— Оставь ее. Она не может говорить с тобой.

— Я так страшен? — с некоторой досадой спросил Сагюнаро, отворачиваясь от перепуганной женщины.

— Ты — маг. Высшая каста. Она — хитанай, живущая в низине, низшая. И не понимает, почему ты спрашиваешь ее. Ведь ты, по ее мнению, должен знать ответы на все. Задаешь вопросы — значит, издеваешься, а она не может понять, в чем провинилась перед тобой.

— Извини, Руам, но это дико, — резко отозвался Сагюнаро.

— Потом привыкнешь. — Он обернулся к женщине и небрежно махнул рукой. — Можешь идти.

Та поклонилась и удалилась едва ли не бегом.

— Ну, довольно разговоров. — Руам указал на пролом в каменной стене, откуда равнодушно смотрел шуу. — Давай, действуй.

Сагюнаро шагнул к краю настила, прыгнул и оказался в наполовину обрушенном зале, по колено в воде. Пол был затоплен, и одержимый не удивился бы, если бы узнал, что именно дух-змей, сердясь за разрушение своего храма, залил здесь все, включая нижний поселок.

Когда-то этот зал был круглым, с высоким сводом. Теперь купол лежал в воде обломками, напоминающими скорлупу гигантского яйца. Черные корни растений оплетали стены, покрытые трещинами.

Стая диких киньдири-коэ, расположившихся на широком карнизе под уцелевшей частью потолка, с визгом бросилась прочь, и спустя минуту снова стало тихо.

Присутствие духов не ощущалось. Даже мелких. Разбежались, почуяв шиисана, или их здесь вообще не было.

Сагюнаро начал медленно обходить статую. Казалось, что каменные глаза шуу следят за каждым его шагом.

Слева у дальней стены шевельнулось что-то. Маг стремительно повернулся. За грудой обломков виднелась полированная медная пластина высотой в человеческий рост. В ней отражалось бескровное хищное существо с алыми полосами на бледных щеках. Сагюнаро смотрел в лицо своего шиисана, а тот скалился на него из древнего зеркала, сузив красные веки. Эту тварь хотелось убить уже давно, но они оба — и одержимый и неизгоняемый — знали, что это невозможно.

Дух в отражении шевельнулся, наклонил голову, словно собираясь пробить лбом медь и вырваться наружу, а затем повел взглядом на обломок купола, лежащего неподалеку. Сагюнаро повернулся в ту же сторону, расплескивая воду.

Из трещины в полированном камне на него смотрели белые глаза с тонким продольным зрачком. Внимательно и неотрывно.

«Заклинание изгнания высшей ступени, — мелькнула в голове мага мгновенная мысль. — Применимо к большинству враждебных сущностей второго порядка».

Шиисан знал более действенный способ борьбы с духами — левую ладонь свело уже привычной болью, но Сагюнаро не дал мечу сковать руку костяной броней, продолжая наблюдать за неизвестным существом.

Глаза исчезли, а затем из-за обломка показалась человеческая голова. Лысый череп, низкий лоб, широкий нос с вывернутыми ноздрями, провалившиеся щеки, тонкий, безгубый рот и длинная шея. Очень длинная… бесконечная. Медленными витками она выползала из-за камней, бледная кожа свисала с нее дряблыми складками, струнами натягивались жилы.

Затем Сагюнаро почувствовал сильный запах. Но не гнили, крови или сырого мяса, как можно было предположить. Это был сладкий, сильный аромат кинмокусея — дерева с мелкими цветами, растущего дома, в Югоре, под самым окном его комнаты.

Дикое несочетание гнусного облика твари с аурой покоя и безопасности обозлили шиисана еще больше. Но существо не спешило нападать и не выказывало робости перед неизгоняемым. Оно замерло над обломками и вперило в человека блеклые глаза. А Сагюнаро почувствовал первое нематериальное воздействие незнакомого духа — несмелое, холодное прикосновение, от которого по спине пробежал озноб, а сердце пропустило несколько ударов.

Маг мысленно заменил в заклинании, которое держал перед собой, часть формулы изгнания более мощным знаком и ударил дага. Дух покачнулся, словно срубленное дерево, и беззвучно погрузился в воду, растворяясь в ней.

Но на его месте тут же появился второй, выползая из-за статуи шуу. Следом за ним — третий. А затем они полезли изо всех щелей. Сагюнаро успел заметить десяток, прежде чем сбился со счета. Древний храм оказался заполнен сущностями, запах цветов стал оглушающим. Даги были везде, и они излучали страх. Не панический, заставляющий бежать не видя дороги, а парализующий, лишающий воли и разума.

Перед глазами Сагюнаро вспыхнули убийственно яркие картины. Память начала выплескивать неправдоподобные и невероятно реальные образы. Тора, висящая на канате под куполом цирка сломанной куклой, по ее белому, обнаженному телу текла алая кровь. Рэй, лежащий лицом вниз в воде горной реки, волны лениво колышут его безвольную руку. Гризли, прибитый к дереву тремя копьями. Наместник Югоры с раздробленной грудной клеткой. Дымящиеся развалины на месте дома. Разбитые в щепки алатаны возле храма Варры.

— Ханоги, — прошептал Сагюнаро, пытаясь прогнать видения, — вот кто вы такие.

Местные жители называли дагами существ, питающихся человеческими чувствами. Они начинали с тех, что были самыми сильными и яркими — страх, радость, наслаждение, ненависть. Потом, когда яркие эмоции заканчивались, переходили к более слабым — и так до тех пор, пока человек не умирал. Они принимали разные образы, часто маскировались под обычных духов-падальщиков, и некоторые заклинатели считали, что в своих видениях они показывают реальность — то, что могло произойти в ближайшем будущем.

Правда, на большинство людей они сначала напускали мороки, вызывающие удовольствие, счастье, восторг, и лишь затем переходили к страху. Бывало, люди умирали с улыбкой, другие — с искаженными лицами, третьи выглядели вообще лишенными всяческих эмоций — пустые оболочки.

Шиисана ханоги решили сразу придавить ужасом. Боль, тоска и отчаяние слепили, убивали стремление вырваться у человека и вызывали ярость в неизгоняемом. Сагюнаро рванулся вперед, вкладывая в первый удар всю ненависть к тем, кто держал его в плену убийственных иллюзий. Костяной меч разрубил вязкий кошмар и с хрустом вонзился в шею ближайшего дага. Затем поразил второго, третьего…

Неизгоняемый двигался очень быстро, но их было слишком много. Они уползали, уклонялись, сплетались в клубки и снова рассыпались. Их нематериальные атаки выматывали сильнее, чем реальная физическая боль. И Сагюнаро не знал — действительно ли они показывают, что может произойти, или играют на его потаенных человеческих страхах. Вытаскивают из него то, чего боялся он сам, в отличие от шиисана, который не обладал никакими чувствами, кроме голода и желания убивать.

Сагюнаро понял, что его выпустили в Румунг охотиться не на людей. И настоящей целью Руама было не желание помочь жителям поселка. Он хотел, чтобы ханоги сделали то, что не мог сделать он сам, — убили в пленнике смертного.