— Если верить Дрю, то нет. С такой удавкой на шее особенно не подергаешься.

— А что сказал врач?

— Он приехал в две минуты первого. Если бы вокруг раны запеклась кровь, он определил бы время убийства точнее, но крови совсем не было. Так что он нам не помог.

— А что известно о мизансцене? Кто-то должен был быстро выскочить из ее кабинета сразу после того, как мы услышали эти звуки. Если это был убийца, то ему или ей оставалось только положить трубку и затянуть вокруг шеи шарф, а на это много времени не требуется. Если же, как вы предположили, убийство свершилось раньше, то убийце оставалось только положить трубку. В любом случае — неужели никто из окружающих ничего не заметил?

— Если кто-нибудь и заметил, то хорошо это скрывает. Насколько вам известно, Бьянка Фосс не пользовалась особой популярностью. К тому же у них там три отдельных входа и три лифта: в салоне, служебный и в главном вестибюле. Чтобы подняться в контору, необязательно заходить в вестибюль или проходить через салон.

— Да, замечательно. Значит, пока ровным счетом ничего не ясно.

— Ясно, как в тумане. — Кремер грузно поднялся и произнес, глядя на Вулфа: — Значит, вы даже не заподозрили, что вас разыгрывают?

— Нет. И по существу мне добавить нечего. Тем более когда вы позволяете себе подобные инсинуации.

— Да, выражаться вы умеете, протянул Кремер. — Ничего, когда мы изучим ваши показания, у меня возникнут новые вопросы. — Он резко развернулся и затопал к двери. Не дойдя до нее, обернулся.

— Мне не нравится, когда кто-то зубоскалит по поводу убийства; убийство — не шутка, но Бьянка Фосс расценила вас не вполне верно. Собачье дерьмо? Вонючая клоака? Нет, я не согласен, это слишком сильно сказано. Хотя и недалеко от истины.

И вышел вон.

Я подал Кремеру пальто, хотя он этого не заслужил, вернулся в кабинет и увидел, что Вулф уже преспокойно откинулся на спинку кресла и погрузился в очередную книгу.

Я подошел к своему столу, взял копию наших показаний, чтобы подколоть к архиву, и вскользь обронил:

— Что ж, если ему удастся доказать, что нас разыграли, считайте, что вам повезло. Вам уже не придется протирать штаны на жесткой скамье в зале суда.

— Ничего у него не выйдет. Не дождется. — Он поднял глаза. — Арчи.

— Да, сэр?

— Я похож на олуха?

— Нет. Это слишком сильно сказано. Хотя и недалеко…

— Тогда пусть не рассчитывает, что ему удастся поставить меня в дурацкое положение.

— Похоже, вы уже что-то задумали. Могу ли я чем-нибудь помочь?

— В данную минуту — нет.

— Указания на вечер будут?

— Нет.

Он снова уткнулся в книгу, а я понес бумаги к картотечным ящикам.

На следующее утро, в среду, завтракая и одновременно изучая свежий выпуск «Тайме», что давно вошло у меня в привычку, я прочитал материалы про убийство Бьянки Фосс. Кое-каких мелочей я не знал, но в целом ничего важного или полезного не обнаружил. В статье упоминалось, что звонил некий Джон Х.Уотсон, но никто не намекал, что под фамилией Уотсона укрывается Арчи Гудвин. Про Ниро Вулфа также не было ни слова. Я, конечно, согласен, что и полицейский и окружной прокурор имеют право приберегать кое-какие сведения для себя, но ведь и мне не вредно лишний раз увидеть свою фамилию в газетных столбцах.

Словом, я не на шутку разобиделся и решил позвонить Лону Коэну в «Газетт и сделать ему царский подарок — выложить всю подноготную. Потом, сообразив, что сначала мне придется поставить в известность Вулфа, я решил дождаться одиннадцати часов, когда он спустится из оранжереи. Вулф всегда завтракает в своей спальне — Фриц приносит ему завтрак на подносе, — а в кабинет неизменно спускается после ежедневного утреннего свидания с орхидеями.

Кстати говоря, другая заметка в «Тайме» имела ко мне чуть большее отношение. Оказывается, Сара Йер покончила жизнь самоубийством, и ее тело найдено во вторник вечером в ее скромной квартирке в доме без лифта на Восточной Тринадцатой улице. Я никогда не писал восторженных писем ни одной актрисе, но пару лет назад, увидев игру Сары Йер в спектакле «Я хочу прокатиться», я был к этому близок, как никогда. В первый раз я смотрел этот спектакль со спутницей, а потом еще три раза ходил один. А зачастил я на Бродвей из-за того, что мне показалось, будто я безумно влюблен в Сару Йер, и я надеялся таким образом избавиться от этой напасти; однако когда выяснилось, что и после трех посещений ничего не изменилось, я бросил это занятие. Решил, что проверю силу своего чувства год-два спустя, если представится случай, но случая больше не представилось. Сара Йер внезапно прекратила играть в этом спектакле и вообще ушла из театра; поговаривали, что она законченная алкоголичка и что с ней все кончено.

Вот почему я перечитал заметку дважды. В ней прямо не говорилось о самоубийстве, поскольку записку Сара Йер не оставила, но на столе стояла почти пустая бутылка виски, а на полу возле дивана, на котором нашли мертвое тело актрисы, обнаружили стакан с остатками цианистого калия. С фотографии на меня смотрела та самая женщина, в которую я был настолько влюблен. Я спросил Фрица, видел ли он хоть раз Сару Йер, а Фриц в ответ спросил, в каких фильмах она снималась. Я ответил, что в фильмах она вообще не снималась, поскольку была слишком хороша для кино.

Мне не пришлось ставить Вулфа в известность о предполагаемом звонке Лону Коэну, поскольку, когда в одиннадцать часов Вулф спустился на лифте из оранжереи, меня уже не было. Я как раз приканчивал вторую чашечку кофе, когда позвонили из прокуратуры и настоятельно попросили, чтобы я приехал; я повиновался и провел два часа в обществе помощника окружного прокурора по фамилии Брилл. Когда допрос подошел к концу, я знал немного больше, чем в начале, а вот Брилл остался при своих. Копия наших показаний лежала перед ним на столе, и Брилл интересовался, не могу ли я что-либо добавить. Следует воздать ему должное: он здорово позабавился. Выпаливал вопрос, а потом минут девять копался в наших показаниях, проверяя, не наврал ли я.

Возвращаясь около полудня домой, я рассчитывал застать Вулфа недовольным и брюзжащим. Он предпочитает, чтобы я был на месте, когда он спускается из оранжереи. Он не имел бы ничего против, если бы меня вызвали к прокурору по делу, которое расследуем мы, но в данном случае меня вызвали вовсе не по нашим делам. У нас не было ни клиента, ни дела, да и никакой гонорар впереди не маячил. И тем не менее меня подстерегала неожиданность. Вулф даже не пытался брюзжать; он был занят! Перед ним на столе лежал раскрытый телефонный справочник, Вулф сам лично прошагал к моему столу, нагнулся, взял справочник и отнес к себе на стол. Неслыханно!

— Доброе утро, — поздоровался я и помотал головой в надежде, что мираж рассеется. — Что стряслось?

— Ничего. Мне понадобилось найти один номер.

— И нашли?

— Да.

Я уселся. Вулф любит, чтобы его глаза находились на одном уровне с глазами собеседника, поскольку в противном случае ему пришлось бы запрокидывать голову назад, а это тяжело и утомительно.

— У прокурора ничего нового для нас нет, — сказал я. — Отчет нужен?

— Нет. У меня есть для тебя поручение. Нужно проверить одно любопытное предположение. Отправляйся в ателье Алека Галлента на Пятьдесят четвертой улице и переговори с самим мистером Галлентом, его сестрой, мисс Принс, мисс Торн и мистером Дрю. Если получится — по отдельности. Скажешь каждому из них… Ты по-прежнему читаешь по утрам «Тайме»?

— Разумеется.

— Скажешь каждому из них, что я навожу справки о Саре Йер для клиента и буду признателен за любые сведения, которыми они располагают и готовы поделиться с нами. Я хотел бы также ознакомиться с любыми письмами, записками или другими бумагами, которые они от нее получили в течение, скажем, последнего месяца. Не приподнимай так бровь. Ты же знаешь, что меня это сбивает с толку.

— Никогда еще не видел вас сбитым с толку, — хмыкнул я, но бровь чуть опустил. — А что вы замыслили?