Когда девушки уже собрались спать, появилась их третья соседка — Энн Эринхауз. Девушка непрерывно чихала, и Мэгги заметила что-то насчет возможной аллергии, а потом уснула под тихий разговор Сюзи и Энн. Естественно, ей приснился Бен Хантер в виде статуи обнаженного мужчины с фиговым листком на причинном месте и колчаном за спиной, полном кистей для рисования.

От этого кошмара Мэгги проснулась задолго до звонка будильника с зарождающейся головной болью. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседок, она быстро оделась и вышла в кухню, влекомая запахом свежесваренного кофе. Кухня была залита ярким солнечным светом, и Мэгги невольно поморщилась.

— Что, утро — не ваше время суток?

Желудок Мэгги спазматически сжался, когда в проеме двери она увидела высокий силуэт. Если бы она знала, что первым, кого она встретит в кухне, будет сам Аполлон во плоти, выпила хотя бы горсть таблеток аспирина. Слава богу, что вместо фигового листка и колчана с кистями на нем были вчерашние вылинявшие до белизны джинсы, хотя они не скрывали, а, наоборот, подчеркивали все выпуклости в районе его бедер.

Утреннее приветствие Мэгги походило скорее на фырканье питбуля.

— Все дело в том, что мы достаточно высоко в горах, — заметил Бен благодушно.

Мэгги бросила на него подозрительный взгляд.

— Голова болит, да? — продолжил он. — У меня всегда так бывает в самолете. И хотя мы и не на очень большой высоте, но…

— Спасибо, доктор, но ваш диагноз ошибочен, едко ответила Мэгги. — Моя голова болит всего лишь от недосыпания.

— Да? А я спал, как убитый.

Мэгги послала ему сахариновую улыбку.

— Рада за вас.

— Мы теперь сами занимаемся нашим пропитанием. — С этими словами он достал из навесного шкафчика пачку подслащенных хлопьев.

Предусмотрительная Мэгги привезла хлопья с собой. Они были цельнозерновыми и неподслащенными, что, безусловно, более полезно.

Теперь она не могла оторвать взгляда от рук Бена — сильных, загорелых, с длинными пальцами. Она отметила, что на безымянном пальце левой руки нет ни кольца, ни его следов.

— Я проверил содержимое холодильника — яйца, бекон, зелень… Одним словом, сырье, требующее приготовления.

— Не могли бы вы болтать поменьше? — Мэгги поморщилась, вновь попав в полосу солнечного света.

— Нет. Более того, я думаю, что мы могли бы потанцевать.

Мэгги уставилась на него широко раскрытыми глазами, пытаясь отогнать видение обнаженных мускулистых бедер и чертового колчана с кистями, к которым постепенно добавлялись рельефные стройные икры, плоский живот…

— Если вы не возражаете, — надменно произнесла Мэгги, — я бы не хотела разговаривать, пока не выпью первую кружку крепкого кофе.

— Конечно, мэм. Но должен предупредить, кофе очень крепкий. Может быть, предложить вам воды, чтобы вы могли разбавить? Интересно, как скоро какой-нибудь добрый человек поджарит яичницу с беконом?

Мэгги сдерживалась из последних сил, чтобы не подскочить и не зажать ему рукой рот. Она налила себе полную кружку черного, как деготь, кофе, а когда обернулась, Бен уже поставил на стол кувшин молока, сахарницу, банку меда. Затем, поразмыслив, добавил банку сухого молока и пакетики заменителя сахара.

— Благодарю, — крякнула Мэгги. По утрам ее голос всегда был хриплым и раздраженным. Она мало разговаривала по утрам — молча провожала отца на работу, а затем уходила в подсобную комнату, гордо именуемую кабинетом, с огромной кружкой кофе и до полудня сочиняла свою колонку. На телефонные звонки отвечал автоответчик. На самом деле спасибо, — более миролюбиво произнесла она, смутившись от собственной грубости, а особенно от того, как смотрел на нее Бен как будто разглядывал под микроскопом. — Да-да, вы — классный парень, а я грубиянка. Но так уж сложилось, и ничего тут не изменить.

Бен выглядел обескураженным. Он молча поднялся со стула, кивнул ей и покинул кухню. Спустя несколько мгновений она услышала скрип качелей на веранде.

К началу первого занятия ученики заняли места за длинными столами — где по три человека, где по четыре. Мэгги, Сюзи и их третья соседка Энн выбрали небольшой стол в дальнем конце студии. Оглядевшись, Мэгги увидела, что Бен в компании двух женщин и пожилого мужчины абсолютно лысого, с кустистыми насупленными бровями и густыми усами — занял стол неподалеку.

В студии не было предусмотрено ни стульев, ни мольбертов. Сюзи пробормотала что-то о бестолковой организации, Энн непрерывно чихала, Мэгги ругала себя за всю эту безумную затею то, что задумывалось как акция по спасению подруги, обернулось ошибкой, и притом весьма дорогостоящей.

Но далеко не первой. Мэгги, как всегда, не потрудилась продумать все до мелочей, за что теперь и расплачивалась. Через час все поймут, что она обманщица — рисовать она умела так же, как и летать на метле. Как самонадеянно было думать, что она справится с этим!

Зазвучала музыка, и в комнату стремительно вошел Перри-Само-Совершенство. Высокий и гибкий, он расточал улыбки направо и налево. Да, театральное появление — явно его излюбленный конек. Несмотря на жару и отсутствие кондиционеров, маэстро был в своем неизменном берете.

Он занял место за своим столом, на котором уже стояло игрушечное детское ведерко с водой, алебастровая ваза с дюжиной кистей всех размеров и форм и лежала стопка листов бумаги.

— Вот, оказывается, для чего нужны детские ведерки, — пробормотала Мэгги, заметив точно такое же желтое ведерко на своем столе.

— Только свое ты будешь наполнять и мыть сама. Перри — единственный, кого здесь обслуживают, — шепотом заметила Энн.

— Итак, — прозвучал медоточивый, под стать звучащей музыке голос маэстро, — я начну урок с того, что при вас нарисую картину, а затем вы за полчаса нарисуете свою версию того, что я изображу. Я называю это разминкой. Кстати, кто из вас, наклонясь, может коснуться пальцев ног?

Мэгги бросила недоуменный взгляд на Сюзи, та пожала плечами. Энн же впервые с момента своего прибытия улыбнулась.

— Потом вы все поймете, — прошептала она.

В другом конце комнаты Бен тоже недоумевал, что же означает этот вопрос. Он-то вполне способен, наклонившись, коснуться своих пальцев и не только. Он может скрутить в бараний рог хлипкого маэстро, но что делать всем этим пожилым людям?

Скрестив руки на груди, Бен ждал начала представления. Рядом с ним Джени Бургер, уперев руки в бедра, тоже застыла в ожидании.

Джорджия проворчала что-то насчет того, что в мире не найдется столько мази, чтобы позволить ее суставам сделать это, а лысый Чарли захихикал.

В это время маэстро уже приступил к рисованию. Он рисовал на листе, лежащем прямо на столе, периодически поджимая губы, отступая назад, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону и что-то бормоча себе под нос. Когда казалось, что он уже закончил и аудитория готовилась увидеть шедевр, он вдруг наклонялся и делал еще мазок, чтобы затем снова отступить с задумчивым видом.

— Почему, черт его побери, он не рисует так, чтобы нам было видно? — Из уважения к своим пожилым соученикам Бен старался следить за своей речью, но иногда забывался.

— Потому что акварелью следует рисовать на плоской поверхности, иначе она стечет, — шепотом пояснила Джени.

— А-а-а… — Прикидываться художником оказалось не так-то просто, как он думал.

Джорджия ткнула его локтем в бок и тоже прошептала:

— Разве в брошюре говорилось, что сначала требуется пройти спортивный тест?

Улыбнувшись, Бен отрицательно покачал головой. От этой седовласой коротко подстриженной женщины пахло так же, как и от его бабушки, смесью миндального крема для рук и мазью против артрита. Это напомнило ему, зачем он здесь.

Наконец Силвер, одарив аудиторию мальчишеской улыбкой, произнес:

— Знаю, знаю, знаю, вам не терпится. Но дайте мне еще одну минутку, мои дорогие…

Дорогие?

Стало слышно, как переминаются на уставших ногах пожилые ученики, затем раздалось громкое «апчхи» мучающейся от аллергии Энн, послышался приглушенный смешок. Бену показалось, что хихикнула Мэгги. Он посмотрел в ее сторону и понял, что не ошибся, увидев прижатую ко рту руку и озорной блеск в глазах.