- Ну, что же… Саша хотел этого избежать, но раз такое дело… Ты же понимаешь, что не пара моему сыну? Он познакомился с замечательной девушкой, дочерью профессора нашего университета. И ты представляешь, они влюбились друг в друга, как школьники! – Арина Федосеевна внимательно следила за выражением лица Марины и, похоже, была разочарована тем, что девушка осталась абсолютно безмятежной. – Извини, Мариночка, но рядом с моим сыном должна быть женщина, способная с гордостью носить его фамилию. Да и выглядеть она будет соответственно. А ты, даром, что через два года тридцать стукнет, похожа на подростка, да и одеваешься так же! – Маринка скосила глаза на свой наряд – белая блузка, персикового цвета туника, темно-серые леггинсы, заправленные в ботфорты без каблука. С фигурой тоже вроде все в порядке. Да, её нельзя назвать женственной, скорее – спортивной, но это не мешало мужчинам постоянно пытаться познакомиться с хорошенькой сероглазой брюнеткой. Будучи ростом без малого метр восемьдесят, она носила обувь только на плоской подошве - стоило влезть на шпильки, как она становилась выше Сашки, что последнего откровенно напрягало.
Арина Федосеевна продолжала зудеть над ухом, что Марина должна с благодарностью вспоминать время, которое Александр ей уделил, и не мешать обретению этим замечательным человеком тихого семейного счастья.
А Маринка, анализируя в это время свои эмоции, поняла, что единственное чувство, от которого её буквально распирает, это РАДОСТЬ! Она представила, что останется в квартире одна, не нужно будет выслушивать жалобы на её постоянную занятость и скакать козочкой вокруг засопливевшего Сашки, когда у тебя самой температура под сорок. А ещё – терпеть неодобрительное сопение, когда девушка собиралась куда-нибудь с подругами.
- Вещи собрать помочь? – предложила Марина, отодвигая плечом Арину Федосеевну и проходя в комнату.
Сашка затаился возле шкафа, прижимая к груди свитер и глядя на вошедшую так испуганно, словно Марина собиралась задать сакраментальный вопрос о приобщении к вере, а потом броситься его душить.
- Саш, там, в ванной, в корзине с грязным бельем, твоя рубашка лежит, не забудь забрать, - напомнила девушка и, уже выходя обратно в коридор, посоветовала. – А вот чемоданы мои оставь в покое. Могу дать мусорные пакеты для барахла.
- Как ты мог жить с этой хабалкой! – взвилась, как укушенная, Арина Федосеевна. – Бедный мальчик, что ты вынес рядом с этой черствой девицей. Она же тебя никогда не любила! Таким только деньги и квартира и нужны! Небось, ещё и налево постоянно бегала!
- Извините, что перебиваю, но учитывая, что провели мы эти два года на моей жилплощади, и зарабатываю я вполне прилично, то от вашего сына я получила только услуги интимного характера, да и то сомнительного качества, - хмыкнула Марина, наблюдая как Сашка приобретает свекольный цвет лица. – Да ладно, Саш, не смущайся, здесь все свои.
- Все, ногИ моей больше в этом доме не будет! – задрав нос, отрезала Арина Федосеевна.
- Если можно, вы весь организм отсюда заберите, а не только нОги, - все также вежливо попросила девушка. – Саш, ключи отдай.
Не проронивший за это время ни одного слова парень протянул ей брелок.
- Без обид, но замки я все равно поменяю, - Марина забрала связку и, не обращая внимания на фырчащую от ярости уже бывшую потенциальную свекровь, легко обняла Сашку. – Удачи тебе. И если не хочешь, чтобы всю жизнь за тебя всё решали – срочно переезжай в другой город!
В течение получаса девушка выслушала в свой адрес много замечательного и чудесного от Арины Федосеевны, общий смысл которого сводился к жалобе – жаль, что такую мерзавку нельзя сжечь на главной площади. Громко хлобыстнув дверью напоследок, святое семейство, наконец, покинуло девушку.
Весь вечер Марина в некоторой прострации бродила по квартире и не знала, чего ей хочется больше – расплакаться или позвонить своей закадычной подружке и поделиться произошедшим. Но, как назло, слез не было, а казаться, даже в собственных глазах, бесчувственным созданием, не хотелось. В конце концов, Марина склонилась ко второму варианту.
- Каааать… А от меня Сашка ушел…
Катюха молчала несколько секунд, а потом, с трудом сдерживая радость, уточнила:
- Шутишь?
- Не-а. Пришла маменька, собрала его ползунки и всё. Кончилась моя семейная жизнь.
- И что делать собираешься?
- Не знаю. Вот думаю, может, пореветь?
- Ты что, совсем сдурела?! Это если только от счастья! Завтра побегу в церковь, свечку ставить. И тебе советую, а то вдруг ещё вернется… Значит так, это дело нужно обмыть. Кроши салат, я сейчас буду!
Как именно они праздновали вновь обретенную свободу Марины, достойно отдельной истории. Но одно лишь то, что в половине двенадцатого ночи подруги, предварительно выкинув на помойку пластмассовую елку, отправились на поиски натуральной лесной колючки, говорило о многом.
- Блин, Новый год уже через пять дней, а они сачкуют! – возмущалась Катерина возле очередного закрытого елочного базара. – А возле городской администрации такие красивые голубые ели растут, - мечтательно добавила она.
Марина вздрогнула, представив, как их с Катей вяжет полиция за попытку спилить реликтовое растение под окном рабочего кабинета мэра.
- Давай мы деревце завтра купим. Не хочется как-то 11 января на работу выходить из «обезьянника».
- А почему оттуда?
- Потому что нам дадут по пятнадцать суток за хулиганство. Или по шее – за глупость…
Катя впечатлилась предполагаемым наказанием и, скрепя сердце, позволила увести себя от вожделенной колючей красавицы.
Утром Марина проснулась с головной болью и твердым желанием начать жизнь заново. Первым делом она заехала в обувной магазин и купила вожделенные сапоги на десятисантиметровой шпильке. А в обеденный перерыв позвонила Катька:
- Хорош сопли жевать! Новый Год отмечаешь с нами! – Маринка, которая в этот момент лакомилась йогуртом, подавилась и с омерзением посмотрела на содержимое пластикового стаканчика. – Раз ты у нас теперь молодая-перспективная-незамужняя, к тому же, тридцать первого работаешь, то заедешь ко мне, закинешь в багажник ящики с огненной водой.
Марина рыпнулась было поинтересоваться, какая связь между семейным положением и тем, что именно ей выпала честь быть вьючным ишаком, но перебить Катерину было очень сложно, потому пришлось согласиться.
Пробка медленно, но планомерно двигалась в сторону выезда из города. «Тайга» давно закончилась, и из динамиков доносился низкий прокуренный голос девицы, певшей о том, что Новый год лучше проводить в постели.
От нечего делать, Маринка начала рассматривать витрины, увешанные еловыми ветками и расцвеченные мигающими гирляндами. Снег, ещё с утра пушистый и белый, теперь был раскатан по дороге серым неаппетитным месивом. Девушка приоткрыла окно, чтобы вдохнуть морозной свежести, но, подавившись выхлопными газами, резко передумала дышать ЭТИМ.
А за городом сейчас, наверное, хорошо! Холодный вкусный воздух с легким ароматом мандаринов, которым пропиталось все вокруг. Все вокруг таинственно искрится под светом узкого месяца, а стоит пройтись по сугробам, как сразу раздастся скрип сухого крупчатого снега . Где-то вдалеке перелаиваются деревенские собаки, делясь дневными новостями…
Ей захотелось встать на лыжи и пробежаться до ближайшего леса. Или слепить снеговика, с морковкой вместо носа и ведром в качестве шляпы. Ну и что, что за лыжный кросс в школе у неё была «тройка», поставленная чисто из жалости, а один только взгляд на её страшненькую скосорыленную снежную бабу способен довести неподготовленного человека до заикания?
Маринка уже предвкушала отдых на деревенских просторах, потому прозевала момент, когда едущая впереди машина начала притормаживать. Девушка судорожно попыталась повторить её маневр, но было уже поздно – «Микра» начала замедляться, но все равно аккуратно чпокнула «Порше» в задний бампер.