– Вот такой полусон. Видение о чаше… и ее содержимом. Ты перчатки в салоне забыл.

– А, пусть их… – пробормотал Ледогоров. – После того как ты поделился со мной напитком поэтов, я хоть и не ощутил потребности говорить стихами, но зато перестал чувствовать боль. Благодаря тебе и «женщине в светлом» я теперь вообще не чувствую дырок в ладонях.

– Ну, прежде всего благодаря мне ты их получил, – вынужден был ввести поправку Кир-Кор. – Женщина в светлом очень кстати сняла с меня часть вины.

– Все в жизни грагала так или иначе связано с женщиной.

– Это не просто женщина, Агафон! Богиня!

– Из тех, кого твои любознательные питомцы потихоньку освобождают от ледяных оков в мире забвения?

– Понятия не имею… Но я начинаю доверять твоей интуиции. Значит, считаешь то место ледовым узилищем для древних богов?..

– Ну… не таких уж и древних. Лучше сказать – легендарных. Заманчиво было бы знать, какую роль на самом деле они сыграли в становлении нашей цивилизации… Скоро узнаем.

– Ты настолько уверен? – удивился Кир-Кор. – Почему?

– Потому что в Галактике формируется локон Ампары, – был ответ. – А локон – это эпоха вполне ощутимого соприкосновения нашего Настоящего с нашими же Грядущим и Прошлым.

Кир-Кор промолчал.

Подъем закончился: серебристо-серая спираль неширокого пандуса вышла на последний этаж под самым куполом «яйца» и пресеклась лиловой стеной с отрицательным углом наклона. Узнав хозяина, лиловая стена образовала прямоугольный проход, впустила путников и с тихим шелестом срослась у них за спинами. Короткий ступенчатый переход привел путников в накрытое куполом круглое помещение.

– Ретрит, – обронил хозяин. – Верхушечная точка Академии.

Лифтового копора в ретрите не было, поэтому отсюда можно было оглядеть окрестности сквозь прозрачный купол во всех направлениях – вкруговую, словно сквозь блистер шверцфайтера. Гость оглядел. Огни, огни, огни… Выше всех других огней реяли в поднебесье красные светосигналы на вершинах окрестных сопок.

В центре помещения стоял инкрустированный перламутром стол, вокруг него – дюжина синих кресел с белыми подлокотниками. В зените купола – точно над столом – сиял белый диск с синим рисунком уже знакомого символа – эпиптейи.

Ни олифектора, ни терминала здесь не было. Вдоль вогнутой стены по окружности помещения сверкали хрустальные призмы сокровищниц. Экзарх с прижатой к груди чашей странно застыл в неподвижности возле одной из призм, и выражение лица у него было замысловатое.

Почуяв неладное, гость приблизился к остолбенелому хозяину с тревогой (уж не случилось ли нового ограбления?), тот молча указал на верхнюю полку сокровищницы. Там, среди колючих спектрально-радужных огоньков, скромно светлела, как луна среди звезд, чаша из белого нефрита. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: чаша в руках экзарха и чаша на полке – родные сестры. Или сосуд на полке чуть больше?..

Ледогоров извлек драгоценный древний сосуд из хрустальной призмы:

– Эта чаша была известна миру в одном экземпляре, а вот теперь их две… Уму непостижимо!

Разглядывая обе чаши, экзарх так раскованно вертел их в руках, словно утратил почтение к мировым раритетам. Кир-Кор опросил:

– Сейчас ты понимаешь, что это была не апроприация?

– Твоя чаша – точная копия этой!.. – не унимался фундатор. – Нет, твоя, пожалуй, чуть меньше…

– Да, я тоже это заметил.

– О! – не сумел сдержать возгласа удивления Ледогоров.

Сравнивая сосуды между собой, он случайно вложил одну чашу в другую… и с чашами что-то произошло. Что-то такое неуловимое и внезапное, отчего у экзарха в руках осталась всего одна чаша, которую он к тому же и выронил. Пытаясь спасти хрупкую современницу египетских пирамид, Агафон совершил бросок отчаяния, как при игре в регби. Кир-Кор поймал чашу, поддержал Ледогорова. Спросил:

– Что случилось? Я так и не понял, куда исчезла вторая чаша.

– Спасибо, донатор! – Ледогоров тяжело дышал. Успокаиваясь, на несколько мгновений закрыл глаза, перевел дыхание. И только после этого ответил: – Вторая чаша… твоя… растворилась в первой.

– Как это… растворилась? – Экс-донатор заглянул внутрь только что спасенного фиалофага.

– Да так как-то… Плотно осела внутрь первой. Я сделал движение, чтобы вынуть ее, но… вынимать уже было нечего.

Кир-Кор отдал чашу экзарху. Тот немедленно убрал феноменальный сосуд на прежнее место в сокровищницу – от греха подальше. Добавил:

– Когда я сделал движение, чтобы вынуть ее… на мгновение ощутил пальцами другую фактуру… Знаешь, поверхность нефритовой стенки исчезающей чаши не была гладкой. Я совершенно явственно ощутил под пальцами ряды небольших углублений. Которые, впрочем, тут же оплыли и сгладились. От неожиданности я все это выронил. Ряды углублений почему-то напомнили мне эколат.

Пока Ледогоров рассказывал, Кир-Кор перебирал в уме фрагменты своего недавнего полусна.

– Чаша Времени! – вдруг вспомнил он. – В моем полусне явственно прозвучали слова: «Чаша Времени!» Может быть, имелось в виду то обстоятельство, что чаша была временной? То есть – недолговечной?..

Минуту хозяин ретрита и гость обескураженно глядели друг на друга. Молчание нарушил экзарх:

– А может быть, мы получили намек или даже прямую подсказку, что эколат и пропавшая чаша связаны между собой природой Времени?

– Возможно, – согласился гость. – Если стенка чаши пусть даже на миг проявилась фактурой дырчатого эколата, такое совпадение заставляет задуматься. Оба артефакта могут быть как-то связаны между собой… Во всяком случае, прослеживается ситуационная связь.

Лицо фундатора словно бы просветлело. Тихая благодать отразилась на его лице. Фундатор плавным движением поднял руку с заклеенной розовым биопластырем пробитой ладонью, едва слышно проговорил: «Омен!..» И возвел очи горе.

– Омен?.. – Кир-Кор невольно окинул взглядом подкупольное пространство, но ничего, кроме сияющего белого диска с рисунком эпиптейи, там не увидел. – Агафон, вернись, будь добр, на грешную Землю, я жду тебя в сакральном ретрите твоей Академии.

Ледогоров вернулся.

– Омен – это знамение, Кирилл. Примета, если угодно. Указание, знак.

– Чаша?

Ледогоров кивнул:

– Чаша. И посвящение. Знак для тебя и для нас. Время Ампары приблизилось, мы у ее порога. Мы на самом пороге.

– Мы?.. Земля?

– И Дигея. Просто сейчас на Земле – основной контингент посвященных. Ты и семнадцать эвархов.

– Инициированных, ты хотел сказать? – счел уместным уточнить Кир-Кор.

– Слова разные, суть одна. Мы удостоились посвящения через тебя.

– Мне предлагается роль нового Авраама… Слишком большая честь для грагала, дорогой Агафон. Нет, со своими полумистическими делами разбирайтесь сами. У меня другое амплуа. Я – свободный разведчик звездных систем.

– Ради великой Ампары! Оставайся разведчиком – кто против? Кто спорит с тобой, дальнодей? Но ты уже – уже! – инициировал нас. Посвящение состоялось.

Обнаружив, что все еще держит в левой руке феррованадиевый пенальчик, экзарх сунул инозвездную драгоценность в сокровищницу – положил на верхнюю полку рядом с чашей. Повторил:

– Посвящение состоялось. Судьба. Понимаешь? Судьба!

– Слово «судьба» означает либо все, либо ничего. Я не доверяю ему, Агафон.

– Судьба, Кирилл, это снаряд, летящий прямолинейно и пронизывающий на своем пути все. Но редко какая из судеб имеет конкретно видную цель. Твоя имеет.

– Остается узнать, кто этот меткий канонир.

– Судьбоносная воля Ампары, – ответил экзарх без тени сомнения в голосе.

Кир-Кор помолчал, делая вид, будто внимательно разглядывает выставленные на полках хрустальной призмы ритуально-культурные ценности древних эпох.

Положение, в котором он оказался волей Ампары, судя по всему, не сулило ему ничего хорошего. Вдобавок его угнетало чувство раздвоенности. Это как в момент сильного землетрясения на склоне вулкана: под ногами разверзается трещина, и не знаешь, куда податься, – «…к какому облаку стремиться, какой довериться скале?..» На одной стороне трещины – смутные постулаты философской школы Ампары и какие-то слишком определенные ожидания, связанные с многовариантной неопределенностью уже, оказывается, наступившего Грядущего. (Или философы здесь чего-то недоговаривают, или все это притянуто за уши.) На другой стороне – целый ряд неординарных событий, которые при желании можно истолковать в пользу вероятного формирования особых зон смешивания Грядущего с Настоящим Прошлым.