— Сегодня я его не удержал, — ответил Рин. — Прости.

— Не извиняйся, — шепнула она. — Это было замечательно.

— Да, — прохрипел он.

— Когда мы стали одним целым во всех отношениях, я чувствовала тебя лучше. Словно нам предназначено упиваться соединением именно так. Объединившись.

Теперь Рин гладил её медленнее, но не менее возбуждающе.

Её тело изогнулось и задрожало.

— Узнав, как люди занимаются любовью, я гадала смогу ли остаться собой, если сольюсь с мужчиной и телом, и разумом. Мне снились кошмары о том, как я вбираю в себя слишком много мыслей и чувств другого человека и схожу с ума. Я всё время боялась, что если вдруг полностью соединюсь с кем-то, то никогда не стану прежней. Думаешь, это глупо?

— Не знаю.

— Если мы с тобой одновременно сольёмся телами, умами и душами и отбросим прочь все разделяющие барьеры, то сможем ли потом разъединиться?

— Не знаю.

— Ты мне совсем не помогаешь, — заметила она с нежной улыбкой.

Он перекатился на Жульетт, она вновь обхватила ногами его бедра, и Рин погрузился в неё одним рывком. Выстроенный им барьер оставался нерушимым, и она не пыталась прорваться сквозь него. Следующим толчком он погрузился ещё глубже, и Жульетт с криком достигла разрядки. Выгнулась над кроватью и сжалась вокруг Рина, содрогаясь и шепча его имя. Он не двигался, пока не затихли волны её удовольствия, но сам не последовал за ней, не выплеснул семя, в котором она нуждалась, чтобы дать ему сына.

Жульетт безвольно распласталась под ним, изнурённая, пресыщенная и согретая до мозга костей. Обретя способность говорить, она спросила:

— Почему ты не…

Рин успокоил её пылким поцелуем. Как же она обожала прикосновения его губ! Такие родные и захватывающие, дарящие необыкновенные, замечательные эмоции. Он возобновил движения, почти лениво и не прерывая поцелуя.

После очередного толчка замер и поднял голову.

— Сегодня, завтра и послезавтра твоя сексуальность достигнет новых высот. Ты будешь нуждаться во мне, как никогда прежде, и я хочу дать тебе всё, что смогу, Жульетт.

Она улыбнулась.

— Ты назвал меня по имени. Я так рада. Мне надоело слушать, как ты зовёшь меня королевой.

— Сегодня ночью ты не королева, — сказал он, медленно и глубоко двигаясь внутри неё. — Ты просто моя женщина.

— Только ею я и хочу быть, — хрипло призналась она. Ленты удовольствия начали закручиваться снова, но она сдерживала себя. Этот момент, как раз перед наивысшим наслаждением, был особенным, и Жульетт хотела продлить его как можно дольше. Когда Рин двигался так медленно и тщательно себя контролируя, она знала, что может ни о чём не думать и просто наслаждаться.

Чем и воспользовалась.

— Рин, — прошептала Жульетт, когда её тело рванулось к нему, предвкушая завершение, до которого оставалось совсем немного. — Ванир.

— Да.

— Я хочу получить от тебя всё и неважно, что случиться потом. Пусть нас больше ничто не разделяет.

Барьер исчез, и Жульетт нашла соединявшую их души нить. От красоты нахлынувших чувств она испытала не меньшее потрясение, чем от прикосновения к сердцу Энвина или от ночной пробежки в облике волчицы. Рин стал частью неё самой, слился с ней телом и душой. Жульетт чувствовала его тысячью разных способов, получая новое, неведомое прежде удовольствие.

И узнавая его, как никогда не знала никого другого. Он был хорошим человеком, сильным и благородным. Ради неё и их будущих детей Рин пошёл бы на любые жертвы. Его невероятная сила удачно сочеталась с безграничной добротой.

Рин возобновил движения, и ей открылись проблески его прошлого. Жульетт увидела мужа светловолосым мальчиком, игравшим на улице с небольшим, необычным мячом и смеющимся вместе с друзьями. Юношей, полным сновидений о ней и об этом самом моменте. Решительным мужчиной, ищущим свою пару. Рин был предан ей и не оставит, несмотря на нежелание становиться супругом королевы. Не теперь, когда узнал, как глубоко она его любит и насколько сильно в нём нуждается.

А он знал, потому что она больше не скрывала от него свои мысли и душу. Не просто не скрывала, а даже притягивала его, предлагала себя так, как не делала никогда прежде. Оказалось, что в единении умов и душ нет ничего страшного. Оно было прекрасно, правильно и священно.

Столь сильных эмоций она никогда раньше не испытывала.

Рин задвигался быстрее, и Жульетт последовала его примеру, не отставая и маня войти глубже. Когда она достигла разрядки, он принялся толкаться энергичнее, их тела напряглись и затрепетали в своём собственном ритме и времени.

Их связь не оборвалась, наоборот, перешла на гораздо более близкий уровень, чем Жульетт считала возможным. Этот мужчина был частью неё. Она всю жизнь, сама того не зная, чувствовала себя неполной. Зато Рин знал, всегда понимал, что врозь они лишь две половинки.

Он рухнул на неё, и Жульетт вцепилась в его косу.

— Я люблю тебя, — задыхаясь призналась она.

— Я знаю.

Рин не признался в любви, но знал, что Жульетт распознает ложь. Она видела слишком много, а сейчас особенно. И он в самом деле любил её, хотя ещё не осознал и не принял то чувство. Но однажды примет.

— Ты необыкновенная женщина и будешь замечательной королевой.

Она выглядела немного задумчивой, когда спросила:

— Буду ли я также замечательной парой?

— Наверняка, — прошептал Рин, потом поднял голову и усмехнулся. — Если хочешь правдивого ответа, спроси через несколько дней. Я не могу думать, когда нахожусь в тебе.

Восседая на лошади, которая несла её окольным, невыносимо медленным маршрутом к Арсизу, Софи не спускала глаз с тропы. Мятежники не могли путешествовать открыто, иначе им пришлось бы постоянно сражаться.

Большинство повстанцев теперь её боялись. При виде обгоревших останков родного дома, охватившее Софи отчаяние затронуло многих окружающих людей, хотя она и пыталась не выплёскивать эмоции наружу.

Чего бы она ни отдала сейчас за дар Жульетт. Софи не могла удостовериться ни в благополучии, ни в гибели сестёр. А вдруг они действительно мертвы? Последние сказанные им слова она произносила в гневе. Выкрикнула, что никогда не простит их за вмешательство в её отношения с Кейном и не захочет увидеть. Если бы сейчас она встретилась с Жульетт и Айседорой, то простила бы им всё на свете.

Через несколько дней, возможно, через неделю они доберутся до Арсиза. Император, наверняка, как-то замешан в пропаже Айседоры и Жульетт. Она заставит его рассказать, где её сестры. И те непременно окажутся живы. Во что бы то ни стало.

Армия мятежников с каждым днем разрасталась. Слухи о том, что император женился на своей наложнице, привели некоторых людей в бешенство и подстегнули присоединиться к мятежникам. Софи знала, что той наложницей была Лиана, хотя и не слышала имя новой императрицы. Ей с Кейном следовало убедить Лиану убежать из дворца вмести с ними, а не отпускать обратно в тот проклятый тронный зал.

Помимо присоединившихся к восстанию каламбьенцев, к Эрику примкнули члены одного из кланов Трайфина, желавшие свержения императора Себастьена, ещё больше укрепив силы повстанцев. Ходили слухи, что скоро в бой вступит круг Бэквие — отряд легендарных воинов Трайфина, до этого много лет сохранявших нейтралитет. Если они решат поддержать мятежников, то восстание, которое император поначалу воспринимал как досадную неприятность, перерастёт в настоящую войну.

Софи ненавидела даже сами мысли о войне. Насилие любого вида противоречило всей её природе.

Их отряд расположился на ночь на поляне вдали от дороги. Хотя Софи с радостью ехала бы до столицы без остановок, она понимала, что ребёнок внутри неё, Ариана и даже мятежники нуждаются в отдыхе. Ночь была холодной. Солдаты разожгли костёр, потом быстро и уверенно собрали палатку для Софи и её семьи. Вторая палатка, чуть меньшего размера, предназначалась для Эрика. Будучи лидером мятежников он наслаждался недоступными для остальных удобствами.