– Я туда первым делом, потусоваться, с сеструхой троюродной. Жаль, времени мало было, всего пять дней. Ладно, какие наши годы. Будут у нас еще и клубы, и веселая жизнь. Мне и так все завидуют, из-за Никитоса, понятное дело. Типа, мы не пара, не подходим друг другу. Он, типа, такой спокойный весь, серьезный, а я с детства на ежа севшая. Знаешь стишок? «Не садитесь на ежей, жизнь покажется хужей!» Только мы с Никитой вполне пара, хоть он вправду спокойный, как танк в одуванчиках. Ой, смотри, уже скоро приедем, надо собираться!
Нонна выволокла сумку и зашуршала пакетами в обратном порядке. Динка сунула книжку в рюкзак и уткнулась носом в стекло.
Мелькнул заснеженный переезд, лесная дорога, несколько машин. Потом ели потянулись медвежьими лапами к первым многоэтажкам – и нехотя расступились. Взревел тепловоз, медленно поплыл навстречу заснеженный пустырь, по которому тянулись бесконечные ободранные трубы теплоцентрали. За ним – низкие домики, копченая труба кочегарки. А там уж замаячила красная кирпичная туша вокзала, засуетились, задвигались среди белых сугробов черные фигурки встречавших.
– Какой вокзал интересный, – отметила Динка. – Большой.
– А, недавно отгрохали по финскому проекту. И что толку, спрашивается? К нам ходит-то два вагона и три товарные тележки. Поэтому он пустой все время и закрыт.
– Поня-ятно… – протянула Динка, хотя было совсем непонятно, зачем строить здоровенное здание для приема двух вагонов. – Смотри, вон тетя моя!
– А вон моего папы машина. Папа, эй, я тут! Тебя подкинуть, кстати?
– Да тетя, наверное, на такси.
– Ладно, ой, а телефон-то! Давай, давай, давай, я тебе свой быстренько продиктую, пиши!
Динка торопливо забила в память новый номер, а тут и поезд загремел, закачался, останавливаясь. Девчонки, подхватив вещи, двинулись в тамбур.
Платформы не было. Снизу протянулись руки, мелькнуло сияющее тетино лицо, Динка спрыгнула – и тетя принялась тормошить ее, причитая: «Диночка, ну наконец-то, а я уж переволновалась, девочка моя! А выросла-то как! А бледная-то какая! Ушки натяни, холодно, простудишься, моя девочка, наконец-то, а я уж с утра жду, жду…»
Нонна потерялась в суматохе, и Динка все вертела головой, стараясь ее отыскать. Но та сама вдруг вывернулась откуда-то из-за угла, когда они с тетей уже подходили к стоянке такси. Подскочила налегке, без сумки:
– Ну что, все ок? Звякни мне прямо сейчас, я твой номер тоже запомню. И в школу нашу обязательно, да? Вторая, десятый Б. Ага, высветился, сама тебе вечером позвоню. Ну, давай, пока-пока, не пропадай, да?
И тут Динка увидела его.
Он быстро шагал через привокзальную площадь, почти летел, рассекая плечом воздух, а в руках у него полыхал букет красных роз. Светился тяжелым горячим огнем среди сахарных сугробов и синих теней. На холоде розы обычно кутают в бумагу, в целлофан, а он безжалостно сдернул обертку, выставив цветы напоказ.
Снежная иголочка кольнула Динку в сердце. Он шел, словно подчиняясь невидимому ритму, в такт неведомой, неслышной остальным музыке.
Стремительный. Без шапки. С розами.
Он в упор глянул на Динку, ей показалось – прямо в правый глаз. А потом еще отдельно, в левый. Длинным движением откинул со лба темную, чуть заиндевевшую челку. И только потом улыбнулся. Белозубой, остро вспыхнувшей улыбкой.
– Чего там? – живо обернулась Нонна. – А!
– Нонна! Прости меня! Я был гад и дурак!
Парень снова тряхнул головой, смоляная челка эффектно рассыпалась по лицу.
– Но я раскаялся, о моя вампирская королева! Я ломал стекло, как шоколад в руке! Я резал эти пальцы за то, что они не могут прикоснуться к тебе. Я смотрел в эти лица и не мог им простить… [1]
Нонна фыркнула.
– Хорошо, – парень остался серьезным. – Могу по-другому. Мой милый друг, такая ночь в Крыму, что я не сторож сердцу своему – рай переполнен, небеса провисли. Ночую в перевернутой арбе, и если по ночам приходят мысли – то как уснуть при мысли о тебе? [2]
– Обойдешься без мыслей, – хмыкнула Нонна, впрочем, улыбаясь. – Не было никакой любви.
– А если нет любви – зачем, обняв колени, я плачу по тебе в пятнистой тьме оленьей?! [3]– отчеканил черноволосый, на лету разделяя букет на три части.
Часть он с полупоклоном вручил Нонне. Одну розу галантно протянул Динкиной тетушке, которая взяла, опешив. А три розы с улыбкой подал самой Динке:
– Позвольте представиться – Бонд. Джеймс Бонд.
– Спасибо, – пробормотала та, растерявшись не меньше тети.
Не таким, совсем не таким представляла она Никиту со слов своей новой подруги.
Спокойный? Молчаливый? Извините, блондин?!
Здорово же он изменился! Неужели все из-за ссоры?
– Можешь звать его просто – Бэтмен, – хихикнула Нонна. – Джеймс Бонд Бэтмен.
– Можно и так, – серьезно подтвердил тот и взялся за лямку Динкиного рюкзака. – Разрешите вам помочь, прекрасная незнакомка.
Рюкзак застегивался спереди, на груди и на поясе, стащить его за лямку было невозможно. Динка от движения качнулась и невольно ухватила парня за плечо.
– Ой, не надо! Я сама справлюсь…
– Дожили, – с подчеркнутой грустью махнул челкой Никита. – Неужели мне даже рюкзак доверить нельзя? Пойду приму триста капель валерьянки, а еще лучше – выпью три тысячи капель яду…
– Да я не потому… не поэтому… просто…
Динка вдруг смутилась.
Никто не дарил ей при встрече розы.
Никто не называл ее прекрасной незнакомкой.
Никто никогда еще не отбирал у нее на вокзале рюкзак.
Она глянула на Нонну – та была, кажется, вовсе не против. Руки сами защелкали застежками, и Никита подхватил груз.
– Где ваш экипаж? – галантно обратился он к тете.
– Там. – Та ткнула розой в припаркованное такси. – Ой, Диночка, ты уже с ребятами подружилась? Как хорошо, правильно, чего одной-то?
– Ладно, мне пора. – Нонна развернулась к красивому серебристому джипу. – Динка, не забудь, вторая школа, десятый Б! Чао, Бэтмен!
И легко побежала к машине.
Динка от неловкости готова была сжевать подаренные розы вместе с листьями. Никита пришел помириться с Нонной – а она помешала. Рюкзак этот нелепый. Тетушка со своими причитаниями.
Но Никита из вежливости даже не поморщился. Только послал серебристому джипу воздушный поцелуй, а потом терпеливо запихивал Динкин здоровенный рюкзак в заставленный канистрами багажник. Рюкзак, как в дурной комедии, лезть не хотел. Шофер пыхтел рядом, Никита же только улыбался.
– Давай кинем его назад? – предложил он, когда зловредный рюкзак окончательно отказался пропихиваться внутрь. – Поставим наискосок. Ты худенькая, влезешь.
И рюкзак чудесным образом лег на сиденье, и рядом с ним правда оказалось достаточно места.
– Извини, – начала было Динка. – Глупо получилось. Ты из-за меня тут завис, Нонна уехала.
Никита смахнул челку со лба:
– Дина, знаешь, ты первая симпатичная девчонка, которая извиняется, когда я за ней ухаживаю.
Она не нашлась что ответить.
И отчего-то здорово разозлилась. Она ни на какие такие ухаживания не набивалась, мерси. Сам прицепился. И с рюкзаком прекрасно справилась бы, не впервой. Тоже мне герой, слово-то какое откопал – «ухажива-аю», ухажер нашелся. Спасибо, мы и без вас ухоженные. За тараканами у себя в мозгах ухаживайте.
Никита придержал дверь для тети, которая садилась на переднее сиденье, а потом опять развернулся к Динке:
– Ты к нам надолго?
С языка чуть было не сорвалось: «Не твое дело!» А потом неплохо бы небрежно кивнуть, как Нонна: «Чао, Бэтмен!»
Злая Динка глянула ему в глаза… и тут же вся злость испарилась, а сердце стукнуло невпопад. Ну и глазищи – черные-черные, насмешливые. И в каждом по огненному чертику.
А Никита смотрел на нее чуть с прищуром, и Динка прям лопатками чувствовала – не просто так смотрит, ой не просто. Разглядывает. Оценивает. Мачо фигов!