— Я и говорю, молодые.

Интересно, теперь, оказывается, я молодая!

— Соседи на них очень жалуются, — с осуждением произнесла мама. — Там вечно шум, гам, дети орут, гости приезжают, до ночи музыка, песни какие-то. И свет чуть ли не до утра горит. Соседка, Мария Кирилловна, бедная, говорит, спать невозможно. У нее так кровать стоит, что свет из их дома ей прямо в глаза.

— Подвинула бы кровать или шторы повесила, — не видела особой проблемы я.

— Дело не в этом, — с еще большим осуждением продолжала мама. — Мария Кирилловна приезжает сюда отдыхать. Ей покой нужен.

— Разве она до сих пор работает? — полюбопытствовал папа.

— Да конечно, нет, давно на пенсии. Ей восемьдесят пять лет. Просто она от шума в городе не знает, куда деваться. Раньше хоть тут было тихо, а теперь приезжает — то же самое.

— Галина, да что она так волнуется. Раз ей столько лет, то скоро вечный покой предстоит. Можно пока и шум послушать. Належится еще в тишине.

Папина реплика меня поразила. Обычно он солидарен с мамой. То ли на свежем воздухе расслабился, то ли не испытывал симпатии к Марии Кирилловне. Мама тоже удивилась:

— Юра, что ты несешь! При ребенке.

— Ну ты, ба, даешь, — не осталась в долгу Василиса. — А то я без деда не знаю, что все мы когда-то помрем.

— Я не о том, — насупилась мама. — Нельзя так неуважительно говорить о старом человеке.

— Грымза она и сплетница, — сердито изрек отец. — Между прочим, и про тебя гадости рассказывает.

— Что интересно? — насторожилась мама.

— Не скажу, — уперся отец. — Буду я еще всякую чушь повторять.

— Нет, Юра, мне нужно знать. И откуда ты знаешь, что она говорила?

Папа никогда ей долго не мог сопротивляться и раскололся:

— В магазине в прошлом году услышал, когда в очереди за сахаром стоял. Ну помнишь, мы клубнику собирались варить? Нет, пожалуй, это было, когда ты смородину протирала. А Мария Кирилловна тоже за чем-то стояла и меня не замечала. И она какой-то другой бабке жаловалась, будто ты у нее безмен увела.

— Какое свинство! Я ей его отдала!

— Ну может, на тот момент ты еще не отдала. Или она забыла, — предположил отец.

— То, что брала, это точно. Мои собственные весы тогда сломались. Но я ничего у нее не крала.

— Вот я и говорю: ерунда.

— Нет, ну какая же противная старушенция! — кипела мама.

— Бабушка, ты нарушаешь свои собственные принципы, — ехидно заметила Василиса.

— Цыц! Я имею право.

— Никакой логики! Дедушка на год тебя старше. Почему же он не имеет права называть Марию Кирилловну грымзой, а ты противной старушенцией имеешь.

— Не твоего ума дело! — отрезала мама. — Тебе вообще слова никто не давал. Когда я ем, я глух и нем.

— Тогда разреши мне плеером за столом пользоваться, и я буду вместо вас музыку слушать, — отбила выпад внучка.

Почувствовав, что Василиса ей не по зубам, мама перекинулась на меня:

— Люба, ты совершенно распустила свою дочь! Никакого уважения к старшим!

— Мама, ты с ней проводишь времени больше, чем я…

— Естественно, у тебя на ребенка времени нет. По гостям все шляешься.

— Воспринимать это как намек, что я не должна идти к Марку?

— Ох, как вы мне все надоели!

Мама схватила кастрюлю с остатками супа и ушла на кухню.

— Васька, собирай тарелки, — распорядилась я.

— Кто вечером в гости идет, тот и собирает, — огрызнулась она.

Тут уж я рассердилась:

— Васька, не перегибай палку. Что-то тебе чувство меры отказывает.

Дочь моя, взяв только свою тарелку, демонстративно потащила ее на кухню.

— Растет ребенок, — многозначительно проговорил мой папа. — И, конечно, отца ей не хватает.

Вечером, собираясь в гости, я три раза переоделась. Никаких особых нарядов я на даче не держала, да и шашлыки на свежем воздухе к особым изыскам в одежде не располагали. Тем не менее мне непременно хотелось хорошо выглядеть. Поэтому, перебрав несколько пар джинсов, я остановила выбор на тех, которые сидели ладнее всего. Голубых, в обтяжку.

Я повертелась перед зеркалом. Попка очень даже аппетитно выглядит. Впрочем, зачем я стараюсь? Скорее всего после сегодняшнего вечера мы с Марком больше и не увидимся. Он в наших палестинах не живет, а когда еще снова к друзьям наведается. Но, по-моему, я ему нравлюсь. И он мне… тоже. Имею я, в конце концов, право хорошо выглядеть перед человеком, который мне симпатичен!

К джинсам я выбрала бирюзовую маечку, тоже в обтяжку, а на плечи накинула полосатый свитер. Сейчас тепло? а к ночи наверняка похолодает.

Старалась я, как показало ближайшее будущее, совсем не зря. Наградой мне был одобрительный взгляд зашедшего за мной Марка.

— Не дожидайтесь меня и ложитесь спать, — шепнула я на прощание маме.

Она выразила неодобрение поджатыми губами. Василиса на мой уход демонстративно не прореагировала. Она сидела в наушниках, уткнувшись в книжку. И когда я поцеловала ее в макушку, недовольно дернула головой.

Мы с Марком вышли за калитку. Он молчал, я тоже, совершенно не представляла, о чем с ним разговаривать. Мы же фактически были не знакомы. Чтобы хоть как-то нарушить затянувшуюся паузу, я кашлянула. Он с улыбкой взглянул на меня, однако и после этого не вымолвил ни слова. И тогда от отчаяния я вдруг выпалила:

— А как, интересно, вы догадались, что я не замужем?

— Да я не догадывался. Я знал.

— Следили за мной? — Ответ его меня совершенно ошеломил.

— Нет, Люба, узнал об этом из вашего прошлогоднего разговора с дочкой в магазине. Дословно, естественно, уже не помню, но суть была в том, что отца у нее нет.

— А вдруг бы у меня другой муж оказался?

Вряд ли. — Он с довольным видом хихикнул. — Кольца на руке у вас нет. И на дороге, когда машина заглохла, ни разу мужа не упомянули.

— Ну мало ли по каким причинам я о нем не сказала. Может, к слову не пришлось.

— Так я подстраховался. Пока вы в гамаке спали, уточнил у вашего папы. Для стопроцентной гарантии.

Я поглядела на его руку. Кольцо отсутствовало. Марк поймал мой взгляд.

— Все правильно. Ни кольца, ни жены. Могу паспорт показать.

— Нет и не было? — захотелось уточнить мне.

— Была, но не удержал.

— И до сих пор жалеете?

— Жалел. Но она непременно хотела иметь детей, а у нас не получалось.

— Теперь-то они у нее есть?

— Нет. То есть, есть, но не в прямом смысле.

— Простите, не поняла.

— Ну они усыновили.

— А вы чужого не хотели?

— Она тогда не хотела. Надеялась своего родить. Да что мы с вами о грустном.

Но Марк ошибался. Мне грустно не было. Наоборот, ужасно интересно. Выходило, он уже год назад заметил меня, запомнил и при первой же возможности завел знакомство. И пусть даже у нас ничего серьезного не получится, все равно приятно. Ну Люба! Ну погоди! Еще на что-то годишься! Главное, парадокс. Сколько лет уже вообще никто внимания не обращал, а тут мужик косяком пошел. Сперва Слава, а теперь Марк. Прямо женщина нарасхват.

Я спохватилась: мы опять молчали. Однако придумать новую тему или хотя бы развить дальше старую времени не осталось. Мы уже добрались до нужной дачи, и Марк принялся меня знакомить.

Хозяев, Лену и Костю, я в поселке действительно уже встречала, и мальчишек их тоже видела. Вечно гоняют по поселку с космической скоростью на велосипедах, сметая любые препятствия на своем пути. Настоящие вожди краснокожих. Сейчас они сидели в домике на дереве, орали и пробовали попасть в собаку прошлогодними картофелинами. Собака, видно, была тренированная. Она флегматично, но ловко уворачивалась. Одну картофелину она поймала пастью и, удалившись в кусты, смачно сгрызла.

Помимо нас с Марком и хозяев, в гостях были еще три пары. Они представились, однако имена их у меня тут же вылетели из памяти, а лица слились воедино.

Да это и не имело особенного значения, потому что мы тут же направились в овраг, где стоял большой мангал и стол с деревянными лавками. От мангала распространялся аппетитнейший запах шашлыка.