—   А в нашей деревне домов не хватает. Свои детей рожают, чужие едут,— похвалилась Катька. Добавила, что в колхозе построили свой маслозавод, инкубатор, вторую свиноферму и даже свой кирпичный завод. Что нет в деревне безработных. Даже старухи посильно работают на хозяйстве.

  —   Вашим повезло. А мы с Дусей самые что ни на есть молодые в своей деревне. Остальные вовсе мохом покрылись. И дети поразбежались в города, не хотят на земле работать.

   —  Оно и вам пора в город перебираться. Сколько можно упираться рогами в землю? Все равно кроме пота и мозолей ничего не получите,— заметил Колька.

  —   А и не болтай лишку. Мы с Петровной дома отремонтировали, на машину скопили, сами не голые, и в доме что хошь имеем. И телик, и видик, опять же стиралку с пылесосом да новый морозильник купили. Все есть! Вот только сами старыми становимся. Сколько внуков народилось, а я только одного озорника Вовку знаю, других в глаза не видел. Теперь и не увижу,— вздохнул человек и спросил простодушно:

  —   Вы то чего второго не родили?

   Катька с Колькой невольно переглянулись, посмотрели на Петровну, та голову опустила, покраснела от молчаливого упрека.

   —  Да как-то не получилось. Болели. А потом упустили время,— невнятно промямлил Колька, не решаясь взглянуть на Катьку, та сидела молча, слушая и наблюдая.

   —  Слыхал я, что ты, Коля, в говночистах, а Катя в дворниках застряла. Так вот мы с матерью хотим вас к себе в деревню воротить. Дом есть, в ем все, что надо для жизни, имеется. Хозяйство пополам разделим. Самим уже тяжко со всеми управляться. Через пару годов и вы крепко на ногах стоять будете!

   —  Не надо! У моей мамки тоже дом и хозяйство, огород побольше ваших. И она совсем одна. Вот только мы и Димка. А тоже бросать жалко. Там все свое с самого детства. Не выкинешь на ветер из памяти, и тоже думать надо, как пристроить в будущем. Конечно, можно продать, желающие сыщутся всегда. Но жалко. Хотя мать тоже постарела, и тяжело ей одной. Изболелась вконец,— пожаловалась Катька тихо.

   —  Чего хозяина не приведет? — удивился Федя.

   —  Где взять его? Нету мужиков у нас! Те, какие приехали, семьями живут. Детей, как муравьев, полные избы. А по мамкиным годам не то в нашей, но и в соседних деревнях нет никого. Хоть ты лешака с болота позови, но и того соседские старухи сманят и на печку уволокут,— усмехнулась Катька.

   —  А у нас в деревне баба имеется. Полиной зовут.

  —   Хороша баба! Стервозная старуха! Хуже чем она, на всей земле нет! — не выдержав, вмешалась Евдокия Петровна и продолжила:

  —   Знаете, что она отмочила? Еще смолоду разогнала своих детей по свету. Брехалась с ними днем и ночью, житья не давала. Девку свою, считай невесту, поздней осенью с дома выперла в одном платье без рукавов, а уже снег пошел. Ну, ушла она, за ней братья убежали от такой мамки. Все ушли куда глаза глядели. Живы они иль нет, никто не знал. Той Полине не писали дети. Никому не нужна стала. А и баба та через годы опомнилась. Ну-ка управься в доме в одни руки, без мужика! Короче, подсказали ей разыскать детей и, вымолив прощенья, вернуть в дом. Но это же Полина! Она ни перед кем не поклонилась и подала через милицию в розыск. Нашли ей детей. Все живы, здоровы и хорошо устроились. Дочка стала директором хлебозавода, средний сын начальником лесхоза, и только младший в дураках остался, футболистом стал. Короче, никто из них не подумал вернуться к этой матери. Отказались от нее. И чтоб вы думали? Она в газету пришла. Нет, не стала просить детей через редакцию вернуться к ней. Она объявление дала, что ищет мужика, хозяина в дом. Мол, нужен трудолюбивый, непьющий и некурящий человек, с хорошими мужскими достоинствами и без возрастных проблем, не обремененный родней, детьми и внуками, материально обеспеченный, желательно с автомобилем. О себе сказала, что миловидная, ласковая и нежная, хорошая хозяйка, заботливая и надежная. Ну, и адрес указала...

   —  Петровна, дай я доскажу, что дальше было! — встрял Федор и продолжил:

  —   Деревенские теперь тоже не пальцем деланные и газеты на своей почте иногда купляют. Взяли и энту. Прочитали и хохотали до упаду. То надо было отмочить такое? Ее смолоду привлекательной никто не считал. Девки ее в лес и за ягодой в болота брали, чтоб лешаков отпугивать. Но пришли ей письма,— рассмеялся Федор.

  —   В первом мужик потребовал фотографию Полины в полный рост и в голом виде! Совсем не пожалел себя человек! Она ж послала! После того мужик уж не писал. Небось, окривел со страху. Второй спросил, а что имеет, есть ли у ней сбереженья и приличное имущество? Тут Полина не ответила, обидевшись. Мол, сама подарок! Чего еще надо? Тут и третий выискался. Тот без письма нагрянул сам. Увидел Полину и окосел. Такой страхотищи в жизни не встречал. Ну, а баба давай его угощать да потчевать. На третьем стакане она уже сносной показалась. На пятом и вовсе нормальной бабой. К утру пообещал жениться на ней. А когда к вечеру протрезвел и увидел Полину в натуре, бежал из деревни так, что свора собак догнать не смогла. Чуть не помер от страху. До самого города не верил, что жив остался. А после него старик пришел. Этому все равно было с кем век коротать. Поверите, он и теперь с той шишигой живет. Вот тебе и Полина! Родные дети не захотели вернуться к ней, а чужой старик пригрелся и говорит, что до конца не бросит нашу ведьму. Только вот до конца ему недолго осталось. А Полина через газету еще лопуха сыщет.

   —  А куда ж ее мужик подевался, от какого детей родила? — спросила Катька.

   —  Сгорел от самогону. Каждый день пил. На нее трезвому смотреть неможно...

  —   А моя мамка уже какой год вдовствует. Про мужика и не подумает. Все памятью об отце живет. Так и уйдет одна. Догорит, как свечка,-—взгрустнула Катя.

   —  Все мы так-то бедуем. Пока живы, случается, ссоримся, спорим, враждуем. А приходит старость, с нею одиночество. Всех врагов простишь, да поздно, даже друзей не воротишь. Не с кем словом перекинуться, не у кого испросить прощенья и некого простить. Никто не пожалеет вслед, будто и не жил на земле жизнь, показавшуюся бесконечной. Все старики хотят пожить при детях и внуках. Да только мало кому везет умереть счастливыми, когда ты нужен и тебя любят...

  —   Привет всем! — вошел Димка и объявил, что у него через два дня последний экзамен.

  —   Так ты и есть Дима? Давай познакомимся! — позвал Федор. Он указал внуку на чемоданчик, сказал, что в нем подарок. Димка отрыл и онемел от счастья. Новехонький ноутбук последней модели. О нем парнишка лишь робко мечтал. Он обхватил Федора за шею, ткнулся лицом в щетинистую щеку:

   —  Спасибо, дед! — сказал звонко.

  —   Да я причем? Это она, Петровна, расстаралась, знала и копила на него всю зиму. Сама купила, уж очень хотела, чтоб тебе понравился. Кажется, угодила,— указал на Евдокию Петровну человек.

  —   Ты? — смотрел Димка на бабку.

  —   Она! Кто ж еще? Я не знал, что тебе надо. Ты не гляди, что она ершистая и с виду строгая. Случается, злое слово сорвется. Но ты не по словам, в дела как в душу глянь, там чистое зеркало, без мути и пятен. Они, как твой смех, без слез и зла. Вот только увидь, разгляди.

  —   Бабуль, выходит, ты все знала обо мне, но никогда себя не выдала, и мы тебя не знали, какая ты есть на самом деле.

  —   Димка, ты уже большой, скоро без слов научишься разбираться в людях,— ответила Евдокия, глянув на Катьку.

  —   Когда вас к нам ждать? — спросил Федор. И Катька с Колькой, переглянувшись, ответили:

  —   В ближайший выходной.

   Вскоре Катька вздохнула с облегченьем. Сын закончил школу, сдал все экзамены, получил аттестат зрелости и теперь отдыхал. Мальчишка отсыпался за все время подготовки к экзаменам. Теперь он был свободен как ветер и, выспавшись, бежал к своим ребятам во двор. Там у него уже появилась своя королева.

  Правда, до объяснений в любви еще не дошло. Слова пока заменяли взгляды, робкое прикосновение рук во время прогулок по городу. Они еще только ступили на таинственную загадочную тропу любви, и каждый день делали свои новые открытия: