Девушка стала медленно спускаться по скрипучей лестнице. Внизу, в холле, стояли красивые цветы. Только вчера Идона собрала огромные букеты нарциссов и поставила их в три вазы.

Она коснулась пальцами цветов, точно они могли придать ей мужества, и вдруг с горечью поняла, что джентльмен, которого она ждет, принял ее за служанку и предложил пять гиней.

Идону внезапно охватил гнев: как бы она ни выглядела, как бы ни была одета, но в ней не распознали леди и не поняли, что в ее жилах течет такая же благородная кровь, как и в его!

Но потом она усмирила свой гнев, резонно рассудив, что леди не ездят верхом без сопровождения, леди не станут носиться по лесу и предупреждать путников о засадах.

«Может, он удивится, увидев меня?»

И в этот момент Идона услышала стук колес и голоса у двери.

Ее охватила паника, она с трудом заставила себя остаться на месте, не убежать и не спрятаться.

Ее взгляд упал на портрет одного из предков, и девушка сказала себе: она ничем не хуже его светлости и не позволит ему испугать ее.

В этот момент открылась дверь, и Эдам старческим голосом объявил:

— Маркиз Роксхэм и леди!

Идону не удивило, когда маркиз вошел первым. Как она и ожидала, он оказался тем самым джентльменом, что так непочтительно вел себя в гостинице «Дог энд Дак».

Она с удовлетворением заметила его изумление, когда, осмотревшись, он узнал ее.

Идона медленно сделала два шага ему навстречу, и он вынужден был пройти свою часть пути до нее. Идона присела в реверансе.

Пока она думала, с чего начать разговор, маркиз сказал:

— Так вот вы кто! А я-то удивлялся, почему вы столь внезапно исчезли.

— Я надеюсь, ваша светлость проделал остаток пути без всяких происшествий?.. — сумела проговорить Идона спокойно и вежливо.

Голубые глаза девушки прямо смотрели маркизу в лицо. Он изучал ее из-под опущенных век довольно дерзко, и в ее душе поднялась волна такого гнева, какого она не испытывала ни разу в жизни.

Следом за маркизом появилась дама, словно чувствовала, что может пропустить нечто важное. Резким голосом она заявила:

— Ну дорогой, я и не подозревала о существовании таких опасностей. Чем скорее мы вернемся в наш дорогой старый Лондон, тем счастливее я буду.

Поскольку Идона решила, что маркиз невежлив, не представив свою даму, она сама протянула ей руку и сказала:

— Здравствуйте! Я уверяю вас, на наших дорогах нападения крайне редки.

— Мне от этого не легче! — резко заявило Видение.

— Я уверена, милорд, — сказала Идона, — этот случай необычный. Мисс… — она помолчала, вопросительно глядя на маркиза.

— …Клэрис Клермонт, — подсказал он. — Вы, конечно, слышали о ней?

Идона удивленно посмотрела на него, а он продолжал:

— Мисс Клермонт выступает в Олимпии. Она пользуется на лондонской сцене большим успехом.

— Это правда, — быстро подтвердила Клэрис Клермонт, — и мне нравится находиться там, где меня ценят. Только ты мог затащить меня сюда силой.

— Ты говоришь неправду. Я предложил тебе загородную резиденцию; ты сама хотела устраивать здесь по воскресеньям приемы.

— Да, и чтобы разбойники грабили моих гостей? — взвизгнула Клэрис Клермонт. — Не смешно! Нет уж, после сегодняшнего приключения я и шага не сделаю дальше Челси! Так что покупай мне дом там, и я закачу такие вечера, что весь город только и будет говорить о них.

Идона в ужасе слушала актрису, не отрывая от нее глаз.

Как могла прийти маркизу такая ужасная мысль — отдать дом, принадлежавший ее семье со времен Тюдоров, вульгарной актрисе вроде Клэрис Клермонт?

Да, она красива, бесспорно. Но бедная мама пришла бы в ужас от ее манеры говорить!

Идона никак не могла понять: почему маркиз захотел сделать такой подарок актрисе?

Она лишь молилась, чтобы Клэрис не передумала, и чтобы маркиз уехал отсюда вместе с этой актрисой, и чтобы забыл думать о доме, об имении. Тогда они смогут жить здесь как и прежде.

Пока эти мысли проносились в голове Идоны, маркиз не спускал с нее глаз. Она заметила, что он наблюдает за ней, и у нее возникло неловкое чувство, будто он читает ее мысли. Но этого не может быть, успокоила себя девушка.

Дверь открылась, вошел слуга в ливрее с серебряным подносом, на котором стояли бутылка шампанского и бокалы.

— Шампанское! — воскликнула Клэрис Клермонт. — Как раз то, чего мне хочется! После всего пережитого мне просто необходим бокал шампанского!

— Я думаю, если кто и заслуживает шампанского, так это мисс Овертон, — заметил маркиз. — Если бы не она, возможно, меня сейчас бы не было в живых, Клэрис. А если бы на нас напали, ты точно осталась бы без ожерелья.

— Зачем ты опять пугаешь меня, ведь теперь все позади? — капризным тоном сказала Клэрис, взяв бокал с вином. — Я возвращаюсь в Лондон. И никогда больше — никогда, запомни, милорд! — я не позволю тащить меня на такую «охоту».

Идоне предложили шампанского, но она покачала головой.

— Я думаю, вы совершаете ошибку, — сказал маркиз. — Нам следует выпить, во-первых, за вас, мисс Овертон, за то, что вы спасли нас, и, во-вторых, — за будущее.

Услышав последние слова, Идона бросила на маркиза быстрый взгляд. Потом сказала:

— Как раз это меня очень беспокоит, милорд.

— Тогда давайте надеяться, что мы мирно разрешим и этот вопрос после стольких неприятностей, из которых сумели достойно выйти.

Но оптимизма в его голосе Идона не слышала. Не желая больше спорить, она взяла бокал с подноса и отпила маленький глоток шампанского, которое последний раз пила на Рождество, когда еще была жива мать.

Маркиз поднял бокал.

— За будущее! — сказал он.

— За это я тоже выпью! — закричала Клэрис Клермонт. — За мой большой дом в Лондоне, за рубиновое ожерелье, о котором я тебе говорила, обязательно с браслетом, слышишь?

Маркиз промолчал и посмотрел на нее с плохо скрываемым презрением. Идона поставила бокал и сказала:

— Я уверена, мисс Клермонт, вы не откажетесь сесть.

Она указала на диван у камина. Как же отвратительно со стороны маркиза привести в дом такого откровенно невоспитанного человека, выпрашивающего дорогие украшения и подарки. Мать была бы в шоке.

— Мне бы хотелось, — сказал маркиз, когда Клэрис Клермонт уселась, — осмотреть дом. Это гостиная?

— Да, милорд.

— Мой поверенный Лоусон, которого я отправлял сюда, рассказывал о неплохой мебели в одной из гостиных.

Идона с трудом заставила себя ответить:

— Да… милорд.

— Я бы хотел взглянуть.

— Что касается меня, я больше никуда не пойду, кроме своей спальни, — заявила Клэрис Клермонт. — Я хочу отдохнуть перед ужином и навести красоту. Для тебя, дорогой.

Она встала и положила руки на грудь маркиза, заглянула ему в глаза, откинула голову и раскрыла губы, как бы приглашая.

Клэрис выглядела очень соблазнительно, но, с точки зрения Идоны, слишком нескромно.

Она никогда не видела, чтобы женщина так фамильярно обращалась с мужчиной. Да, ее отец и мать говорили друг другу нежности, но ничего подобного словам Клэрис Идона никогда от них не слышала.

Клэрис Клермонт изображала любовь, а между ее родителями была любовь; от них исходило сияние, не уступающее солнечному.

— Ты права, иди и полежи, — сказал маркиз. — Я уверен, ты будешь ослепительна за ужином.

— Можешь ставить соверен, — бросила Клэрис. Ее руки скользнули на плечи маркиза, потом она

обвила его за шею и притянула к себе его голову.

К полному изумлению Идоны, она поцеловала его в губы и сказала:

— Пока меня не будет, не шали, или я устрою тебе веселенькую жизнь.

Не ожидая его ответа, она быстро пересекла комнату, и перья на ее шляпке затрепетали, когда она бросила Идоне:

— Скажите служанке, чтобы показала, где спальня, и помогла мне раздеться.

— Боюсь, это может сделать только моя старая няня, — ответила Идона, следуя за ней. — Она очень умелая, прислуживала еще моей матери.