- Ничего не спрашивай, слышишь? Скажи Вере, что я у соседей да спать ее скорей укладывай.
Таша в ответ зажала рот ладонью и закивала часто-часто. Поняла, что дурное случилось. Иначе от чего у Ники лицо белее мела и веко на правом глазу дергается часто-часто?
Марк ждал ее у машины. Дверца была распахнута, в салоне тускло горел свет, но и его скудности хватало для внимания мелкой мошкары, что, не боялась холодов, роилась и надоедливо лезла в нос.
Ника торопливо пересекла двор и забралась на пассажирское место.
Офицер лихо рванул с места – так, что шины скрипнули. Видно, не терпелось ему.
Он привез ее в центр города. За популярным в былые времена кинотеатром, находилась гостиница «Спартак». Ника и не знала, что та работает до сих пор. Оказалось – процветает. Это был парадокс – всюду нищета и голод, а тут – островок роскоши. Блеск лакированных поверхностей и блики, пускаемые помпезными люстрами, слепили глаза. Вид лепных потолков и позолоченных фресок заставил Нику поежиться.
Как так-то?
Марк направился к стойке, где восседала начесанная администраторша. Вид ее был до невероятного смешон – на голове округлой формы бабетта, на глазах серые тени, на губах алая помада. Образ завершала ярко-желтая блуза и строгая юбка в шотландскую клетку. Среди помпезности современного интерьера, дама из «шестидесятых» выглядела, мягко говоря, странно.
Администратор, при виде офицера одернула рубашку на выдающейся груди и сладко улыбнулась. Какого черта – подумала Ника. Пусть возьмет эту – она явно не против, а ее – Нику, оставит в покое.
Но офицер холодно попросил ключ и, не обращая внимания на ужимки администраторши, потянул Нику к лифтам.
В номере была та же роскошь – беж и позолота, в воздухе застыл пряный запах экзотический свечей, пол устилал пушистый ковер, в ворсе которого мягко утопали ноги.
Хрустальный звон бокалов вывел Нику из транса – это Марк протягивал ей высокий фужер с искрящимся розовым шампанским.
- Ты слишком напряжена, стоит расслабиться - заметил военный и взглядом указал на мягкое кресло у французского окна.
Ника отставила бокал и с трудом заставила себя посмотреть офицеру в глаза.
- На кой я тебе сдалась? Та девушка на ресепшн – явно не против побыть в твоей компании часок-другой. Я же – обозленная от нищеты и адской работы, пария. Чувствуешь разницу? – Ника инстинктивно подалась к нему навстречу – жест искренности, требование, почти мольба – отпусти!
Марк порыва не оценил. Повертел ножку бокала в руке и глянул на девушку сквозь напиток.
- В том то и дело, что чувствую. Подойди. Ну, давай же, лисичка, мне некогда играть в эти игры, - не дождавшись послушания, Марк сам шагнул к ней, притянул к себе и коснулся большим пальцем ее нижней губы.
Ника стояла замерев. Не шелохнулась и тогда, когда он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, а после взялся за молнию на брюках. Она переступила через брошенную у ног кучку одежды и с вызовом посмотрела на офицера. Марк оставался одет и этот контраст между ними казался неестественным, неправильным.
- Давай же, лисичка, покажи себя. Сними с головы эту штуковину: она на ощупь как пакля, а я противник всего искусственного, - Марк отошел на шаг и устроился в кресле.
Словно под гипнозом, Ника протянула руку и сняла парик.
Когда густые, искрящие золотом локоны упали ей на плечи, Марк на миг зажмурился. Так ослепительно красива она оказалась. Стройная, грациозная, яркая.
- Подойди, - хрипло вымолвил он.
И сама не отдавая себе отчета, Ника пошла. Мягко зарываясь босыми ступнями в пушистый ворс, расправив плечи и гордо подняв подбородок. Остановилась у кресла. Слева от офицера.
Марк тронул прядь ее волос, покатал между пальцев, а затем взял за руку и, глядя ей прямо в глаза – снизу вверх, поцеловал ладонь.
Губы его оказались сухими и горячими, и от этого касания в груди вдруг стало тесно. Ника задышала часто, чувствуя, как наливается тяжестью низ живота и за это возненавидела Марка еще больше. Хоть и некуда больше было.
Он двинулся неуловимо быстро и вот она у него на коленях, прижимается спиной к его груди. Пуговицы рельефно вдавливаются в позвоночник и холодят кожу, а его горячие руки неторопливо скользят по предплечьям, перемещаются на шею, опускаются к груди… Он задевает пальцами соски, от чего те сразу же твердеют. Его руки поглаживают живот, снова опускаются. Ниже. Еще ниже.
Ника, сидя безвольной куклой на коленях у офицера, задышала тяжело, часто. Марк склонился к ее уху и зашептал жарко, от чего мурашки побежали вниз по шее:
- Чувствуешь, как я хочу тебя? Конечно чувствуешь, лисичка, ведь так? Ты самая красивая из девушек, которых я встречал. А как непередаваемо вкусно ты пахнешь… Глупая, неужели ты думала, что я променяю тебя на то силиконовое нечто?
И он принялся целовать ее узкие плечи, шею, позвоночник.
Когда терпеть стало невмоготу, Ника обернулась и встретилась с Марком взглядом. Его светлые, зеленые глаза поглотил зрачок, от чего они казались непроницаемо черными. И Ника нырнула в их омут. С головой, с разлетающимися по округе брызгами.
Она потянулась к его губам, коснулась несмело. Лизнула. На вкус они оказались терпкими, с легкой горчинкой от табака…
Сколько времени они провели на узком кресле? Никто не считал. Было жарко, тесно, сладко. Марк так и не снял офицерского кителя и спустя время тот потерял свой парадный вид.
Спустя время, Ника, пряча глаза, отправилась в душ и заперевшись изнутри, долго не выходила.
Сперва отстраненно смотрела на себя в зеркало. Как на незнакомку, чужачку. Отражение радовало забытым давно блеском в глазах - диким, необузданным, первобытным. Так смотрят удовлетворенные мужским вниманием самки. Щеки разрумянились, губы припухли, а волосы разметались по плечам пышной волной.
Потом Ника принялась недоумевать – неужели кинулась в объятия военного по своей воле? Вспомнив, поняла – да, черт возьми, так и было – она откликалась на ласки Марка страстно, горячо. Сама бесстыдно прикасалась к нему руками, губами, жадно вздыхала терпкий мужской запах и получала от этого огромное удовольствие. Тактильное, обонятельное…
Как получилось, что отдалась первому встречному с такой горячностью, пылом? Поступок не укладывался в привычные рамки повседневности, она себя откровенно не понимала. Было ли что-то особенное в военном, или все получилось так, потому что Ника соскучилась по мужским ласкам – не знала. В тот момент не сумела отделись зерна от плевел.
Тело просто зажило отдельной от разума жизнью – возжаждало прикосновений, влажных, горячих поцелуев… И единения тесного, и движений нетерпеливых…
Стало ясно, что на этой мысли можно смело заканчивать самокопание.
Дело сделано. Качественно сделано. До звона в ушах, до подрагивающих ног, до мышечных судорог и сладкой пульсации.
Ника вздохнула облегченно, словно примиряясь с собой, а потом открыла кран с горячей водой.
Появилась распаренная, сонная, но с четким намерением прямо сейчас вернуться к родным.
- Далеко собралась, лисичка? – саркастично заломив бровь, спросил Марк.
- Домой, - в некотором недоумении, ответила Ника.
- Если бы тот ржавый стилет хотя бы оцарапал нежную шейку, лежать бы тебе тихой у ног укуренного придурка или загибаться от столбняка в районной поликлинике. Как считаешь, мы квиты? Или быть может, ты еще хоть пару часов будешь мне благодарна?
- Ну и сволочь ты, - покачала головой Ника.
- Ну, соври еще, что не понравилось, - по-чеширски улыбнулся Марк, а на щеках Ники заалел мягкий румянец.
Она осталась еще на час, а потом еще на один. Уже к утру Нику сморил тяжелый, пустой сон, а Марк, зевнув лениво, укрыл девушку, повыше натянув одеяло на плечи, и решил, что заберет ее с собой в столицу. Захочет Ника или нет – было неважно.
