прилавку с газетами, чтобы быстро взять себе копию, которую читаю уже в гараже своего

дома.

С близкого расстояния фото еще хуже. На фотографиях они вместе. На обеих они

танцуют. На одной Вера смеется, а парень близко прижимается к ней. На второй руки

парня обнимают ее за талию. По нечеткому снимку я понимаю, что это один из друзей

Рикардо – торчащие волосы, кожа, шипы, татуировки. Он выглядит человеком, с которым

могла бы быть Вера. Он выглядит противоположностью мне.

Я борюсь с искушением разорвать журнал надвое, побиться головой о руль, найти

Клаудию, затем – Рикардо и набить ему морду просто за то, что он связан с этим. Я

сосредоточен на руках парня, на том, как собственнически он держит ее в своих объятиях, и, мне кажется, это сведет меня с ума.

Она – моя, не его. Почему она позволяет такому происходить?

Я сглатываю образовавшийся ком и пытаюсь дышать сквозь свой гнев. Это тяжелая

борьба. Я убеждаю себя, что фото ничего не значат. Это не означает, что у Веры роман.

Не говорит о том, что она спит с тем парнем или любит его. Не значит, что они больше

подходят друг другу. Я знаю, что он мог заставить ее смеяться, затем положил свои руки

на нее, после чего получил в лицо напиток. Вера способна разозлиться до такой степени.

Фотографы не рассказывают целой истории.

Есть только один способ выяснить. Я должен встретиться с ней немедленно, прежде чем раздую из мухи слона. Мой разум всегда пытается истолковать вещи хуже, чем они есть. Я засовываю журнал в карман своего пиджака и поднимаюсь на свой этаж

на мучительно медленном лифте. Сейчас четыре часа дня, и она должна быть уже дома.

В дверях я остановился, пытаясь сообразить, как подойду к ней. Вера может занять

оборонительную позицию независимо от того, виновата она или нет. Последнее, что мне

нужно, — это битва, вызванная ее злостью на мою злость. Забавно, но обычно так все и

происходит.

Я делаю вдох и открываю дверь. Она на балконе, потягивает в тени холодный кофе

из Старбакс, читая книгу. На какой-то миг я думаю, что мне стоит оставить ее в покое, но

быстро понимаю, что тогда покоя не видать мне.

— Эй, красавчик, — бросает она мне, снимая свои большие солнцезащитные очки

и оглядывая меня, стоящего в дверном проеме. – Как твой первый день?

Я не подхожу ближе, и тогда ее взгляд падает на журнал, торчащий из кармана

моего пиджака. Могу сказать, что раньше она его не видела. Она выглядит

заинтересованной, но точно ничего не стыдится.

— Отлично, — отвечаю я, при этом стараюсь улыбаться, хотя отдаю себе отчет, что улыбка выглядит фальшивой, так как Вера хмурится.

— Увлекся легким чтивом? – спрашивает она, возвращая взгляд к журналу.

— Расскажи мне снова о вечере четверга.

Она поднимает очки на макушку. На ее носу появились несколько новых веснушек.

Видимо, в обед она немного побыла на солнце. Это мило, но сейчас я отбрасываю свои

чувства в сторону.

— Вечер четверга?

— Да, Вера. Ты встречалась с Клаудией. Вернулась пьяная. Где ты была? Кто был

там? Что ты делала?

Она моргает, а затем потирает лоб.

— Я рассказывала тебе. Не знаю, все было, как обычно. Мы пошли в какое-то

место возле университета, не помню название. Что-то испанское, понятное дело. Мы

пили, в том числе шоты, танцевали.

— Кто был там?

Она насупилась:

— Клаудиа, Рикардо со своими друзьями.

— Его друзья – твои друзья?

— Конечно. Почему нет?

— Ты кого-то из них конкретно выделяла?

— Матео... о чем ты говоришь? Что происходит?

Я пожимаю плечами.

— Не знаю, Вера. Поэтому и хочу получить ответы на несколько вопросов, – я

достаю журнал и кидаю его на столик. – Полистай и дай мне их.

Вера смотрит на меня несколько мгновений, теперь она обеспокоена. Она

поджимает губы и берет журнал, пролистывая. Страницы уже слегка потертые и

примятые и легко ей поддаются.

Она ахнула и поднесла руку ко рту.

— Что за хрень? – шепчет она, глядя вниз с тем же выражением ужаса, какое было

у меня.

— Да. Что за хрень?

Она медленно возвращается взгляд на меня.

— Матео, ты не можешь... Это Пауло, один из друзей Рикардо. Ты встречал его. Я

не... Я всего лишь танцевала с ним.

Я сохраняю молчание. В нем наибольшая сила.

Выражение ее лица сменяется с растерянного на требовательное.

— Ты из-за этого злишься?

Мои глаза прожигают ее.

— Зол ли я? Немного злюсь, Вера. Немного недоумеваю. Немного запутан. И очень

сбит с толку. Знаешь, откуда это у меня? Мой новый босс, Педро дель Торо, владелец

Атлетико, показал это мне со словами, что моя девушка спуталась с другим мужчиной и

это попало в новости.

Она встала с покрасневшим лицом и развела руки в стороны.

— Ладно, и какого черта мне теперь делать? Никогда не ходить на встречи с

друзьями? Никогда не танцевать?

— Почему он так тебя касается? Почему ты так себя ведешь с ним?

Она яростно качает головой.

— Нет, нет, нет. Матео, это не то, о чем ты думаешь.

Я хочу, чтобы мое сердце перестало биться так неистово и громко, словно

балансируя на грани жизни и смерти.

— Тогда, пожалуйста, скажи мне, о чем я думаю и как сильно ошибаюсь.

Она подходит ко мне и тянется к моей руке, хватка крепкая и отчаянная. Я так

сильно хочу поверить в то, что слетит с ее уст.

— Я просто танцевала с другом Рикардо. Полагаю, он и мой друг тоже. Он обнимал

меня, но ты ведь тоже обнимаешь.

Неправильный ответ, и она знает об этом. Ее губы сомкнулись, и на мгновение она

запаниковала.

— Я обнимаю тебя, потому что ты – моя и я имею право это делать, — реагирую на

ее слова, пытаясь удержать свой голос спокойным и уравновешенным. – Не его. Не чья-

либо еще.

Ее глаза тут же расширились.

— Матео, ты не можешь злиться каждый раз, когда кто-то касается меня.

Я поймал ее взгляд. Не уверен, могу ли верить ее словам.

— Конечно, могу. Я имею на это право.

— Хорошо, но там, откуда я, такие вещи ничего не значат.

— Место, откуда ты прилетела, отличается от того, где ты сейчас, и я отличаюсь от

тех людей. Ты выставила меня придурком, Вера.

Свирепость моих слов застает нас врасплох.

— Я не знала, что меня кто-то фотографирует, — говорит она.

— По-твоему, единственная проблема в том, — делаю выпад, – что кто-то тебя

поймал?

— Я ничего не сделала! — кричит она, теперь уже разъяренно, со сжатыми

кулаками и горящим взглядом. – Это был просто гребаный танец! Из-за чего ты, черт

возьми, так переживаешь? Из-за того, что все читают это дерьмо и верят в него? Или по

поводу того, что я выбираюсь повеселиться без тебя и другие мужчины находят меня

привлекательной?

Опешив, я моргаю и поднимаю руки.

— Эй, эй, ты о чем говоришь? Почему ты по этому поводу злишься?

— Я злюсь, — отвечает она, — потому что иногда ты обращаешься со мной, как со

своей собственностью.

Я ошеломлен. Мое сердце не находит места себе в груди. И только сейчас я

понимаю, что мы очень громко ругаемся на балконе.

— Ты и есть моя собственность, — говорю я ей совершенно уверенно. Это не

совсем то, что я подразумеваю – я хочу владеть ее сердцем и душой – но это самое

близкое по смыслу подобранное мной слово при переводе. Ей оно не нравится.

— Ты – неандерталец.

Я холодно улыбаюсь.

— Неандертальцы тоже влюбляются.

— Ну, мне это не нравится, — фыркает она, складывая руки.

— А мне не нравится то, что ты не проявляешь ни капли уважения ко мне, —

возражаю я, вспомнив, что необходимо понизить голос. Но это уже не важно, потому что

выглядит она так, будто я ударил ее по лицу.

— Не проявляю уважения? – шепчет она измученно.