Радхаура поразила несдержанность и манеры местных рыцарей. Не всех, конечно. Ему неприятно было видеть пьяного рыцаря, лежащего в блевотине и накрытого испачканным плащом с гордым гербом.

И шуты… Они раздражали Радхаура невероятно. Высоченные и карлики, толстые и горбатые, почти все отвратительные, со специально вывернутыми губами и выпученными глазами, некоторые с губами, проколотыми гвоздем, в пестрых нелепых костюмах, все они постоянно корчили рожи и дико орали, не давая благородным рыцарям спокойно ни принять пищу, ни насладиться прекрасным вином, ни поговорить.

Никто не смел отмахнуть назойливых уродов, чтобы не обидеть хозяина — так здесь было принято. При бриттских столах грызлись за кость благородные псы, при дворе Карла бретонского — бесновались противные, глупые недоумки, обиженные судьбой и Господом. Местные же рыцари от души потешались над их идиотскими выходками.

Для короля Карла, его сыновей и почетных бриттских гостей — короля Этварда Пендрагона, сэра Гловера, графа Камулодунского, сэра Радхаура, графа Маридунского и Ламорака, нового короля Сегонтиумского был поставлен на специальном возвышении особый стол. За этим же почетным столом сидел сэр Дэбош, верховный координатор алголиан Фоор.

Шум и гам шутов мешали разговору, да и все важные вопросы уже были обсуждены и решены. Радхауру хотелось, чтобы пир скорее закончился и он оказался в тишине.

Он видел — Этвард желает того же. Но приличия не позволяли покинуть стол: до вечера еще далеко.

Когда убогий карлик в желтых штанах пробежал прямо по столу и попал босой грязной ногой в его блюдо, смахнув заодно кубок с вином, Радхаур смолчал.

Проворный слуга мгновенно поменял блюдо и вновь наполнил кубок. И остальные гости не обратили внешне на эту выходку внимания, король Карл кинул в знак поощрения даже мелкую монету (на его пищу шут предусмотрительно не наступил).

Но когда другой выродок с безобразным бельмом на глазу осыпал Радхаура липкими сахарными орехами, юный граф не стерпел.

Не думая о последствиях он сгреб мерзавца за красно-черный камзол и правой рукой что есть силы врезал точно в неприглядное бельмо.

Радхауру в этот миг показалось, что сперва все шуты в один голос завизжали, что их обижают, а потом наступила тишина.

Грозовая тишина. Многочисленные слуги словно замерли на полшагу, ожидая гнева повелителя.

Радхаур отпустил хнычущего уродца и повернулся к королю Карлу.

Тут же Этвард выдернул из ножен Экскалибурн (он один был вооружен, как верховный король Британии, все остальные рыцари вынуждены были оставить мечи при входе в зал) и сказал:

— Я очень бы не хотел обидеть благородных и гостеприимных хозяев, но если еще какая-нибудь тварь приблизится ко мне или моим друзьям я вынужден буду защитить свою честь. Прошу ваше величество не заставлять меня марать благородный прославленный клинок!

Король Карл секунду смотрел на Этварда и Радхаура, затем поманил пальцем распорядителя и тихо бросил ему несколько фраз. Потом взял со стола кубок и провозгласил:

— Желание дорого гостя — закон для хозяина! Выпьем же за здоровье и воинские успехи наших благородных бриттских гостей!

Все с удовольствием поддержали тост. Когда поставили кубки, сэр Гловер продолжил рассказ о сражении при Рэдвэлле.

Радхаур с удовлетворением отметил, что королевские шуты бесследно исчезли из зала и что, несмотря на разговоры за рыцарскими столами, он теперь без напряжения разбирает слова сэра Гловера.

Радхаур и Этвард уже забыли про этот эпизод, когда к их столу торжественно подошел церемониймейстер и возложил на проворно подставленный столик золотое блюдо. Радхаур чуть не подавился от неожиданности — на блюде лежала голова того самого шута.

— Я полагаю, мои гости удовлетворены?»— спросил король Карл.

Побледневший Этвард нашел в себе силы сказать:

— Да, вполне.

Король Карл махнул рукой и блюдо унесли. Но настроение у Радхаура испортилось напрочь — по странной аналогии ему вспомнились шестнадцать шаблоний, ожидающих его в покоях, предоставленных Радхауру в алголианском каталоге.

— Ты тогда поступил правильно, — сказал Этвард, вглядываясь в морскую даль. — И я тоже.

— Я не хотел смерти невинного человека, — признался Радхаур.

— Что значит невинного? — резко обернулся к нему Этвард. — Разве может кто-либо безнаказанно оскорбить рыцаря?

— Одно дело защищать честь против вооруженного воина, — сказал Радхаур, — а вот так…

— Так ты позволишь всякой черни измываться над собой?! — вскипел Этвард. — Король Карл поступил правильно. Я тоже буду жестоко карать всякого, кто осмелиться оскорбить, вольно или невольно, моих гостей!

— Не по душе мне это, — ответил Радхаур. — Но наверно ты прав. Рыцарская честь должна быть неприкосновенна для всех. Просто нельзя распускать слуг. В нашем замке никто бы не осмелился на подобное.

— Хватит вам, — прервал их спор Ламорак, — поговорим лучше о девушках красивых. Интересно, эти алголиане всех так принимают: каждому роскошные покои и пятнадцать женщин в полное распоряжение?

— Шестнадцать, — поправил Радхаур.

— Да? Не удосужился пересчитать, некогда было. Каждая отнимает столько сил.

— Ты перепробовал всех, что были в твоих покоях? — удивился Этвард.

— Да, — не понял причину изумления друга Ламорак. — Так ведь три ночи же прошло! А ты растерялся что ли?

— Почему? — Этвард едва не покраснел. — Я выбрал одну, самую красивую…

Инду… и все ночи провел с ней. Если вернемся в каталог, я только с ней буду.

— Влюбился? — серьезно поинтересовался Ламорак.

— Нет, — твердо ответил Этвард.

Не смотря на все хвастливые рассказы друзьям, Этвард до этого не знал женщин. И когда он остался на ночь — усталый, взволнованный после бурных событий — с шестнадцатью шаблоньями, он попросил покинуть его. Алголианки послушно вышли в другую комнату и он, не раздеваясь, с удовольствием вытянулся на обширной кровати. Захотелось снять сапоги, но лень было вставать и он позвал: «Эй».

Пришла женщина. Красивая. Из под сине-желтой накидки струились волнистые каштановые локоны. Она сняла с него сапоги, перевязь с мечом, штаны и как-то незаметно для него она оказалась сама раздетой и гладила его руками.

Подступивший было сон пропал мгновенно… Потом другие девушки к нему и не подходили, а у него и мысли не возникло отвергнуть Инду. Ему было хорошо, он понимал теперь, чему восторгался Ламорак. Но влюбился ли он? Нет! Это не любовь.

Но было хорошо, невероятно хорошо. И он поинтересовался у Инды — не поедет ли она с ним. Она не могла. Но Этвард точно знал — он не влюбился.

— А ты, Уррий? — не унимался Ламорак.

— Радхаур.

— Что? — не понял друг.

— Называй меня Радхауром — Рыцарем Воды. Уррий умер вместе с Лореллой.

— Может, каждый раз еще и «сэр» добавлять?! — взъерепенился Ламорак. — Мы же друзья! Но если тебе нравится, будь по-твоему. Радхаур, так Радхаур. Как ты ночи-то провел? Со многими переспал?

— Ни с одной, — спокойно ответил Радхаур. — Я поклялся, после той ночи, что ни одной женщины у меня больше не будет. — Он заметил недоуменные взоры друзей и пояснил:

— Когда Лорелла погибла, я сорвался и сперва привел к себе ту женщину… сэра Ансеиса. Но с ней ничего не было — пришли сестры Лореллы. Я не хотел, но так получилось, они меня… В общем, я поклялся — никогда больше.

Ламорак выразительно постучал пальцем по лбу.

Этвард обнял друга и торжественно сказал:

— Как верховный король, твой повелитель, и как твой лучший друг и брат я освобождаю тебя от этой клятвы!

Радхаур откинул сбившуюся челку с глаз и проморгался.

— Спасибо, — сказал он наконец. — Только мне будет тяжело — Лорелла все время пред глазами.

— А как же Сарлуза, — спросил Ламорак. — Ведь она ждет в Фирстр… Ферстр…

Ну в этом каталоге алголианском, куда мы едем сейчас.

— Сарлуза… — Радхаур помолчал. — Я ее ненавижу… и люблю… Но я не прощаю подлости. Ни-ко-му! Гурондоль — благородный меч, от него погибнуть не зазорно.