— Мои искренние извинения, милорд, — сказала Райли, надеясь его смягчить. — Хасим гордится своим увечьем и с радостью демонстрирует его.

Она сердито посмотрела на стоявшего позади Хасима. Слуга чуть заметно пожал плечами. Когда он усвоит, что оберегаемые от волнений английские леди обычно не смотрят в рот, из которого вырван язык? Продолжая обмахивать даму платком, Райли заметила:

— Кажется, она чувствует себя неплохо.

— О Боже! О Боже! — произнесла кузина Фелисити, открывая большие голубые глаза. Она хотела сесть, но лорд Эшлин остановил ее.

— Осторожно, кузина, вы испытали настоящий шок.

— А ведь правда! — с торжеством сказала она, прежде чем опуститься на подушки. — Будет о чем рассказать. Я видела рот Хасима собственными глазами! Ну, теперь мне будут завидовать все мои друзья. Я стану знаменитостью. — Она схватила руку Хасима и прижала ее к своей пышной груди. — Я навеки в долгу перед вами, сэр. Навеки!

Хасим слегка наклонил голову и попытался освободить руку, но, казалось, кузина Фелисити не собиралась отпускать своего новоявленного героя. Губы Райли дергались от смеха при виде Хасима, очутившегося в неловком положении, пока ему на помощь не пришел лорд Эшлин.

— Кузина, отпустите мистера Хасима.

Женщина неохотно, с тяжелым вздохом выпустила руку сарацина.

Хасим поспешил укрыться за стулом Райли. Она снова села и приняла самую привлекательную позу: голова поднята, грудь вперед, а спина прямая. Кузина Фелисити тоже села и надела очки.

— Мадам Фонтейн, для нас такая честь принимать вас в нашем доме. — Она повернулась, кружева на ее белом чепце затрепетали. — Мейсон, мадам не выезжает в свет, так что нам действительно повезло.

— Но, миледи, это едва ли можно назвать светским визитом, — заметила Райли. — Однако я полагаю, что в некоторых деловых переговорах личные отношения помогают легче совершить сделку, — добавила она.

Это заявление сопровождалось улыбкой и сдержанным кивком в сторону Мейсона. Но изящная поза, которую она с большим искусством принимала в «Ромео и Джульетте», не произвела никакого впечатления на этого человека. Тем временем кузина Фелисити продолжала разглядывать ее, словно Райли была выставлена в витрине.

— А, теперь я понимаю, почему вас называют Завистью Афродиты. — Она повернулась к лорду Эшлину: — Ты согласен со мной, Мейсон? Разве мадам Фонтейн не самая соблазнительная из всех женщин, когда-либо украшавших этот мир?

Сейчас Мейсон очень походил на Хасима, каким тот был всего несколько минут назад.

— Да, кузина. Мадам Фонтейн довольно миловидна.

Довольно миловидна? Райли не знала, следует ли ей оскорбиться или считать, что лорду Эшлину требуются более сильные очки. Довольно миловидными называли дебютанток с землистым цветом лица, большим приданым и мамашами, охотившимися за титулами. Миловидными называли белолицых молочниц, только что приехавших из деревни. Еще ни разу с тех пор, как она появилась на лондонской сцене и молодые денди стали называть ее Завистью Афродиты, никто не говорил, что она довольно миловидна.

Райли уже привыкла к тому, что ей дарили сонеты и знаки внимания, и своей небрежной похвалой лорд Эшлин нанес чувствительный удар по ее самолюбию.

«Довольно миловидна» — и это сказал не кто иной, как один из Эшлинов! Повесы, развратники и гнусные льстецы — вся их порода. Они же и страстные покровители искусства, вернее, актрис, оперных певиц и балетных танцовщиц.

«Что же произошло с этим Эшлином», — удивлялась Райли.

У него был деловой вид оценщика из компании Ллойда, способного производить расчеты даже во сне. Но она только хотела вернуть часть денег, которые была должна, не привлекая его внимания к тому, что ему причитается намного больше.

Всей суммы у нее не было.

Еще большее возмущение вызвало то, что он снова взялся за лист, отложенный в сторону несколько минут назад. У нее забилось сердце, когда Райли увидела, с каким вниманием он читает документ. Может быть, когда он вышвырнет их на улицу, она со своей труппой сумеет поставить пьесу, посвященную ему, под названием «Священник и актриса.

Она будет пользоваться успехом в сельской местности, думала Райли, с упавшим сердцем заметившая, как изящно приподнялись его брови, а на губах появилась улыбка. Она попала в беду! Им еще повезет, если оставшихся денег хватит на кукольный спектакль.

— Вы знакомы с условиями этого займа? — спросил Мейсон.

Райли наградила его ослепительной улыбкой в надежде, что ей удастся отвлечь его и таким образом заставить больше не задавать вопросов. Но, к своему разочарованию она поняла, что не произвела на него никакого впечатления. Красивый аристократ не поддается ее чарам? Это уже больше чем беда.

— Ну, я думаю, что… — Райли запнулась и сделала паузу. Может быть, если она немного приподнимет край юбки и позволит ему увидеть лодыжку, то… Кто знает — именно это привлекательное зрелище заставило владельца типографии отсрочить ее долги на четыре месяца.

Но Райли не успела осуществить свое намерение. Он нахмурился и, с важным видом пошелестев бумагами, заговорил:

— В контракте сказано, что вы должны мне выручку за первые две недели после открытия сезона.

Райли сжала кулаки.

— Мы столкнулись с непредвиденными трудностями, помешавшими нам открыться вовремя. Заверяю вас, все спектакли состоятся в течение месяца. И тогда вы получите ваши деньги.

— Что? А вы тем временем накопите еще больше долгов? Нет, так не годится.

Лорд Эшлин покачал головой. Одна из золотисто-каштановых прядей выбилась из его аккуратной прически, придав ему легкомысленный вид, и у Райли промелькнула надежда, что он все же настоящий Эшлин, а не какой-нибудь приемыш, взятый в семью для продолжения рода, о чем она уже начинала подозревать.

— Кроме того, — продолжал он, — поскольку ваши платежи просрочены, то это означает невыполнение обязательств по займу. Согласно вот этому параграфу, — указал он на пункт, напечатанный мелким шрифтом, — я имею право потребовать всю сумму немедленно вместе со штрафом за невыполнение договора.

— Но у меня больше нет наличных денег, кроме тех, которые я принесла, — слишком поспешно ответила Райли.

Казалось, это привело Мейсона в некоторое замешательство, но затем он взглянул на наполненный золотом кошелек, лежавший на столе.

— В таком случае вам следует поискать другие пути, чтобы достать их. Вероятно, в вашем театре имеется реквизит или костюмы, которые можно продать?

Райли опустила глаза и немного помолчала, готовясь дать представление, от которого зависела ее жизнь. Слишком многое было поставлено сейчас на карту, и она была готова на все, лишь бы спасти свой театр — от лорда Эшлина и прочих проблем, мучивших ее в последние месяцы.

Перебирая сыгранные роли, Райли остановила свой выбор на той, которая, как она надеялась, тронула бы даже его каменное сердце.

Медленным движением она деликатно приложила носовой платок к уголкам глаз, сопровождая свой жест легким вздохом и дрожанием губ.

— Я… я… только хотела выразить свою признательность за то огромное внимание, которое уделял ваш брат искусству. Вспомните о нем, милорд. Наша постановка — это в память о нем, о его филантропии, его прекрасных делах, его увлеченности искусством. — Пытаясь пробудить в лорде Эшлине великодушие, Райли прижала к груди платок и подняла умоляющий взгляд к потолку. — Теперь я боюсь, что мой поступок ничего не значит для его преемника и погубит мою бедную любимую труппу.

Она опустила глаза и смотрела на шерстяной ковер, не смея и надеяться, что ее речь произвела на него должное впечатление. Из другого угла комнаты послышались рыдания и шмыганье носом — это кузина графа наслаждалась представлением.

— Мейсон, ты не можешь закрыть театр мадам Фонтейн, — со слезами на глазах воскликнула Фелисити. — Весь Лондон отвернется от нас. — Она повернулась к Райли: — Мадам Фонтейн, пожалуйста, простите моего кузена. Все эти годы он провел в Оксфорде и не понимает, как ведутся дела. Повернувшись снова к лорду Эшлину, она, словно непослушному мальчишке, погрозила ему пальцем: — Что скажут люди? Так не поступают.