Саманта еще больше разозлилась, когда Керзи ясно дал ей понять, что не желает с ней танцевать, но требует, чтобы она вместе с ним вышла на веранду.

– Я не уверена, милорд, – сказала она, – что в моем положении было бы правильно покинуть зал у всех на глазах.

Саманта подозревала, что он делает это только для того, чтобы наказать Дженнифер. Меньше всего ей хотелось оказаться между двумя поссорившимися влюбленными, если, конечно, имела место любовная ссора.

– Для вас в этом нет ничего особенного, – ответил он. – Вы кузина моей невесты.

И она позволила увести себя из зала в сад, где Керзи усадил ее на скамью, которую не было видно ни из зала, ни с террасы.

– Что за чертовщина, – сказал он тогда. – Как все паршиво складывается.

Сказать, что Саманта была обескуражена его выражениями, значит ничего не сказать. Но она была еще более поражена тем, что лорд Керзи неожиданно сжал ее руку в своей. Саманта оказалась в скверном положении: ее настойчиво вовлекали в то, что ее совершенно не касалось.

– Она любит меня? – вдруг спросил он. – Вы знаете? Она с вами делилась?

– Конечно же, – удивленно ответила девушка, – она вас любит. А как же еще? Она же ваша невеста.

– Да, – ехидно согласился он, – невеста. Ей навязали этот брак пять лет назад, когда она была почти ребенком. Но и я был всего лишь мальчишкой. Мне кажется, она весьма серьезно заинтересовалась Торнхиллом.

– Она один раз танцевала с ним у нас на балу и один раз здесь, – ответила Саманта.

Тут-то она и допустила ошибку, позволив вовлечь себя в эту ссору между лордом Керзи и ее кузиной, так как в бальном зале она могла бы найти этому времени куда лучшее применение.

– Все верно, за тем исключением, что здесь они не танцевали, – сказал он.

– Да, они вышли в сад. В этом нет большого греха. Мы ведь здесь. И ничего дурного не совершаем.

– Нет, – сказал он. – Нет ничего даже отдаленно напоминающего грех в том, что двое молодых людей побудут на воздухе, вне поля зрения близких. Не так ли?

Произнеся последние слова с ядовитым сарказмом, Керзи закинул руку на спинку скамьи, обняв Саманту за плечо, а другой взял ее за подбородок и поцеловал.

Саманта испытала настолько сильное потрясение, что вначале даже пошевельнуться не смогла. Оцепенев, она словно приросла к месту. Но, очнувшись, принялась бороться, стараясь вырваться. Она пыталась оттолкнуть Керзи, упираясь в его плечо, и дать ему пощечину. Девушка была в ярости.

Разумеется, он был гораздо сильнее и воспользовался этим: прижал ее к себе обеими руками и впился губами в ее губы.

И она не только перестала бороться, но вдруг неожиданно для себя самой стала целовать его в ответ. Рука ее высвободилась и легла ему на шею. И Саманта потеряла счет времени, отдавшись на волю чувств.

Керзи не сказал ни слова, когда она наконец посмела поднять взгляд. Через несколько мгновений она поняла, что произошло, с кем она разделила свой первый поцелуй. На самом деле он никогда ей не нравился, она всегда считала его слишком заносчивым и холодным.

– Милорд, – попыталась она отчитать его, вызывая в себе гнев и злость. Но как изображать праведный гнев после столь пылких поцелуев…

– Лайонел, – шепотом подсказал он.

– Лайонел, – повторила она и замолчала, не зная, о чем теперь можно говорить.

– Вы видите, – сказал он, – почему тетушки вроде леди Брилл являются столь необходимым злом?

Саманта окаменела. Неужели он всего лишь продемонстрировал ей, что могло происходить между Дженнифер и графом Торнхиллом? Во все глаза она смотрела на Керзи, отказываясь понимать очевидное.

– Саманта, – ласково проговорил он, нежно коснувшись ее щеки. – Хотел бы я, чтобы вы приехали жить к дяде года на два раньше. Возможно, тогда мой отец выбрал бы мне другую невесту. Более отвечающую моим вкусам.

– Я думаю, вам следует проводить меня в зал, – сказала она, уже понимая, что он играет с ней в кошки-мышки.

– О да, разумеется, я провожу вас к тете, – согласился Керзи.

Но он не сразу поднялся. Он наклонил голову и вновь поцеловал ее. И к стыду своему, она и сейчас позволила ему это сделать, хотя уже не могла оправдаться тем, что все произошло внезапно.

Они поднялись на террасу и молча прогуливались там, пока музыка не начала стихать. Но рука его все это время лежала на ее руке и она не делала попыток убрать ее.

Всю ночь Саманта думала, как объяснить произошедшее. Какой вывод сделать из поведения Керзи. Но все, до чего она додумалась, – это то, что Лайонел не любит Дженни и сожалеет о своем давнем обещании, которое через несколько дней приведет к объявлению помолвки, а затем и к свадьбе. Но она так и не поняла, какие чувства он испытывает к ней, Саманте, и были ли они вообще, эти чувства.

Всю ночь ее терзали угрызения совести. Она позволила себя целовать, позволила делать это жениху Дженнифер, которого та любила до беспамятства вот уже пять лет кряду. А Дженни, двоюродная сестра, была еще, кроме того, ее лучшей подругой.

Может, для Керзи эти поцелуи вообще ничего не значат? Скорее всего так и есть.

Хотела бы Саманта то же сказать и про себя. Тогда она с легкостью представила бы, будто ничего и не было. Остался бы лишь гнев по поводу того, что лорд Керзи не питает никаких чувств к влюбленной в него невесте.

Но все гораздо сложнее и запутаннее. Поцелуи в саду пробудили в Саманте нечто, о чем она доселе не подозревала. И это нечто заставляло ее плакать. Плакать из страха влюбиться в Керзи или – о ужас! – из-за того, что она уже в него влюблена? Влюблена в Керзи, нет… в Лайонела. Так может быть, эта запретная страсть давно дремала в ней и она отгораживалась от нее, стараясь видеть в Керзи одни недостатки?

Но возможно, все не так. Может, она просто глупая, неопытная деревенская девчонка и влюбилась в первого мужчину, который ее поцеловал. Будто поцелуй и любовь – одно и то же. Так, все так, конечно, Что она чувствовала вначале, когда он только пригласил ее танцевать? Злость, раздражение. И сейчас она на него злится. Только злится, и все. То, что он сделал с ней, не заслуживает прощения.

– Лайонел, – прошептала она, закрыв глаза и вновь прижимая к груди подушку. – Лайонел, видит Бог, как я тебя ненавижу!

На следующий день после бала граф Торнхилл чувствовал то ли раскаяние, то ли сожаление. Лучше бы он не выходил на веранду с этой мисс Дженнифер Уинвуд, лучше бы не было у них той доверительной беседы. Да, она действительно весьма красива и соблазнительна. Но об этом он мог узнать и не разговаривая с ней. Для его целей вполне было достаточно того, что он видел. Ни к чему было стремиться узнать о ней больше.

До сих пор Гейб никогда не испытывал раскаяния, расставаясь с женщинами, с которыми его сводила судьба ради единственной интимной встречи или для более длительных отношении того же плана. Мужчина заводит любовницу для удовольствия, а не для пытки; ему и в голову не придет испытывать к ней что-то, выходящее за рамки простого физического влечения.

Но он и не собирался делать мисс Уинвуд своей любовницей. До такого цинизма он пока не дошел. Даже острое желание отомстить Керзи не заставило бы его опуститься так низко. Он всего лишь намеревался увести невесту от Керзи, заставить ее разорвать помолвку или, если не выйдет, принудить Керзи сделать это. В любом случае тот окажется в центре скандала, причем в весьма унизительной для мужчины роли. В унижении Керзи граф Торнхилл видел мрачное удовлетворение.

Во всех отношениях разумнее продолжать смотреть на нее как на длинноногую красотку, которую хочется уложить в постель. Не стоит задумываться о том, что составляет ее личность, что скрывается за роскошным телом имиловидным лицом в обрамлении рыжих волос.

Но как она смогла завладеть его мыслями, не связанными с естественным инстинктом? Она благодарна судьбе за то, что принадлежит привилегированному сословию. Несмотря на молодость, Дженнифер понимает, что, давая человеку богатство и титул, Господь наделяет его ответственностью за судьбу тех, кто создает для него блага. Она считает себя обязанной быть милосердной по отношению к тем, кому повезло меньше, кто потом и кровью должен добывать свой хлеб. Ей нравится заниматься хозяйством. Она приняла на себя заботу о домочадцах после смерти бабушки и считала, что полученный опыт даст ей возможность быть надежной помощницей мужу. Она предпочитает деревню городу, полагая, что настоящая жизнь – там. Она не завистлива и называет себя счастливым человеком.