Несмотря на высоконаучные споры, не утихающие и в наши дни, все время продолжали и продолжают поступать сообщения о людях с «дурным глазом» или «убийственным» взглядом. Богатейшая коллекция подобного рода верований и представлений собрана Е. Гольцманом2 – правда, это лишь фольклорная, а не реальная действительность, проще говоря, то, что в обиходе мы называем бабушкиными сказками. Но следует ли считать сказками суждения о людях с «дурным глазом», высказывавшиеся такими «дедушками» науки, как врач Авиценна (980 – 1037), философ и богослов Фома Аквинский (1225 – 1274) и философ К. Агриппа (1486 – 1535)?
Так, Авиценна писал в книге «О природе»: «Часто душа влияет на чужое тело так же, как и на свое собственное, как, например, при воздействии дурным глазом». Изучавший чародейство Фома Аквинский пришел к выводу, что оно связано с особыми свойствами глаз, которые посредством некоего излучения «заражают» воздух на значительном расстоянии.
А как следует относиться к следующему сообщению К. Агриппы из книги «Оккультная философия»: «В Тартарии, в Иллирии и у тарибаллов есть женщины, умерщвляющие всех тех, на кого они смотрят в гневе. Также женщины, населяющие Родос, посредством своего взгляда все изменяют к худшему».
Хронологию подобного рода свидетельств можно продлить вплоть до наших дней. Примечательно, что действие «дурного глаза» распространялось на животных, растения и даже на неживые предметы. Так, Е. П. Блаватская в книге «В пещерах и дебрях Индостана» пишет, что йоги в результате длительных тренировок обретают дар, именуемый «вазитва» – то есть умение укрощать и даже убивать диких зверей одним взглядом. Там же она описывает необычный способ ловли птиц, применяемый живущими на юге Индии муллу-курумбами. Туземец «берет небольшую жердочку, и, повертев ее в руках, словно полируя ее, он ее прикрепляет фута на два от земли, на первом попавшемся кусте. Затем курумб ложится в нескольких шагах оттуда на землю, спиною вверх и, устремив глаза на заранее выбранную им птицу, если она только скачет там, где он ее может видеть, терпеливо ждет».
Далее Блаватская приводит рассказ охотника К. Бетлора: «В это время глаза курумба принимают странное выражение... Я замечал такое же только во взгляде змеи, когда она, поджидая добычу, устремляет его на жертву, очаровывая ее, а также в глазах черных Жаб Майсура. Неподвижный, стеклянный взгляд этот сияет словно внутренним холодным светом, притягивает к себе и вместе отталкивает. За несколько рупий один курумб согласился дозволить .мне присутствовать при его ловле. Птица порхает и чирикает, беззаботная, веселая, деятельная. Вдруг она останавливается и точно прислушивается. Склонив головку набок, она остается несколько секунд неподвижною; потом, встрепенувшись, видимо, силится улететь. Она иногда и улетает, но весьма редко. Обыкновенно ее словно что-то притягивает в очарованный круг, и она начинает бочком приближаться к жердочке. Ее перышки взъерошены; она тихо ц жалобно пищит, а все же подвигается маленькими нервными скачками... Наконец она возле «очарованной» жерди. Одним скачком она перепрыгивает на нее и – судьба ее свершилась!.. Она уже не может сдвинуться с жерди и сидит на ней точно приклеенная».
Исследователи и путешественники также приводят свидетельства того, что взгляд человека способен убить или причинить иной вред. В 80-е годы XIX века были весьма популярны рассказы о некоем жителе города Мессины, что на острове Сицилия, глаза которого отличались губительной силой. Брошенный им на кого-либо взгляд якобы запросто убивал человека!
Ю. В. Росциус приводит еще два свидетельства очевидцев феномена губительного глаза, с тем чтобы «читатель самолично убедился в том, что обсуждаемый феномен действительно существует, а не выдуман учеными или мистификаторами». Один из подобных случаев описан И. Купчинским. «Это было в Крыму... На одной из станций мне пришлось встретить приезжего; я только что приехал, а он выходил из станционной конторы, чтобы ехать. На глазах его была повязка, как бы защита от света. Полагая, что он страдает глазами, я, имея при себе хорошее средство от воспаления глаз, предложил его ему.
– Благодарю вас, – сказал незнакомец, – у меня такая болезнь, что никакие средства мне не помогут.
– Но вы попробуйте мое средство, если и не поможет, то и вреда не принесет.
– Ах, – улыбнулся он, – да я и завязал глаза, чтобы, проходя двором (здесь птицы домашней много), не взглянуть на кур, они попадаются на каждом шагу.
– Я вас не понимаю, – сказал я, глядя на него с удивлением.
– Знаете ли, какие у меня глаза? Мне стоит пристально посмотреть на птицу, и она падает мертвой.
– Прекрасно, так вам можно обходиться без ружья и собаки; или по крайней мере без ружья, – пошутил я.
– Вы шутите, а между тем я говорю вам серьезно, что это правда; не желаете ли испытать?
– Конечно, от этого я не откажусь.
– В таком случае, пойдемте, но с уговором: вы заплатите за убитую моим взглядом птицу ее хозяину.
Я согласился с ним, и мы вышли на крыльцо; возле него ходило несколько, кур.
– Укажите любую.
Я указал на самую проворную. Незнакомец устремил на нее пристальный взгляд, и что же? – курица моментально присмирела, стала вялой, повесила голову, задрожала и упала.
– Вы ее усыпили! – вскричал я, бросаясь к курице и взяв ее на руки.
– Нет, она убита. Признаюсь, я и сам не рад силе своих глаз; но они без моей воли приносят вред, да что будешь делать? До свидания», – проговорил незнакомец и уехал.
Курица так и не ожила».
Второе свидетельство взято из английского журнала «Лайт» за март 1890 года: «В эпоху Второй империи на сцене Императорской итальянской оперы в Париже любимцем публики был певец Массоль. В частной жизни человек этот отличался угрюмым характером и имел отталкивающую наружность. Особенно всех поражал неприятный блеск его глаз. Умственные способности его были весьма ограниченны, но голос – в высшей степени музыкален, так что Массоль пользовался успехом; многие французские аристократы находили в его пении почти демоническую чарующую прелесть.
В только что поставленной в одном из сезонов опере Галеви «Король Карл Шестой» была партия Массоля. Избранная на этот раз роль как-то особенно соответствовала ему, и особо впечатляюще он исполнял арию «Проклятие» – публика часто требовала повторения. Однажды на спектакле произошел странный и необъяснимый случай. Массоль пел «Проклятие» с возведенными к потолку глазами; не успел стихнуть шум рукоплесканий, как машинист, передвигавший во время арии декорации неба, упал. Когда бросились к нему на помощь, он был уже мертв. Происшествие это так тягостно подействовало на артистов и зрителей, что оперу долго не давали.
Спустя некоторое время ее возобновили и Массолю пришлось снова участвовать в спектакле. Воспоминание о неожиданной смерти невольного слушателя, видимо, было еще слишком свежо, и на сей раз, исполняя арию, певец не решился подымать глаз. Но в какой-то момент его взгляд случайно задержался на капельмейстере – последний почти сразу почувствовал себя дурно и на третий день умер от необычного нервного приступа.
Прошло несколько месяцев, прежде чем парижская публика снова смогла услышать оперу; когда объявили роковую арию, все в страхе ожидали нового несчастья.
Массолю посоветовали петь, глядя на заранее намеченную пустую ложу. Он согласился. Позднее оказалось, что ложу занял приезжий купец из Марселя, опоздавший к началу представления и явившийся как раз к «Проклятию». Через несколько дней любопытство парижан было удовлетворено известием о внезапной смерти купца. После этого оперу навсегда сняли с репертуара, а Массоль в 1858 году покинул сцену».
А вот свидетельство наших дней, сообщенное известным журналистом и собирателем загадочных фактов С. И. Демкиным: «Однажды мой друг, полковник милиции в отставке, долго работавший в МУРе, поведал мне любопытную историю. В одном из московских НИИ скоропостижно скончался начальник ведущего отдела, отличавшийся склочным характером и неуважением к своим коллегам. В очередной раз он сделал какое-то резкое замечание подчиненному. Тот промолчал, но посмотрел на обидчика так, что тот вдруг упал головой на стол и захрипел. Приехавшие врачи «Скорой помощи» констатировали смерть, но не могли понять ее причину: этот человек был абсолютно здоров. Патологоанатом, делавший вскрытие, приватно сказал моему другу, что у него создалось впечатление, будто сердце покойного словно кто-то взял и остановил, как маятник у часов. У следователя сразу возникло подозрение, что этим «кем-то» был обиженный подчиненный, взгляд которого производил такое неприятное впечатление, что даже у видавшего виды оперативника по спине поползли мурашки» (Комсомольская правда. 1998. 13 февраля.).
