Отец прочистил горло.

— Ну что, наверно, я пал в твоих глазах ниже некуда?

В другой раз я, наверно, улыбнулся бы ему в ответ. Но в тот момент я упорно рассматривал одну и ту же страницу комиксов, пытаясь проникнуть в мир изящных черных самолетов и героев с крепкими челюстями, без промедления пускающих в ход кулаки и свой недюжинный разум во имя справедливости.

Наверно, я чем-то выдал себя, и отец прочитал мои мысли.

— Мир — это не книжка комиксов, сынок, — сказал он.

Потом он коснулся моего плеча, поднялся и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

В ту ночь мне снились кошмары. В них не было четырех девочек, звавших меня по имени, но был автомобиль, несшийся к краю красной скалы и падавший вниз, в темную воду озера Саксон; в них была Полуночная Мона, проезжающая сквозь меня. Снилось мне и бородатое демоническое лицо Большого Дула, который повторял одно и то же: «Я добавил туда пару штук на всякий случай», и оторванная дробовым зарядом голова Люцифера, которая пронзительно кричала что-то из его могилы, и миссис Лезандер, которая протягивала мне стакан чая со словами: «Иногда Франц почти до рассвета слушает иностранные радиостанции».

Я проснулся и долго лежал, не смыкая глаз.

О том, что док Лезандер — «сова» и не спит по ночам до утра, а кроме того, на дух не переносит молока, я не сказал ни маме, ни отцу. Конечно же, ни то ни другое не имеет никакого отношения к автомобилю на дне озера Саксон. Да и для чего, скажите на милость, мистеру Лезандеру нужно было убивать незнакомца? К тому же док Лезандер — добрый человек, который любит животных. Предположить, что он дикий зверь, способный забить человека до смерти, а потом удушить его рояльной струной, было немыслимо. Это даже в голове не укладывалось!

Тем не менее я продолжал думать об этом.

Вернон оказался абсолютно прав в своей оценке шерифа Эмори. Может, он был прав и тогда, когда говорил про «сову», ненавидящую молоко?

Вернон, конечно, сумасшедший, но, как и «Beach Boys», он любит потусоваться. Подобно Божьему оку, он видел все, что происходило в Зефире, куда направлялись его жители и что случалось с ними, отлично разбирался в их грандиозных надеждах и низких интригах. Он видел жизнь нашего городка во всей ее неприкрытой наготе и, может быть, замечал даже больше, чем был способен понять.

Итак, я принял решение. Я буду следить за доком Лезандером и за миссис Лезандер тоже. Не может быть, чтобы док Лезандер оказался чудовищем в шкуре воспитанного, доброжелательного человека, а его жена ничего об этом не знала.

На другой день после школы, в морось и холод, я прокатился на Ракете мимо дома дока Лезандера. Конечно, в такую погоду они оба сидели дома. Даже лошади доктора и те стояли в конюшне. Я понятия не имел, что именно ожидал увидеть, но точно знал, что должен был приехать сюда. Что-то наверняка связывало дока Лезандера с происшествием на озере Саксон более прочной связью, чем умозрительная теория Вернона.

Вечером дома за ужином царила такая плотная тишина, что казалось, ее можно было резать ножом. Я не решался поднять глаза, потому что боялся встретиться взглядом с отцом. Родители тоже избегали смотреть друг на друга. Веселенький получился ужин, нечего сказать.

Когда мы доедали пирог с тыквой, который, сказать по правде, всем нам изрядно надоел, отец сказал:

— Сегодня рассчитали Рика Спаннера.

— Рика? Но ведь он работал в «Зеленых лугах» почти столько же, сколько и ты!

— Именно.

Отец подцепил корочку пирога вилкой.

— Сегодня утром я говорил с Нилом Ярброу. Он слышал, что они сокращают производство. А что поделаешь? Этот чертов… этот супермаркет, — поправился отец, не сумев сдержать ненароком вырвавшееся бранное слово. — Все из-за него, из-за «Большого Пола».

Отец так громко фыркнул, что я испугался, как бы кусок тыквенного пирога не вылетел у него через нос.

— Молоко в пластиковых бутылках! Что, скажите на милость, они придумают дальше?

— Леа Спаннер родила в августе, — проговорила мама. — Это у них уже третий ребенок. Что Рик собирается теперь делать?

— Откуда я знаю? Он ушел домой, как только ему сообщили об увольнении. Нил сказал, что ему заплатили за весь месяц, но надолго ли этого хватит, когда нужно кормить четыре рта?

Отец отложил вилку.

— Может быть, испечешь для них пирог или еще что-нибудь?

— С утра испеку им свеженький.

— Вот и хорошо.

Отец накрыл своей ладонью мамину руку. В этом жесте было столько всего — и сказанного, и невысказанного, — что у меня защемило в груди.

— Сдается мне, Ребекка, что Рик — это только начало. «Зеленые луга» не смогут тягаться с ценами, которые устанавливает супермаркет. На прошлой неделе мы опустили цены для постоянных клиентов, а еще через пару дней «Большой Пол» сделал их еще ниже. Похоже, дела пойдут совсем плохо и просвета в ближайшее время не предвидится.

Я увидел, как рука отца сжала мамину ладонь, она тоже ответила пожатием. Они за долгие годы научились понимать друг друга без лишних слов.

— И вот еще что.

Отец замолчал. Его скулы то сжимались, то вновь расслаблялись. Было видно, что ему трудно поднимать эту тему, чего бы она ни касалась.

— Сегодня днем я разговаривал с Джеком Марчеттом. Он был на заправке «Шелл», когда я остановился там залить бензин. Он сказал…

Отец снова замолчал, словно в его горле что-то застряло.

— Он сказал, что кроме него Джей-Ти сумел отыскать только одного добровольца. И знаешь кого?

Мама молча ожидала продолжения.

— Человека-Луну.

Невеселая улыбка промелькнула на лице отца.

— Представляешь? Среди всех здоровых мужиков в этом городе только Джек и Человек-Луна решились встать на сторону Джей-Ти против Блэйлоков. Я сильно сомневаюсь, что Человек-Луна вообще когда-нибудь в жизни держал в руках пистолет, не говоря уже о том, чтобы стрелять из него! А остальные, как видно, решили, что лучше отсидеться дома в безопасности. Вот так.

Мама вырвала свою руку из руки отца и отвернулась. Тогда отец взглянул на меня так пристально, что я заерзал на стуле, потому что от этого пронизывавшего насквозь взгляда мне стало не по себе.

— Что за отец у тебя, приятель? Можешь рассказать в школе своим друзьям, как твой отец помогает поддерживать в городе закон и порядок.

— Нет, сэр, я ничего не собираюсь говорить, — сказал я.

— Нет уж, расскажи все как есть Бену, Джонни и Дэви Рэю.

— Вряд ли мы увидим, как отцы одноклассников Кори выстраиваются в очередь, чтобы получить пулю от Блэйлоков! — нервно выкрикнула мама. — Где эти бравые парни, которые умеют обращаться с ружьями? Где наши храбрые охотники? Где те пустобрехи, которые, если им верить, побывали в самых отчаянных заварушках и легко могут решить любую проблему с помощью кулаков и пистолета?

— Я не знаю, где они. — Отец отодвинул стул и поднялся. — Зато я знаю, где я сам.

Он уже шел к двери, когда мама, затаив дыхание, с испугом спросила:

— Куда ты идешь?

Отец остановился. Постояв так, между нами и дверью, он поднял руку к лицу.

— Я иду на крыльцо, Ребекка. Просто на крыльцо. Хочу посидеть там немного и подумать.

— На улице холодно, идет дождь!

— Ничего, я это переживу, — ответил отец и вышел.

Он вернулся обратно примерно через полчаса. Усевшись в свое кресло перед камином, он стал греться. Был вечер пятницы, и мне разрешалось посидеть подольше. Когда для меня настало время идти в постель, между половиной одиннадцатого и одиннадцатью, отец все еще сидел в кресле перед очагом сцепив руки и положив на них подбородок. Ветер рвался в дом и стучал в окна, дождь бил в стекла, словно швыряя в них горсти песка.

— Спокойной ночи, мама! — сказал я.

Мама тоже пожелала мне спокойной ночи, на минутку оторвавшись от своей геркулесовой работы на кухне.

— Спокойной ночи, папа.

— Кори?

— Да, сэр?

— Если мне придется убить человека чем я буду отличаться от того негодяя, который приковал несчастного к рулю автомобиля и отправил на дно озера Саксон?