Я тоскливо оглянулся на дверь. Поезд уже мчался, наверно, со скоростью…
— …не меньше шестидесяти миль в час, — предположил Принси. — Что-то около шестидесяти четырех, если точнее. Так мне кажется. Я хорошо чувствую ветер.
Я присел на мешки, выбрав местечко подальше от всех.
— Итак, Кори, — продолжал Принси, засовывая руки в карманы пальто, — не соблаговолишь ли поведать нам, куда ты держишь путь?
— Думаю, что я… Стоп, минутку… Разве я называл вам свое имя?
— Безусловно. Как и положено при знакомстве любому приличному человеку.
— Но я не помню этого.
Франклин расхохотался. Его смех наводил на мысль о пустой железной бочке, по которой лупят молотком.
— Гу-у! Гу-у! Гу-у! Плинси опять за свое! Ох уж этот Плинси, вот это шутник!
— Мне кажется, что я не называл вам свое имя, — настойчиво повторил я.
— Да не будь ты так упрям, — сказал Принси. — У каждого человека есть имя. Назови же нам свое.
— Ко… — начал я и осекся. «Интересно, кто из нас спятил, я или они, все трое?» — Кори Маккенсон, — закончил я, — из Зефира.
— И ты направляешься?…
— А куда идет этот поезд? — спросил я.
— Из ниоткуда, — с улыбкой ответил Принси, — в никуда.
Я оглянулся на Ахмета. Сидя на корточках, он пристально разглядывал меня поверх колеблющихся огоньков свечей. Его тощие, высохшие ноги были обуты в сандалии, ногти на пальцах были длиной не менее двух дюймов.
— Холодно, наверно, ходить в сандалиях на босу ногу? — спросил его я.
— Ахмету все равно, — отозвался Принси. — Эта обувь как раз для него. Ведь он египтянин.
— Египтянин? Как же он попал сюда?
— Его путь был долог и усыпан прахом, — уверил меня Принси.
— Кто же вы такие? Может, вы…
— Ты сразу все поймешь, если проявишь немного смекалки. Бокс, вот и весь ответ, — проговорил Принси, тяжело, как лопатой, переворачивая слова во рту. — Ты слышал когда-нибудь о человеке по имени Франклин Фицджеральд? Он известен также как Большой Филли Фрэнк?
— Нет, сэр.
— Тогда зачем ты сказал нам, что знаешь его?
— Я… так сказал?
— Познакомься с Франклином Фицджеральдом.
Принси кивнул в сторону великана, стоявшего в углу.
— Привет, — пролепетал я.
— Плиятно познакомиться, — отозвался Франклин.
— Меня зовут Принси фон Кулик. А это — Ахмет-Не-Выговоришь-Кто.
— Ги-ги-ги. — Франклин смущенно прикрыл рот пятерней с покрытыми шрамами костяшками.
— Так вы не американец? — спросил я Принси.
— Я гражданин мира, к вашим услугам, — поклонился тот.
— А откуда вы прибыли сюда? — поинтересовался я.
— Я принадлежу к народу, у которого нет родины. По сути дела, и народом его не назовешь. — Принси снова улыбнулся. — Да, не народ. Но мне это нравится. Мою страну столько раз завоевывали и грабили иноземные захватчики, что на ней просто клейма некуда ставить. Здесь, в ваших краях, гораздо легче выжить.
— Вы тоже боксер?
— Я? — Принси скривился, словно ему в рот попало что-то горькое. — О нет! Я мозг, дополняющий мускулы Франклина. Я его менеджер. Ахмета же можно назвать тренером. Мы прекрасно ладим, за исключением тех дней, когда готовы убить друг друга.
— Го-го! — громыхнул Франклин.
— В данный момент мы держим путь из последнего места, где находились, в следующий пункт, где вскоре окажемся. — Принс и слегка пожал плечами. — Вот так мы и существуем.
Пообвыкнув, я решил, что, каким бы пугающим ни казалось поначалу это трио, никто из них не собирается меня обижать.
— А часто мистеру Фицджеральду приходится драться? — поинтересовался я.
— Франклин способен вступить в бой в любое время, в любом месте и с любым противником. К сожалению, из-за внушительных размеров быстрота его движений оставляет желать лучшего.
— Плинси хоцет сказать, что я медлительный, — пояснил Франклин.
— Именно. Что ты можешь к этому добавить, Фрэнки?
Брови гиганта нависли у него над переносицей, и мне почудилось, что они вот-вот рухнут на землю, столь нелегким оказался для него заданный вопрос.
— У меня нет инстинкта убийцы, — добавил он наконец.
— Но мы усердно работаем над этим, верно, Молчаливый Сэм?[21] — спросил Принси египтянина.
Ахмет обнажил в улыбке свои желтые кривые зубы и энергично закивал. Я подумал, что ему надо быть осторожнее, чтобы голова не сорвалась с плеч.
Взгляд мой наткнулся на болты в шее у Франклина.
— Мистер Принси, а откуда у мистера Фицджеральда эти болты?
— Дело в том, что Франклин состоит из многих частей, — начал объяснение Принси, а Франклин снова хихикнул. — Некоторая часть его составляющих имеет свойство со временем ржаветь. Его бои на боксерском ринге не всегда заканчивались для него благополучно. Короче говоря, у него такое количество переломов, что докторам пришлось скреплять его сломанные кости проволокой. Эти болты крепятся к металлическому стержню, который поддерживает позвоночник Франклина. Это болезненно, но такова необходимость.
— Эй, — подал голос Франклин, — это вовсе не так больно.
— У нашего Фрэнки сердце льва, — пояснил Принси. — К сожалению, это сочетается с разумом мыши.
— Ги-ги-ги! Этот Плинси такой болтун!
— Меня мучит жажда, — сказал Принси и поднялся с места.
Он тоже был высок, где-то шесть футов четыре дюйма, и худ, хотя ему было далеко до тощего, как жердь, Ахмета.
— Тогда делжи.
Франклин протянул Принси свое питье.
— Нет, это мне не нужно! — Бледная рука Принси отстранила флягу. — Мне хочется… Я не знаю, чего мне хочется.
Он оглянулся на меня.
— С тобой такое бывало, когда тебе чего-то хочется, а чего — никак не можешь понять?
— Конечно, сэр, — с готовностью откликнулся я. — Однажды я думал, что хочу кока-колу, а на самом деле мне хотелось пива из корнеплодов.
— Вот именно. У меня в горле так же сухо и пыльно, как под подушкой у Ахмета!
Прошествовав мимо меня, Принси выглянул, чтобы полюбоваться проносящимся лесом. Снаружи не было ни огонька — только темные деревья на фоне звездного неба.
— Итак! — воскликнул он. — Теперь ты узнал, кто мы такие. А как насчет тебя? Сдается мне, что ты решил сбежать из дома?
— Нет, сэр. Я хочу сказать… что просто решил ненадолго уехать, вот и все.
— Неприятности в школе? Или поссорился с родителями?
— И то и другое, — ответил я.
Прислонившись спиной к стене вагона рядом с приоткрытой дверью, Принси понимающе кивнул.
— Обычные невзгоды в жизни каждого мальчика. Поверь, Кори, мне это знакомо. Я тоже сбегал из дома, думая, что это ненадолго. Ты полагаешь, это поможет решить твои проблемы?
— Я не знаю. Ничего другого мне не пришло в голову.
— Мир совсем не похож на твой родной Зефир. Он не знает жалости к маленьким мальчикам. Мир может быть прекрасным, но бывает и жестоким, и подлым. Это следует знать.
— Правда? — усомнился я.
— Это так же верно, как то, что мы странствуем уже много лет. Нам довелось повидать мир, и мы знаем людей, населяющих его. Иной раз, когда я размышляю об этом мире, меня охватывает страх: вокруг полно насилия, грубости, неуважения к людям. И увы, Кори, год от года мир не меняется к лучшему — он становится все хуже и хуже.
Принси взглянул на небо, где по пятам за нами неслась луна.
— О мир, о мир превратный! — продекламировал он. — Несчастья так нам ухудшают жизнь, что облегчают смерть[22].
— Как мило, — проворковал Франклин.
— Это Шекспир, — счел необходимым пояснить Принси. — Его рассуждения о вечных бедах человечества.
Повернувшись спиной к луне, он взглянул на меня своими алыми зрачками.
— Хочешь услышать совет от видавшего виды скитальца, Кори?
Мне не особенно этого хотелось, но из вежливости я кивнул:
— Конечно, сэр.
Принси выглядел озадаченным, словно он сумел прочитать мои мысли.