— А, Кори Маккенсон, — равнодушно проговорила она. — Что привело тебя ко мне?
— Я могу войти к вам на минутку?
— Я в доме одна.
— Гм… Так могу я зайти на минуточку?
— Я одна, — повторила мисс Гласс Голубая, и я заметил, как на ее глаза за стеклами очков навернулись слезы.
Она вошла в дом, оставив дверь открытой. Я прошел вслед за мисс Голубой в жилище, по-прежнему являвшее собою музей изящных и легко бьющихся вещиц, каким я увидел его во время первого урока Бена. И тем не менее чего-то не хватало.
— Я одна, — в очередной раз сказала мисс Гласс Голубая, рухнув на хлипкий диван, и разрыдалась.
Чтобы не напустить в комнату холод, я притворил за собой дверь и вошел в гостиную.
— А где мисс Зел… я хотел сказать, ваша сестра мисс Гласс?
— Нет больше мисс Гласс, — ответила мисс Голубая с гримасой боли на лице.
— Ее нет дома? — не понял я.
— Нет. Она сейчас… только небесам известно, где она сейчас.
Мисс Голубая сняла очки, чтобы промокнуть слезы голубым кружевным платочком. Приглядевшись, я обнаружил, что без очков и с несколько менее высокой прической мисс Голубая выглядит совсем не такой… устрашающей — пожалуй, это слово было наиболее подходящим.
— Что случилось? — спросил я с тревогой.
— Что случилось? — повторила она. — А то, что мое сердце вырвано у меня из груди, разбито и безжалостно растоптано. Вот так!
По ее лицу заструились новые слезы.
— О господи, я не могу об этом даже думать!
— Вас кто-то обидел?
— Обидел! Да меня просто предали! — воскликнула мисс Голубая. — И кто это сделал? Моя плоть и кровь!
Она взяла со столика листок светло-зеленой бумаги и протянула его мне.
— Вот, сам прочитай!
Я послушно взял листок. Текст был написан темно-зелеными чернилами изящным почерком.
Дорогая Соня! Можно ли противиться взаимному зову двух сердец? Нет, конечно, остается лишь отдаться подобной страсти. Я не могу больше сопротивляться собственному чувству. В моей душе бушует пожар страстей. Музыка всегда остается прекрасной, дорогая сестра, даже если ноты выцветают. Любовь правит миром, и песнь ее разносится вечно. Я просто обязана отдать свою судьбу во власть этой сладчайшей и глубочайшей симфонии. Я должна уехать с ним, Соня. У меня нет другого выбора, как только отдать ему себя, отдаться и душой и телом. К тому времени, когда ты будешь читать это, мы должны будем уже…
— Пожениться?
Должно быть, я это выкрикнул, потому что мисс Гласс Голубая подскочила на своем диване.
— Пожениться, — мрачно подтвердила она.
…пожениться, и я от души надеюсь, что ты сумеешь понять: таким образом мы не просто претворяем в жизнь наши бренные мечты и желания, а исполняем волю Великого Маэстро.
С любовью и наилучшими пожеланиями,
— Разве справедливо так со мной поступать, черт возьми? — спросила мисс Гласс Голубая.
Ее нижняя губа задрожала.
— И с кем же убежала ваша сестра?
Мисс Голубая назвала мне имя, от звука которого ее хрупкое тело, казалось, вот-вот переломится пополам.
— Вы хотите сказать, что ваша сестра вышла замуж… за мистера Каткоута?
— За Оуэна, — пролепетала сквозь слезы мисс Голубая. — Мой милый Оуэн сбежал от меня с моей собственной сестрой.
Я не мог поверить своим ушам. Оказывается, мистер Каткоут не только сбежал с мисс Гласс Зеленой и женился на ней, но еще и крутил с мисс Гласс Голубой. До сих пор я был уверен, что в нем все еще сохранилась толика ковбоя с Дикого Запада, но, как оказалось, в нем жив еще и удалой южанин, не менее дикий.
— Не кажется ли вам, что мистер Каткоут для вас несколько староват? — спросил я мисс Голубую, осторожно положив записку рядом с ней на софу.
— В душе мистер Каткоут все так же юн и молод, — отозвалась она, и глаза ее подернула мечтательная поволока. — О господи, как я тоскую по нему! Как мне не хватает этого мужчины!
— Я хотел вас кое о чем спросить, — поторопился сказать я, прежде чем краны мисс Голубой открылись снова. — У вашей сестры был попугай?
Теперь мисс Голубая уставилась на меня так, будто у меня с головой было не в порядке.
— Попугай? — недоверчиво переспросила она.
— Совершенно верно, мэм. Насколько я знаю, у вас был голубой попугай. Может, у вашей сестры был зеленый?
— Нет, у нее нет попугая, — ответила мисс Голубая. — Я твержу тебе, что мое сердце разбито, а ты болтаешь о каких-то попугаях!
— Прошу прощения. Мне просто нужно было узнать.
Вздохнув, я обвел глазами комнату. Кое-что из безделушек исчезло. Я глубоко сомневался, что мисс Зеленая когда-нибудь вернется, и чувствовал, что и мисс Голубая это понимает. Птичка наконец выскользнула из клетки. Засунув правую руку в карман, я нащупал там зеленое перышко.
— Извините, что побеспокоил вас, — проговорила, направляясь к двери.
— Я осталась одна, даже мой попугай и тот покинул меня, — пожаловалась мисс Голубая. — А ведь он был такой ласковый и внимательный.
— Да, мэм. Мне очень жаль.
— Не то что грязная жадная птица, принадлежавшая Катарине! — в ярости выкрикнула она. — Как я была слепа, почему не разглядела ее истинную суть? Оказывается, все это время она имела виды на моего Оуэна!
— Подождите! — воскликнул я. — Вы ведь только что сказали, что у вашей сестры не было попугая?
— Я сказала не так. Я сказала, что у нее нет больше попугая. Когда он наконец издох, дьявол в аду перевернулся!
Возвратившись от двери, я вытащил из кармана зеленое перышко и, держа на раскрытой ладони, показал ей. Мое сердце билось как сумасшедшее.
— Попугай вашей сестры был вот такого цвета, мисс Гласс? Такого, как это перо?
Она мельком взглянула на мою руку.
— Да, такого. Бог свидетель, уж я-то всегда узнаю его перья: ведь он постоянно бился в клетке и выбрасывал перья наружу. А перед смертью он почти совсем облысел.
Внезапно спохватившись, она замолчала.
— Постой-ка. Откуда у тебя перо этого исчадия ада?
— Я нашел его. В одном месте.
— Эта птица издохла… Не помню, когда же это было?
— В марте, — подсказал я, потому что знал наверняка.
— Точно, это случилось в марте. Только-только начали набухать почки на деревьях, а мы с Катариной разучивали пасхальные гимны. Но„. — Мисс Голубая нахмурилась, на минутку забыв о своем разбитом сердце. — Откуда ты это знаешь, Кори Маккенсон?
— Птичка на хвосте принесла, — быстро ответил я. — А от чего умер попугай мисс Катарины?
— От мозговой лихорадки, как и мой попугай. Доктор Лезандер сказал, что среди тропических птиц это обычное явление и, если такое случается, ничего нельзя поделать.
— Доктор Лезандер?
От этого имени у меня перехватило дыхание.
— Он так любил моего попугая! Говорил, что в жизни не видел такую ласковую птицу.
Губы мисс Голубой презрительно искривились.
— А как он не любил попугая Катарины, просто ненавидел! Иногда мне казалось, что он готов был убить его, как, впрочем, и я, лишь бы от него избавиться!
— Да, он вполне на это способен, — тихо проговорил я.
— На что способен? — удивленно переспросила мисс Гласс Голубая.
Я пропустил ее вопрос мимо ушей.
— Что же случилось с зеленым попугаем после того, как он умер? Доктор Лезандер забрал его?
— Нет, попугай заболел, отказался есть и пить, и Катарина сама отнесла его к доктору Лезандеру. А на следующий день попугай издох.
— От мозговой лихорадки, — добавил я.
— Да, от мозговой лихорадки, — кивнула мисс Голубая. — Почему ты задаешь такие странные вопросы, Кори? И откуда, скажи на милость, у тебя взялось это зеленое перо?
— Я не могу сказать вам… пока не могу. Мне очень жаль, мисс Гласс.
Почуяв какую-то тайну, мисс Голубая подалась вперед.
— Что ты от меня скрываешь, Кори? Если это секрет, клянусь, я не выдам его ни одной живой душе!
