— К… девушке Себастьяно? — переспросила она.

— Ну да, — он дорезал свои бутерброды, внимательно посмотрел на нее, тоже достал себе что-то сладкое и налил чаю. — Ну хорошо, к девушке, которая очень нравится Себастьяно.

— Это значит, что в доме я теперь известна, как… «девушка Себастьяно»?

— Это значит, что вам теперь со всех сторон почет и уважение, — хмыкнул он. — Вы и сами очень даже не промах, вон на какой должности работаете и справляетесь, раны обрабатывать, говорят, умеете почище меня и голову разбитую на место ставить, а еще метко стреляете и прыгаете по крышам, не глядя на гравитацию. А то, что девушка Себастьяно… вы же не любите, когда к вам пристают. Так что и тут сплошная польза.

— А что бывает с теми, кто пристает к девушкам Себастьяно?

— Ничего хорошего, уверяю вас. Не думаю, что вам стоит знать подробности. Впрочем, население дома их не знает тоже. Просто… ну не такой Себастьяно человек, чтобы к его девушке можно было приставать. Даже если бы он не был боссом. Так что я бы на вашем месте не расстраивался.

— А я расстроилась?

— Вы как будто озадачились, и сильно. Не скажете же вы, что для вас это новость?

— Что именно? — уточнила она.

— Ну… про Себастьяно.

— Для меня новость то, что весь дом, оказывается, имеет по этому поводу некоторое мнение и уже присвоил мне некий статус.

— А вы не замечали, что люди в доме вообще любопытны? Все только и ждали, чтобы вы оказались героиней какой-нибудь истории!

— Это еще почему?

— Новенькая, красивая, неприступная. При этом если бы вы сами выбрали, скажем, мелкую сошку из финансистов, или из искусствоведов, вас это бы ни разу не оградило ни от сплетен, ни от приставаний. А влияние Себастьяно таково, что пока общество считает, что он в вас заинтересован — спите спокойно и делайте, что хотите.

— Вы открываете мне глаза, — со смехом сказала она.

— Как говорится, это жизнь, детка… О, вы смеетесь, это хорошо. А был момент — я боялся, что укусите.

— Делать мне больше нечего, только кусаться, — проворчала она.

— На самом деле, парни спорили — умеете вы улыбаться или нет.

— А я знаю, мне уже насплетничали, вот, — она подавила в себе сильнейшее желание показать ему язык. — Скажите, это правда, что вы — физик-ядерщик и без пяти минут доктор?

Он сразу погрустнел.

— Уже нет. Это всё в прошлом.

— И нет желания вернуться?

— Нет. Что я из себя представлял? Ничего. Был, знаете, такой мальчик-колокольчик с вот такенными мозгами, который не видел вокруг ничего, кроме своей темы, а тема эта была ему ни разу не к душе. Это грустная история, донна Эла. И я не так много выпил, чтобы ее сейчас рассказывать. Можно в другой раз?

— Конечно, — легко согласилась она, проецируя на него волны спокойствия. Еще не хватало, чтобы он тут сейчас на нее обиделся. — Рассказать вам смешное про вчера?

— Расскажите, — легко согласился он.

— Помните, когда мы еще ехали, господин Сан-Пьетро всё переживал по поводу плохих предчувствий?

— Ну да, было такое. Он вообще всегда считает, что если есть хоть малейшая возможность, чтобы все стало плохо, то все плохо и станет!

— Так вот, я тоже прислушалась к своим предчувствиям, они у меня, знаете ли, бывают, и обычно по делу. И ничего плохого не услышала. Разве что колени чесались, оба.

— Чесались, значит? — хмыкнул Карло.

— Ага. А потом, уже на базе, когда вы меня перевязывали, и это было не слишком приятно, но вы были не при чем, вы все сделали отлично, так вот, сижу я, вся никакая, и вспоминаю про эти самые предчувствия. У меня, знаете ли, есть сестра. На самом деле не сестра, а кузина, но мы с ней ровесницы и вместе росли, поэтому все равно, что сестра. Она знает множество удивительных примет и присловий, и все мы от нее тоже их знаем. Так вот, если у кого-то чешется нос, Линни всегда говорит, что это либо к выпивке, либо что хороший нос за неделю кулак чует. Мои колени, похоже, тоже как тот хороший нос, только я этого не знала.

Карло уже, что называется, ржал и валялся.

— Как вы сказали? За неделю кулак чует? Супер! А можно, я это тоже буду говорить?

— Да пожалуйста, мне не жалко, это не я придумала и даже не Линни.

— Надо провести исследование — дать кому-нибудь в нос и выяснить, работает ваша примета или нет!

— Вы уверены, что такое исследование может иметь какую-то научную ценность? — Элоиза тоже развеселилась.

— Так обоснуем! Пойдете в соавторы монографии?

— А мы уже пишем монографию?

— Предлагаю в качестве экспериментального образца использовать первого, кто войдет сейчас в эту дверь, — продолжал ржать Карло.

— А вы не боитесь, что придется ждать до утра?

— Тогда мы изменим условия эксперимента!

И тут дверь распахнулась, и на пороге возник Себастьен Марни собственной персоной.

* 47 *

— Добрый вечер, Элоиза. Очень удачно, что вы здесь. Привет, Карло, что тут вообще происходит?

— О, прибыл рыцарь в сверкающих доспехах! — возгласил Карло.

Элоиза же просто сказала:

— Добрый вечер, монсеньор.

Он на самом деле выглядел как будто в сверкающих доспехах: в отлично сидящем смокинге, белом жилете и с бабочкой.

— Дон Карло, сдается мне, вам на самом деле придется изменить условия эксперимента.

— Ну ясное дело, — проворчал Карло, но глаза его смеялись. — Расскажи нам, о благородный воитель, преуспел ли ты в своих намерениях!

— Ты имеешь в виду — узнал ли я что-то? Кое-что, несомненно, узнал. Отболтал весь язык и даже не поел толком.

— Так может быть, вам что-нибудь найти в холодильнике? — неуверенно предложила Элоиза. — Мы вот с доном Карло чай пьем.

— Чай? — удивился Себастьен. — Судя по шуму, который вы производили, я думал, что здесь сидит половина моих сотрудников, и они уже употребили ведро самогона от Артуро!

Элоиза знала в этом доме единственного Артуро — так звали гениального механика, который работал в гараже, и которому поломки машин и другой техники были, что называется, на один зуб.

— Нет, мы просто посмеялись. Я рассказала дону Карло смешную историю, она ему понравилась. Если он захочет, то вам потом тоже расскажет. Садитесь. Налить вам чаю?

— Карло нальет, у вас ноги, — проворчал он. — Но все равно спасибо. Карло, ты слышал? И еды найди какой-нибудь, будь другом. Как ваши ноги, Элоиза?

— В порядке… насколько это возможно для них сейчас.

Тем временем Карло поставил перед Марни тарелку с бутербродами и чай.

— Вы были у Бруно?

— Да.

— И что он вам сказал?

— Что вы описали ему клиническую картину достаточно точно. Обработал, перевязал. Там больше делать нечего, честное слово. Я и сама бы смогла, но сгибаться неудобно.

— Ничего, ему привычно. Я, на самом деле, сейчас шел и думал — прилично ли вам еще звонить или вы уже спите.

— Если я сплю, я выключаю звук у телефона, так что вы бы ничем не рисковали, — ответила она. — А есть какое-то дело?

— Да, появилось. Во-первых, я хотел узнать, как ваши ноги, а во-вторых, скажите, Элоиза, у вас есть какие-нибудь родственники или знакомые, которые владеют коллекциями предметов искусства?

— Не поверите, есть.

— Поверю охотно, но генерал нам не подойдет, нужен кто-нибудь здесь.

— Так и здесь есть, — даже если и не светить родство с кузиной Джиной, всегда можно поговорить с Полиной.

— Мне назвали имя — Корнелио Франческо Барберини. Но никто из тех, с кем я сегодня встретился, не смог меня рекомендовать. А сам я с их семейством лично не знаком, как-то не сложилось. Вот я и ищу подходы.

— У меня в Риме тетка и кузины, я завтра всех обзвоню и спрошу. А какого рода ваш интерес?

— Да все того же, Варфоломей уверил меня, что должна быть информация, ну не могут два таких предмета быть иголками в стоге сена. Своих знакомых коллекционеров он уже проверил и, похоже, запустил кого-то в архивы Ватикана. А меня припряг общаться с аристократами, чтоб им жилось хорошо.