Оттуда еще не успел уйти один лишь главбух. Он стоял окна, покуривая сигарету и ожидая курьеров. Когда открылась дверь, главбух обернулся, увидел трех входящих мужчин — и сигарета выпала из его пальцев. Он сразу же поднял руки вверх. Это был добропорядочный обыватель, муж и отец, сорока семи лет, среднего роста, малость полноватый и никак уж не готовый вступать в спор с коротко отпиленными обрезами.

Почтальон распорядился:

— Открывай сейф!

— Я не знаю комбинацию, — произнес тот первое, что пришло на ум.

Почтальон подошел к нему и отвесил ему свободной рукой увесистую оплеуху.

— Не трать понапрасну времени!

В ответ молчание.

— Ладно, тогда снимай ботинки! — Почтальон вынул из кармана перочинный нож и открыл его. Главбух уставился на ножик:

— Что вы собираетесь делать?

— Всякий раз, когда я буду просить тебя открыть сейф, а ты будешь отвечать “нет”, я буду отрезать тебе по пальцу на ногах. Один палец ты мне уже должен, так что давай снимай ботинки!

— Подождите! Пожалуйста, подождите! Я не лгу, я... Тот прервал его, обратившись к одному из своих людей:

— Стащи с него ботинки!

Один из страховых агентов подошел к главбуху и, ухватив за грудки, швырнул на стул, потом нагнулся, чтобы ухватить правую ступню бедняги.

Главбух завопил:

— Я все сделаю! Не надо! Я согласен!

— Если управишься за минуту, останешься с пальцами! Главбух поспешил к сейфу. Это была огромная стальная махина, четыре фута в высоту, три в ширину и три в длину. Он в спешке стал набирать комбинацию, но был так взволнован, что в первый раз набрал ее неправильно. Попытался снова — и на этот раз успешно: сейф открылся.

Пока почтальон связывал главбуха и запихивал кляп ему в рот, двое остальных выгружали деньги из сейфа в кейсы. Затем вышли в коридор, где к ним присоединился тромбонист, и все вместе они направились к столу секретарши, уложили автоматы в футляры для тромбонов, а обрезы — в почтовую сумку. И сразу же, как только вышли в наружный холл, сорвали с лица носовые платки, спрятав их подальше, в ту же почтовую сумку.

Затем все вместе направились к лестнице. Страховые агенты спустились на шестой этаж, почтальон поднялся на девятый, а тромбонисты еще выше — на десятый. Все они вызвали лифтера почти одновременно. Тот явно был доволен, что не придется подниматься на каждый вызов отдельно, а удалось собрать всех в лифте за одну поездку. Лишние две ходки сэкономил.

Тромбонисты зашли в лифт первыми и сообщили ему, что они договорились насчет уик-энда. Этажом ниже к ним присоединился почтальон и пожаловался, что какой-то идиот написал неверный адрес на посылке спецдоставки. Через три этажа в лифт вошли два страховых агента и начали живо обсуждать между собой процент прибыли. Все пятеро вместе вышли из лифта, покинув здание. Почтальон повернул направо и медленно побрел по улице. Тромбонисты остановились, прикурили сигареты и обсуждали “тачку с музыкой”. Страховые агенты прошли на парковочную площадку и забрались в свой автомобиль. Когда они выкатили его со стоянки, тромбонисты не спеша направились к их машине и забрались на заднее сиденье. Водитель повернул направо и в полквартале остановился, чтобы дать возможность подсесть почтальону.

Спустя сорок минут у мотеля тромбонисты сорвали свои бороды, почтальон — усы и очки, и все пятеро смыли краску с волос. Затем достали бумагу и ручки и разделили на пятерых 61 тысячу 323 доллара. Пять десятицентовых монет они оставили в сейфе. Среди них была и монета той самой леди.

В тот же самый день на семьсот миль к востоку... Раз в месяц Эрик Ларенни надевал коричневый костюм с семьюдесятью пятью тысячами долларов наличными, зашитыми за подкладку пиджака, и летел на самолете. Они выбрали его для этой работы главным образом потому, что он, числясь в рядах мафии, жил в нужном городе и полностью заслуживал их доверия. Кроме того, у него был тридцать шестой размер, притом укороченный. Последнее обстоятельство имело решающее значение, так как человек на другом конце также имел укороченный тридцать шестой размер.

Человек на другом конце был Марв Хенкс и обладал теми же “блестящими” достоинствами, что и Эрик Ларенни. Раз в месяц он получал телеграмму — всегда в тот же самый день, когда Эрик Ларенни получал ежемесячный вызов по телефону. Телеграмма всегда была одинакового содержания: “Мама больна Должен отложить визит”. В день получения телеграммы Марв обычно надевал коричневый костюм и отправлялся в аэропорт, чтобы встретить самолет, прибывающий с севера в пять двадцать.

День, выбранный Эриком Ларенни для полета на самолете, всегда начинался одинаково — рано утром с телефонного звонка. Обычно звонок раздавался около девяти и, как правило, будил его. Холодный женский голос неизменно информировал: “Мы подтверждаем зарезервирование места для вас на рейс до Майами”, — он всегда отвечал: “Благодарю вас”. Вешал трубку, умывался, облачался в обязательный коричневый костюм и отправлялся в офис “Аргус импорте”. Неизменно прямиком шествовал в офис Майка Семела, снимал пиджак и отдавал его Майку. Майк взамен вручал ему другой коричневый пиджак, на вид точно такой же, в каком он пришел, но если его охлопать, то он шелестел так, словно был сшит из толстой бумаги. Ларенни надевал пальто, покидал офис, устраивал себе запоздалый завтрак и отбывал в аэропорт, чтобы поспеть на самолет. Это был не прямой рейс, а с пересадкой посреди пути, с сорокаминутным ожиданием. Ларенни неизменно выдерживал все перипетии полета до Майами и проводил там день или два, но только после того, как заканчивал свою работу, связанную с переодеванием.

А вся работа заключалась в следующем: Хенкс обычно находился в аэропорту, когда прибывал самолет Ларенни. Последний — тоже обычно — выходил из самолета и отправлялся в терминал, чтобы размять ноги во время сорокаминутного ожидания, где-нибудь в здании терминала он и Хенкс обменивались пиджаками — в закусочной, в мужской комнате или же на обзорной площадке, — словом, там, где, по мнению Хенкса, было удобнее всего. Затем Ларенни садился на другой самолет и отправлялся в Майами. Хенкс же брал такси и отбывал обратно в город на таможню под началом мистеру Уинкля. Там он прямиком следовал в офис мистера Уинкля, стаскивал с себя пиджак Ларенни и отдавал его Фреду. Те взамен давал ему другой, и Хенкс отправлялся домой. В кармане нового пиджака обычно оказывался конверт, содержащий внутри банкнот в двадцать долларов и купюру в пять долларов — его плату.