— Едва ли, — вмешался я. — Моя была из толстого дерева, окованного металлом, и с мощным запором. — Чуть помешкав, я добавил: — Не похоже, чтобы ту брешь, через которую я выбрался из своей камеры, прочно заделали. Возможно, я сумею ломом и кувалдой пробить в стене дыру. Но тихо это не проделать. К тому же я могу оказаться в моей прежней камере с по-прежнему запертой дверью, а Эмзил останется в своей.

— У кого ключи от карцера? — упрямо продолжила Эпини, не удостоив мои слова вниманием.

— Скорее всего, у капитана Тайера.

— Значит, мы должны как-то их добыть. Спинк, надо найти для тебя повод наведаться к нему ночью и…

— Невозможно, — вздохнул Спинк. — Я заходил к нему, прежде чем вернуться домой, — надеялся его переубедить. Но не сумел пройти мимо сержанта на входе. Он старался держаться вежливо, но в конце концов признал, что получил прямой приказ не впускать меня ни при каких обстоятельствах.

— Тогда пойду я, — решительно заявила Эпини.

— Ты прекрасно знаешь, что это бессмысленно, — твердо возразил Спинк. — Он приказал сержанту не впускать тебя еще несколько недель назад.

— Я могу устроить достаточно шума в проходной, чтобы заставить его выйти.

— Нет, моя дорогая. Я не могу подвергать тебя опасности. Один добрый бог знает, какое наказание Тайер сочтет справедливым за свару в своем кабинете. Вероятно, колодки.

Кара заглянула в дверь гостиной.

— Сэр, стол накрыт. Я бы не стала вам мешать, но вы же не хотите, чтобы еда остыла, правда?

— Правда, — согласился Спинк так кротко, что Эпини не удержалась от улыбки, и встал. — Составьте мне компанию и выпейте чаю. Наше обсуждение мы ненадолго отложим, но…

— Я пойду, — неожиданно перебил я его.

Они оба в замешательстве оглянулись на меня.

— Что может быть естественнее? Я проделал весь этот путь, чтобы посмотреть, не хочу ли я служить в этом полку. Если мы сможем привести меня в пристойный вид, с моей стороны будет закономерно сразу же обратиться к командующему. По сути, этого требует учтивость. И если Тайер еще не полностью утратил связь с окружающей действительностью, он не сможет мне вежливо отказать.

— И? — спросил Спинк.

— И как только я окажусь внутри, за закрытой дверью, я сделаю все, что потребуется, чтобы получить ключи. А потом все, что потребуется, чтобы вытащить ее из тюрьмы.

Спинк явно пришел в ужас.

— Вот видите? — только и заметила Эпини. — Бежать или прятаться. Я же сказала, что это нужно решить немедленно.

— Я не стану красть лошадь, — заявил Спинк, а когда Эпини открыла было рот, добавил, повысив голос: — И ты не станешь. И Невар. Пойдем попьем вместе чаю. И не стоит забывать, что нас слышат дети.

И правда, когда мы вошли в столовую, где Кара подала обед для Спинка, она сурово заметила:

— Красть дурно.

Мы переглянулись, гадая, сколь многое она еще успела услышать, но, поскольку девочка не выглядела особенно расстроенной, мы оставили эту тему. Эпини отправилась с Карой на кухню, пообещав вскоре вернуться с горячим чаем и чашками для всех нас.

— Как ты думаешь, у нас есть шансы? — спросил я у Спинка, наклонившись к нему через стол, как только они вышли из комнаты.

Он казался совершенно измотанным.

— Трудно сказать. Как ты добудешь ключ? Обманом или тайком? Силой? Даже если тебе это удастся, как нам одолеть часовых? Свалятся ли они тихо или бросятся бежать, зовя подмогу? Готовы ли мы убить их ради освобождения Эмзил? И еще этот вопрос Эпини: она сбежит или нам надо будет ее прятать? Если она исчезнет, первым делом ее будут искать здесь. И если дети останутся в доме, то они, я полагаю, поймут, что она не ушла далеко. Помимо всего прочего, весь город знает, как она трепетно относится к своим ребятишкам.

Я проследил эту мысль чуть дальше.

— Если дети исчезнут тоже, тебя обвинят в пособничестве ее побегу.

— Или в том, что я ему не помешал. Для капитана Тайера разницы не будет.

— Иными словами, ты говоришь, что мы, возможно, сумеем ее спасти, если ты пожертвуешь своей карьерой. Поскольку, если Эмзил спрячется, они будут знать, что им нужно только немного подождать. А если она сбежит, с детьми или без детей, ты окажешься в это замешан.

Он кивнул.

— Как ты думаешь, Эпини понимает, чего она от тебя просит?

Он одарил меня долгим тяжелым взглядом.

— А чего просишь от меня ты, Невар, если не действовать? Стать трусом? Увидеть, как казнят невинную женщину, а потом растить ее детей и каждый день смотреть им в глаза? Рано или поздно они выяснят, что сталось с их матерью. Скорее рано, если я хоть чуть-чуть знаю Кару. Подозреваю, она и так понимает больше, чем показывает нам или другим детям. Со временем они узнают, что я стоял в стороне и не вмешался, когда их мать казнили за то, что она их защищала. — Он отвел взгляд и фыркнул, выражая презрение моим попыткам спорить. — И что в сравнении с этим значит сломанная карьера?

— Спинк, я так сожалею, — выговорил я после долгого молчания.

— Не ты этому виной, Невар.

— Я бы не был в этом так уж уверен, — пробормотал я, но тут вернулась Эпини с чайником и чашками.

Она налила всем чаю и присела с нами, но почти сразу ей пришлось выйти, поскольку ее малышка проснулась и заплакала. Затем пришла Диа, проснувшаяся, но растрепанная со сна. Спинк усадил ее за стол и дал чашку слабенького чая с сахаром. Кара и Сем тоже присоединились к нам. Когда вернулась Эпини, я оглядел стол, за которым собрались дети, и вся безнадежность нашего положения обрушилась на меня. День уже клонился к вечеру. Смогу ли я вывести из города трех детей, спрятать их в безопасном месте, вернуться, вытащить Эмзил из тюрьмы и сбежать вместе с ними до рассвета? И останемся ли мы после этого на свободе?

Я прикинул, не отвезти ли детей к Кеси и попросить его присмотреть за ними, но покачал головой. Нет. Я не вправе его впутывать, и, если нам придется бежать, нам некуда будет пойти. Я глянул на сидящего напротив Спинка. Его мрачное лицо вторило моим собственным мыслям. Это невозможно, но необходимо сделать. Я должен вытащить Эмзил из тюрьмы и бежать из города вместе с ней и ее детьми. Причем так, чтобы Спинка и Эпини не заподозрили в соучастии. Я вздохнул и заговорил, перебив щебетание детей:

— Боюсь, я не смогу надолго задержаться. Я, скорее всего, уеду сегодня же, после того как навещу пару старых знакомых. — Я посмотрел на Эпини, привлекая ее внимание, окинул взглядом детей, вновь повернулся к ней и продолжил: — Я хочу уехать как можно раньше. Ты не могла бы собрать для меня все необходимое?

Эпини взглянула на троих детей, чужих и в то же время ее собственных. В ее глазах блеснули слезы.

— Да, — спокойно ответила она. — Думаю, чем быстрее это будет сделано, тем лучше.

Остаток дня все делали вид, будто все идет как обычно. Спинку пришлось вернуться к исполнению обязанностей и изображать отсутствие интереса к судьбе своей горничной и даже раздражение от мысли, что ее дети останутся на его попечении. Эпини, отговорившись «весенней уборкой», принялась разбирать детскую одежду и постельное белье. Я вышел еще раз взглянуть на хлипкую повозку и древнюю лошадь. Я, как мог, укрепил колеса и накормил клячу овсом. Все это время я отчаянно пытался продумать свои дальнейшие действия, но понимал, что слишком многое не способен предугадать.

День тянулся медленно и в то же время летел вскачь. Дети все чаще и встревоженнее спрашивали о матери. Обещания Эпини, что она «скоро вернется», уже не могли их успокоить. Диа раскапризничалась. Сем злился, а Кара явно что-то подозревала. Мое намерение обсудить свои планы с Эпини срывалось, поскольку всякий раз, как я улучал минутку с ней наедине, очередной ребенок выскакивал словно из-под земли, требуя внимания или засыпая нас новыми вопросами.

Эпини поручила Каре месить тесто, а Сему доверила нож, чтобы он почистил картошку на ужин. Пока они были заняты делом, мы поспешно погрузили в повозку детские вещи, кое-какую одежду для Эмзил и запас пищи. Эпини приносила все новые и новые пожитки. Кастрюля и чайник. Чашки и тарелки. Когда она принялась снимать с полок их немногочисленные игрушки и книги, я ее остановил.