– Я могу ступать так, словно подошвы у меня из бархата, – отвечал Рам Дасс, – а дети, даже когда они несчастны, спят крепко. Я мог бы не один раз за ночь зайти в эту комнату – и она бы даже не пошевельнулась. Если кто-то будет подавать мне вещи в окно, я сделаю все, пока она спит. А утром проснется – и решит, что здесь побывал волшебник.

Он улыбнулся, словно сердце радостно забилось у него в груди; секретарь ответил ему улыбкой.

– Это будет походить на сказку из «Тысячи и одной ночи», – сказал он. – Такое мог придумать только тот, кто родился на Востоке. Тут нет ничего общего с лондонскими туманами.

Рам Дасс и секретарь вскоре удалились – к превеликой радости Мельхиседека, которому их тихие речи казались не очень понятными, а потому зловещими. Молодого секретаря все занимало: камин, пол, шаткая скамеечка, столик, стены, которые он даже потрогал рукой. Обнаружив, что в стену кое-где вбиты гвозди, он явно обрадовался.

– На них можно будет что-то повесить, – сказал он Рам Дассу.

Тот загадочно улыбнулся.

– Вчера, пока ее не было, – отвечал он, – я влез сюда, захватив с собой небольшие острые гвозди, которые входят в стену без молотка. Я их повсюду, где нужно, натыкал. Они готовы.

Наконец секретарь обвел глазами комнату и спрятал блокнот в карман.

– Что ж, я, кажется, все записал, – сказал он. – Можно идти. У Кэррисфорда-сахиба доброе сердце. Как жаль, что он не может найти пропавшую девочку!

– Если б он нашел ее, силы вернулись бы к нему, – заметил Рам Дасс. – Возможно, его Бог еще поможет ему найти эту девочку.

Затем секретарь и Рам Дасс выскользнули в окно так же бесшумно, как проникли в него. Убедившись, что они ушли, Мельхиседек облегченно вздохнул и, рискнув через несколько минут вылезти из норки, забегал по полу в надежде на то, что даже такие страшилы, как эти двое, могли принести несколько корочек и бросить одну-другую на пол.