*******

Ты был в забытьи несколько часов. Лежал на диване с открытыми глазами и повторял, как заведенный:

— Отпустите меня... Отпустите меня... Отпустите меня...

—Данила, — я теребил тебя за плечо, — что значит отпустить? Куда отпустить? Откуда? Кто тебя держит?!

Но все без толку. Ты не отвечаешь и только одно — «отпустите меня».

В себя ты пришел только к ночи. Кассандра заходила несколько раз, справлялась о твоем состоянии.

— Анхель, что будем делать? — ты повернул голову и посмотрел на меня.

— Я не знаю... Тебе нужно как-то войти в контакт с Серафитусом.

— В нем нет Скрижали, — говоришь ты, продолжая все так же безучастно лежать на диване.

— Господи, Данила! — я почти взмолился. — Не начинай это, пожалуйста. Ты то приходишь в себя, то словно испаряешься. А я тут сиди и понимай, что нам делать! Я совершенно запутался. И этот разговор с Советом... Только подумай — кто они, и что теперь будет! Что ты там устроил?.. Неужели нельзя было...

От безысходности, от тяжести, лежавшей у меня на душе, я был на грани нервного срыва.

— Анхель, мы в ловушке.

Ты уставился в потолок. Взгляд остекленевший, уставший, измученный. Положил руки на лицо и стал его растирать.

— Я понимаю, что мы в ловушке, — я даже разозлился на тебя. — Данила, нам нужна помощь!

— Анхель, когда человек в отчаянии, он думает только о том, кто ему поможет. И именно в этот момент очень важно понять: ты сам — тот человек, который может тебе помочь. Выход появится только в тот момент, когда ты перестаешь искать помощь на стороне. А до тех пор ты оглядываешься, вместо того чтобы присмотреться.

— Это философия, Данила. Сплошная философия...

— Нет, это не философия, — сказал ты. — Какую помощь ты ждешь? Чем тебе могут помочь?

— Ну, я не знаю. Хоть бы с твоими голосами разобраться.

Так давай разбираться с голосами, — предложил ты. — Допустим, что во мне действительно говорят мужская и женская сущности. Если они сущности, то, насколько я понимаю, они универсальны: сущность мужского и сущность женского. Они ведь не могут быть у разных людей разными?

— Нет, не могут, — согласился я.

— А теперь подумай Анхель, как мы можем узнать об этих сущностях, если не привлекать к этому Серафитуса?

— Наверное, как и с любой другой сущностью? — предположил я. — Нужно своей собственной сущностью сконцентрироваться на предмете. Затем идти внутрь него, раздвигая внешние слои. И добраться до основания. Ведь сущность — это ничто, которое обретает себя в конкретном содержании.

— Это как? — ты сначала поднялся на локте, а потом и вовсе сел на диван. — Я не понял.

Сложный вопрос. Рассказывая о сущностях, становишься собакой — все понимаешь, а сказать не можешь.

— Это трудно объяснить, — сказал я. — Ну, вот, например, человек. Он рождается с пустой душой. Образно выражаясь, конечно. И дальше его душа, как бы, находит себя. Она сталкивается с обстоятельствами жизни, проявляет себя в них и в результате становится самой собой. Но ведь она и до всего этого была самой собой — душой, но невоплощенной. И вот то, чем она была до того, как обрела себя, и есть ее сущность. Понятно?

— Ты посмотрел на меня и устало улыбнулся:

Будем считать, что понятно. На самом деле, понятно мне или не понятно, это не имеет значения. Просто сконцентрируйся на предмете, затем иди внутрь него, раздвигая внешние слои... Ты должен увидеть эти сущности. Пока не увидишь, мы будем в ловушке. А надо двигаться...

Я опешил. Ты говорил об этом так спокойно и так уверенно! А мы находимся в чудовищной ситуации!

— Ты что, Данила?! Я не могу! Я не в том состоянии. Для такого созерцания на душе должен быть покой. А меня всего словно рвет изнутри...

Ты тихо рассмеялся. Потом посмотрел на меня — спокойно, по-доброму, как ты умеешь, и говоришь:

— Анхель, на тебя одна надежда. Если бы ты только знал, что сейчас творится у меня в голове. Они орут. Эти двое — мужчина и женщина. Орут, словно их режут. Они ненавидят свою жизнь, они ненавидят друг друга. Будь у них больше решимости, они бы, наверное, убили бы друг друга. И это единственное, что их объединяет, больше — ничего общего. А ведь они — муж и жена. Теперь я в этом абсолютно уверен.

Муж и жена?! — у меня шок. — Они — настоящие, обычные люди?! Это не сущности мужчины и женщины?!

— Нет, Анхель, нет, — ты говоришь об этом определенно, как о совершенно решенном вопросе.

— А как ты узнал, Данила? Ты точно уверен? — я допускаю, что ты прав, но пока не могу тебе поверить.

Есть правда еще одно общее, — ты задумался. — У каждого из них есть ребенок, дочка. Вроде бы это не доказательство, что они муж и жена. Мало ли у кого есть дети?.. Но много ли ты знаешь маленьких девочек, которые без конца говорят своим родителям: «Отпустите меня»? И не объясняет, что это значит — «отпустить»...

*******

Господи, Данила, но как же мне собраться?! Как же я смогу обратиться к миру сущностей, находясь в таком состоянии?! Я же просто с ума схожу!

— Анхель, не думай об этом, — ты снова смотришь на меня своими замечательными, своими обнадеживающими, вселяющими уверенность глазами. — Просто вспомни о тех Скрижалях, которые мы нашли. Вспомни о том, что в них говорится...

— О Скрижалях? — я удивился, но не тому, что ты сказал, а почему я сам до этого не додумался.

— Вспомни о «Ты». Вспомни о «Другом». Вспомни о «Счастье». И вспомни о «Свете»...

Так ты перечислил уже известные нам Скрижали. Ты зашифровал их в эти четыре слова. И я мысленно улыбнулся. Мы не произносим тексты Скрижалей, но ты спрятал их внутрь слов. И получилась формула. Поменяй эти слова местами, ты все равно получишь один результат: «Ты — Другой», «Другой — Ты», «Ты — Счастье», «Счастье — Другой», «Ты — Свет», «Другой — Свет», «Свет — Счастье».

Конечно, это не тексты Скрижалей. И никто не поймет, что в этих словах, не зная тек ста Скрижалей. Но в том, как ты это сказал, было столько правды, столько внутреннего, глубокого смысла, что я заплакал. Наконец-то...

Да, мне это было нужно. Конечно, кто-то скажет, что слезы не красят мужчину. Что и слезы слабости, и слезы отчаяния, и слезы сентиментальные — все блажь. Но наплевать на тех, кто так скажет. Они ничего не знают. Я плакал.

На исходе вторые сутки, и я похож на водонапорную башню. Эти слезы распирали меня, распирали изнутри. Душили, давили, жгли. Слезы страха, слезы отчаяния, слезы усталости, опустошенности, беспомощности, а теперь — и слезы счастья. Слезы...

Я вдруг почувствовал себя счастливым. Я плакал и чувствовал себя счастливым. Счастливым от того, что ты здесь, со мной. Счастливым от того, что я причастен к такому важному делу, что я могу тебе помогать. Мне вдруг стало понятно все, о чем ты говорил на Совете. И я почувствовал себя свободным, свободным и счастливым.

Не знаю, как так получилось — я понял что-то очень важное для себя, или просто душа моя освободилась в эту секунду. Возможно, подействовали твои слова, то, как ты сформулировал суть известных нам Скрижалей. Не знаю.

Но меня буквально выбросило в мир сущностей. Мощным, стремительным потоком.

В мир, где нет ничего земного, привычного, осязаемого. В то, что нельзя описать. В текучее пространство Света.

Раньше, чтобы заглянуть сюда хотя бы краешком глаза, мне требовались многие дни сосредоточения, ритуалы и обряды. Но на сей раз я просто открыл глаза. И сквозь призму, сквозь пелену своих слез я увидел многоцветие пульсирующего Бытия, величие и животворящую силу Вечности, красоту и могущество Небесного Свода.

Сущности шли передо мной огромным, нескончаемым хороводом. Я испытал... Бессмертие.

Мы вышли из метро на улицу в сопровождении своего серого эскорта.

— Я был прав, Анхель?

Это были не сущности? — спрашивает Данила и вместе со мной растерянно смотрит, как наши преследователи спокойно, без суеты рассаживаются по машинам.