Мотоциклист описал круг, потом остановился и заглушил двигатель. Стало как-то слишком тихо. Он спрыгнул на гравий, вздёрнул явно очень тяжёлый мотоцикл на опору – и стал, ворочая руль, светить фарой по сторонам. Потом чем-то щёлкнул, свет стал гораздо слабее и рассеяннее.

Парень обошёл мотоцикл и остановился перед ним – чтобы быть видимым, поняла Юлька. Это был тот самый негр с арабским именем, который привёз её сюда: в белой куртке (и белых штанах, заметила она сейчас, и белых шнурованных ботинках) и с косичками…

– Эй! Шкурка! Отзовись! – позвал он негромко.

«Шкурка» – Юлька знала – означало всего-навсего девушку с короткой стрижкой. Но она вдруг разозлилась, вытащила из чехла винтовку, откинула приклад, встала в полный рост и, громко шумя кустами, пошла к мотоциклисту…

Здесь и пахло так, как должно пахнуть в любом нормальном порту: углём, гниющими водорослями, стойлами, сырым деревом, креозотом, яблоками… Как и в самый первый раз, Серёгина потряс этот сильнейший, покрывающий всё запах яблок. Зелёных яблок. Сейчас он уже знал, что это не яблоки, а млечный сок какого-то южного дерева, сырьё для производства местного каучука. Но всё равно – запах был хорош.

Тогда, по прибытии, их высадили с катера на пустынном островке Кахтам и потом полтора дня везли пароходом. Делалось это для того, чтобы не нервировать зря местный люд. Который тем не менее всё прекрасно знал: кто прибыл, сколько прибыло, надолго ли прибыли, с какими деньгами в кармане – и на что именно намерены прибывшие эти деньги яростно потратить.

И действительно, тратили ой как яростно. Дешевизна просто потрясала.

Кое-как переводили местные луги в рубли, курсы были от фонаря. Проще всего считалось от водки: на дневную зарплату рядового можно было купить тридцать литров ржаной или двадцать – ячменной.

Девушку можно было снять за литр. За три – с ней можно было подружиться. Десять – и это будет самая настоящая любовная история с признаниями, письмами, клятвами в верности…

У Серёгина поначалу была такая. Учительница. Молоденькая, тоненькая, в черепаховых очёчках…

Интересно, а если объявиться в её квартирке сейчас?

Он знал, что никуда не пойдёт.

Её звали Кгенгха – и, разумеется, Серёгин сходу переименовал её в Крошку Ру. И, разумеется, она с радостью согласилась…

Чёрный пароход с тремя высоченными трубами, стоявший у соседнего пирса, издал пронзительный переливчатый свист. Вспорхнули и заметались в воздухе птицы – полчища птиц. И тут же из труб хлынули потоки чёрного дыма – наверное, на скверный здешний уголь плеснули мазут, чтобы разгорался веселее. Тяжёлое облако только чуть приподнялось над мачтами и тут же покатилось к берегу и вниз – прямо в сторону Серёгина. Он закрыл окно в машине, подумал: да, шофёру будет плохо… Тут же противоположная дверь распахнулась, в машину полезли двое: Фогман и незнакомый, очень похожий на местного мужик: толстый, коренастый, почти без шеи. Оба были в чёрных просторных плащах из блестящей кожи и шёлковых цилиндрах. Толстяк держал в руках небольшую, но явно тяжеленную сумку – всю в переплетённых ремнях.

Фогман, опасливо косясь на приближающуюся тучу, тщательно закрывал за собой дверь, которая опять не хотела закрываться. Наконец у него всё получилось. Он довольный откинулся на спинку, взялся за свисающий с потолка шнур с кистью, дёрнул. Шофёр, сидящий на открытом сиденье впереди и почти наверху салона – в переднее окошко видны были только его ноги в блестящих жёлтых сапогах, – сигнал понял и немедленно тронул машину с места.

Дорога, мощёная деревянными торцами, была раскатанной, не слишком ровной, и тяжёлый экипаж солидно, с мягким пыхтением рессор, покачивался, попадая то в выбоину, то на выпятившийся бугорок. Незнакомец так же солидно достал из кармана плаща солидный бронзовый портсигар, раскрыл, предложил Фогману – тот отказался, – потом Серёгину. Серёгин ожидал увидеть местную отраву, но в портсигаре лежали вполне знакомые «Тихуаны» – сигарильи, маленькие сигары, которые были почему-то очень популярны в Легионе.

– Спасибо, – сказал Серёгин и взял одну.

– Огня? – спросил незнакомец.

Даже по одному слову с буквой «г» все тиронцы определялись безошибочно. Не могли они сказать «г», и всё тут – ни простое, ни фрикативное. Ни оглушенное, ни звонкое. Получалось у них два-три звука: «кг», «гк», «гх», «кгх»…

Кгенгха.

А ведь проезжаем где-то рядом…

И не из Легиона мужик.

– Вы не тиронец? – спросил Серёгин, доставая свою зажигалку. Брать чужой огонь считалось дурной приметой.

– Нет. Землянин… хотя и бывший. Вывезен из Риги в семилетнем возрасте, вырос на планете Эррида. Там довольно большая земная колония. Зовите меня Давид Юрьевич.

– В смысле – это не настоящее имя? – Серёгин немного приоткрыл окно, чтоб обдувало ветерком. У «Тихуан» приятный дым, но он всё равно не любил курить в помещёнии.

– Настоящее, – Давид Юрьевич раскурил свою сигарилью. – Одно из.

– Мне проще, – сказал Серёгин. – Серёгин, или просто Серый. Имени своего не люблю.

– Имеете право, – неторопливо кивнул Давид Юрьевич.

Серёгин не сомневался, что и имя его известно бывшему рижанину, и возраст, и вся подноготная, и многое из того, чего не знал и не хотел знать о себе сам Серёгин…

Фогман заметно нервничал, сидел неподвижно, но чувствовалось, что суетится; это было непонятно.

– Гриша сказал… пфф… что вы легко и быстро… пфф… согласились? – посасывая «Тихуану» и поблёскивая огромным зелёным камнем – уж не изумрудом ли? – на платиновом перстне, проговорил Давид Юрьевич. – Если не секрет, почему?

– Не знаю, – сказал Серёгин. – Наверное, просто вдруг стало интересно.

– Пфф… Вдруг?

– Вдруг. Раньше я так не думал.

– Понятно… – Давид Юрьевич помолчал. – Хорошо. Дня два вам на отдых хватит?

– Я не устал.

– Рассказывайте… По-хорошему, вам бы на недельку-другую на хороший курорт с девками – но недели у нас нет. Если совсем прямо, то и двух дней нет. Так что отдых… пффф… придётся совместить с инструктажем…

– Что я должен делать?

– Гриша ничего не объяснял?

– Сумел избежать.

Давид Юрьевич коротко зыркнул на Фогмана, усмехнулся.

– Ну, общую картину вы, я думаю, представляете и так. Существует Империя, существуют её властные структуры, а внутри этих структур существуют ячеечки, которые работают против… как бы это сказать… против всего. Да, против всего – спектр широчайший. Мотивы у них тоже различные, но нас интересуют прежде всего те, кто – по идейным соображениям. Прежде всего потому, что без нас они как без рук. Идейные – они обычно безрукие, такова закономерность… Так вот, некоторое время назад набрала вес некая группка этих идейных, которая провозгласила, что Тирон должен обрести независимость или хотя бы существенную автономию. Просто из соображений межпланетного благородства и гуманизма. Возможно, конечно, что мотивы у них не столько благородные, сколько корыстные: захватить контроль над рынком генетического материала. Сначала уронить цены, потом взвинтить. Заваруха с Землёй эти цены за последние десять лет утроила, и биржевые аналитики считают, что если и Тирон станет более дорогим источником, то цены возрастут ещё минимум в два раза. Потому что Кси и Фа-девять – планетки маленькие, населения там от силы полмиллиарда на обеих… В конечном итоге, для нас не так уж важно, какими соображениями они руководствовались, затевая эту авантюру, не исключено, что всеми сразу… Тангу – ребята головастые. И не всегда их логику можно просечь. Итак, на первом этапе, чтобы затруднить работу заготовителей на Тироне, было спровоцировано восстание против герцогов. Повстанцы получали оружие, с ними работали военные советники…

– Немного в курсе, – сказал Серёгин.

– Мне, может быть, придётся проговаривать вслух известные всем вещи – просто для связки речи… Традиционно на Тироне заготовками материала занимались герцоги, и потом имперцы покупали готовый товар у них – отборный и в упаковочке… Так вот, поначалу восстание получилось даже слишком удачным: три четверти герцогов, поддерживавших связи с имперскими структурами, были пленены и убиты, их гвардии рассеяны, победители получили всё… и это их погубило. Лёгкие победы никогда к добру не приводят…