– Неправда! – оборвал его Ковен. – Он видел его раньше, когда заходил в мой кабинет. Он мог туда зайти и позже и вынуть патроны.

Вульф посмотрел на него очень удивленно.

– Сэр, вы всерьез осмеливаетесь рассказывать мне эти фантастические байки, годные только для полиции?! Этот пустой вздор?!

– Да, черт бы вас побрал!

– Пфуй, – произнес Вульф с омерзением. – Я думал, мы собрались, чтобы обсудить действительное положение вещей. Мне надо было сразу позвонить в полицию. Может…

– Я вам не предлагал звонить в полицию!

– Мистер Ковен, пятнадцать минут назад в этой комнате…

– Нет!

Вульф скорчил рожу.

– Понимаю, – тихо сказал он. – С вами невозможно разговаривать, но я все-таки попытаюсь. Арчи, принеси из кухни запись, пожалуйста.

Я вышел. Мне все это не нравилось. По-моему, он слишком торопился. Конечно, его сбил приход Кремера, и он был не в форме, а ситуация требовала предельной осторожности. Я прошел мимо Кремера, даже не посмотрев на него, и попросил Фритца остановить запись и отмотать пленку. Потом забрал бобину и вернулся в кабинет.

– Мы ждем, – отрывисто буркнул Вульф. Это подстегнуло меня – я начал суетиться и свалил стопку кассет со стола на пол. Все уставились на меня, что было не очень приятно. Я метнулся к шкафу за магнитофоном, ответив присутствовавшим презрительным взглядом. Наконец мне удалось расчистить стол, установить аппаратуру и вставить пленку.

– Можно начинать? – спросил я Вульфа.

– Вперед.

Я повернул тумблер. Раздался щелчок, легкое шипение и затем голос Вульфа: «Дело не в этом, мистер Ковен, просто я сомневаюсь, имеет ли вам смысл нанимать меня, учитывая минимальные размеры моих расценок, для такого простого дела, как розыск револьвера или даже установление вора. Я думаю…»

– Нет! – закричал Вульф. Я выключил.

– Простите! Не то.

– Может, я собственноручно должен заниматься этим? – саркастически осведомился Вульф.

Я пробормотал что-то нечленораздельное и поставил кассету на перемотку. Потом нашел нужную, заменил кассеты и снова повернул тумблер. Теперь раздался голос Ковена – громкий и отчетливый: «На этот раз вам с Гудвином не удастся сфабриковать очередную ложь. Слишком много свидетелей».

Потом голос Вульфа: «Ну, так мы ничего не выясним, мистер Ковен. Мы все завязаны в этом деле, и болтовня нам не поможет. Вы не хотите платить мне миллион долларов. Я не хочу терять свою лицензию. Полиция не хочет присовокуплять к длинному списку еще одно нераскрытое убийство. Стало быть, центральным и основным событием является насильственная смерть мистера Гетца. Вот я и предлагаю рассмотреть этот сюжет. Если мы установим…»

Голос Ковена: «Вы сказали мисс Лоуэлл, что знаете, кто убил Гетца. Что же вы не сообщаете полиции? Сразу все и разрешится».

Вульф: «Что вы имеете в виду, мистер Ковен?» Ковен: «Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду». Вульф: «Ну значит, мы просто недопоняли друг друга. Я слышал ваш разговор с мисс Лоуэлл по телефону. У меня создалось впечатление, что на вас подействовала моя угроза заявить в полицию…»

– Достаточно! – сказал Вульф. Я выключил магнитофон.

Вульф посмотрел на Ковена.

– По-моему, это называется предложением поставить в известность полицию. А как по-вашему?

Ковен молчал. Вульф перевел взгляд:

– А как вам кажется, мисс Лоуэлл? Она покачала головой:

– Я неспециалист в этих вопросах.

– Давайте не будем спорить по поводу слов, мистер Ковен. Вы все слышали. А благодаря неловкости мистера Гудвина вам удалось послушать и еще одну запись. Вас может удивить то, что я не передал ее полиции и не поставил все точки над «i». Дело в том, что в понедельник вечером, когда ко мне заходил инспектор Кремер, я еще считал вас своим клиентом и мне не хотелось дискредитировать вас. Да и мистер Кремер вел себя так возмутительно, что отбил у меня всякую охоту с ним разговаривать. Теперь вы уже не являетесь моим клиентом. Так что мы будем обсуждать наши дела с позиций реализма или вообще не будем обсуждать их. Я не собираюсь укорять вас за вранье полиции – это ваши проблемы. Я настаиваю только на том, чтобы вы говорили правду. То есть…

– Постойте, – вмешалась Пат Лоуэлл. – Но в воскресенье утром револьвер был в ящике. Я видела его своими глазами.

– Я знаю, что вы видели. Это как раз один из интересующих меня моментов, сейчас мы его обсудим. – Вульф снова оглядел присутствующих. – Мы хотим знать, кто убил Адриана Гетца. Вот этим мы и займемся. Что нам известно об убийце? Довольно много:

Во-первых, он или она взяли револьвер до прошлой пятницы и где-то его хранили. А потом, незадолго до убийства Гетца, подменили револьвер Гудвина, предварительно вынув патроны;

Во-вторых, он настолько ненавидел Гетца, что больше не мог смириться с его существованием;

В-третьих, он знал о субботнем визите Ковена и о цели прихода Гудвина, а также ему были известны подробности планируемой Ковеном процедуры. Только…

– Я и сейчас о них ничего не знаю, – пропищал Хильдебранд.

– Я тоже, – подхватил Пит Жордан.

– Невинность может позволить себе роскошь неведения, – сообщил им Вульф. – Наслаждайтесь ею, если можете. Короче, только зная обо всем вышесказанном, убийца мог осуществить свой остроумный замысел.

В-четвертых, его замысел достаточно оригинален, но, к несчастью, страдает некоторыми недостатками. Идея приписать убийство Гетца Гудвину в некотором смысле довольно изобретательна, но и безрассудна одновременно. Подменить револьверы, переложить патроны, спуститься к спящему Гетцу и застрелить его, используя подушку в качестве глушителя, – все это хорошо продумано и исполнено, – но потом? Бросить револьвер в клетку к обезьяне, чтобы его как можно быстрее обнаружили. Это, конечно, импровизация, и притом глупая. Мистер Гудвин не мог оказаться таким вопиющим болваном.

В-пятых, убийца страстно ненавидел обезьяну, то ли потому, что она ассоциировалась у него с Гетцем, то ли просто так. Совершив убийство и не имея в запасе ни минуты, он тем не менее идет к окну и открывает его, преследуя одну-единственную цель. Это придает всему делу какой-то нездоровый оттенок. И, как мы знаем, он добивается результата. Мисс Лоуэлл сказала мне, что обезьянка умирает.

В-шестых, в воскресенье утром этот человек снова подкладывает револьвер Ковена в ящик стола и вынимает его оттуда, только удостоверившись, что револьвер там видели. Это самая удачная деталь всего замысла. Поскольку ни с того ни с сего в ящик никто не полезет, он организует дело так, чтобы туда заглянули. Зачем ему это было нужно? Эта заготовка была ему нужна только в том случае, если он знал о планирующемся приходе Гудвина и уже продумал, как обвинить Гудвина в убийстве и дискредитировать его показания. Поэтому в воскресенье утром он не только кладет револьвер на место, но и обеспечивает свидетелей, естественно за исключением мистера Ковена.

Вульф повернулся к Хильдебранду:

– Вы видели револьвер в воскресенье утром, мистер Хильдебранд?

– Да. Но я его туда не клал!

– Я и не говорю, что это сделали вы. Ваше утверждение, что вы невиновны, еще никем не подвергнуто сомнению. Вы были в мастерской, потом поднялись наверх, чтобы посоветоваться с мистером Ковеном, встретили миссис Ковен, которая сообщила вам, что мистер Ковен еще не встал, поднялись этажом выше, встретили мисс Лоуэлл, выдвинули ящик, и оба посмотрели на револьвер. Верно?

– Я поднялся вовсе не для того, чтобы смотреть в этот ящик. Мы просто…

– Хватит волноваться по поводу обвинений, которые вам еще не предъявлены. Это плохая привычка. До встречи с мисс Лоуэлл вы поднимались в кабинет?

– Нет!

– Мисс Лоуэлл, до этого утром он заходил в кабинет?

– Не знаю, – проговорила она медленно, словно цедя слова. – Мы совершенно случайно заглянули в этот ящик.

– Миссис Ковен, заходил ли мистер Хильдебранд в кабинет до того?

Она вскинула голову:

– До чего?

– До вашей встречи?