Джордж Байрон

МАНФРЕД

There are more things in heaven and earth,

Horatio, than are dreamt of in your philosophy.

Shakespeare.[1]

DRAMATIS PERSOMAE.

Манфред.

Охотник за сернами.

Аббат Сан-Мориса.

Мануил.

Герман.

Альпийская фея.

Ариман.

Немезида.

Судьбы.

Духи и т. д.

Место действия в верхних Альпах – частью в замке Манфреда, частью в горах.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА I

Манфред один. Сцена – готическая галерея.

Время – полночь.

МАНФРЕД.

Долить пора бы лампу, хоть и полной
ее не хватит мне на бденье;
Дремота, если задремлю, не сон, —
Все та же мысль в ней непрерывно длится,
Я не могу прогнать ее, и в сердце
Есть вечный страж; смыкаются глаза
Чтоб внутрь глядеть, a я дышу
И двигаюсь как существо живое.
Печаль должна наставником быть мудрых;
Познанье – скорбь и кто всех больше знает,
Тем горше плакать должен, убедившись,
Что древо знания – не древо жизни.
Философов, науку, волшебство,
Премудрость мира я успел изведать,
Умом своим я все могу усвоить,
Но пользы нет: добро я делал людям
И даже между них с добром встречался,
Но пользы нет: врагов имел я много
И устоял, a сколько их погибло!
Но пользы нет: добро и зло, и жизнь,
Власть, страсти – все, что есть в других —
Все было для меня как дождь в пустыне
С той роковой минуты. Нет уж больше
Боязни. Надо мной лежит проклятье:
В природе всей не ведать больше страха,
Не трепетать ни от надежд, ни от желаний
И на земле не знать уже любви.
Но к делу!
– Вы, таинственные силы!
Вы, духи безграничности вселенной!
Я вас искал во мраке и в сиянье —
Со всех сторон вы охватили землю
И носитесь тончайшею стихией.
Для вас шатры – вершины снеговые,
Вы движетесь в морях и под землею —
Я вас зову могучим заклинаньем,
Которому послушны вы – явитесь!

(Молчание).

Их нет еще. – Так голосом того,
Кто первый среди вас, и этим знаком,
Пред коим вы трепещете, и правом
Бессмертного – явитесь! Слушайте – явитесь!

(Молчание).

О, если так, земли и неба духи,
Вам от меня не ускользнуть: и силой
Глубокою – всевластным заклинаньем,
Рожденным на звезде давно погибшей,
Теперь пылающем обломке мира
Разбитого, блуждающего ада
И тем проклятием, что на душе моей,[2]
Той мыслью, что во мне и надо мной,
Я заклинаю вас: ко мне! – явитесь![3]

(В темном конце галереи показывается звезда и останавливается, слышится голос, который поет).

ПЕРВЫЙ ДУХ.

Смертный, здесь я. На твой зов
Я примчался с облаков,
Из чертогов золотых,
Ярким солнцем залитых;
Отразился в них закат —
И синеют, и горят.
Хоть не прав ты может быть,
Я готов тебе служить.
Я пришел в лучах зари —
Что же надо? Говори.

ГОЛОС ВТОРОГО ДУХА.

Мон-Блан в короне из снегов
Есть царь седых вершин,
Окутан ризой облаков
Стоит как властелин.
На нем повисли льды лавин,
Но умолкает гром
Среди трепещущих долин
При голосе моем.
Когда ж громады ледников
Сползают день за днем —
Я путь указываю льдов,
Иль задержу на нем.
Мне внемлет снеговой простор,
И под моей стопой
Дрожат громады скал и гор —
Что общего с тобой?

ГОЛОС ТРЕТЬЯГО ДУХА.

Там, где ветер молчит
В глубине голубой,
Где морская змея
Улеглась под водой,
И где кудри свои
Чешет моря краса,
Как степной ураган
Твой призыв ворвался,
Над чертогом моим
Прокатился волной.
Все желанья свои
Духу моря открой.

ЧЕТВЕРТЫЙ ДУХ.

Там, где долго пламя
Дремлет под золой,
Где сверкает лава
Огненной рекой,
Где проникли Анды
В глубину земли,
A короной снежной
В небеса ушли, —
Я царю там вечно,
Но услышал зов —
Жду твоих велений,
Сделать все готов.

ПЯТЫЙ ДУХ.

Я вечный всадник урагана,
Я бури рулевой;
Лечу над бездной океана
Я в туче грозовой.
Я мчался на твое призванье
И видел мощный флот,
Но утра раннего сиянье
Обломков не найдет.

ШЕСТОЙ ДУХ.

Живу лишь ночью, мучусь дня сияньем:
Зачем меня терзал ты заклинаньем?

СЕДЬМОЙ ДУХ.

Я управляю той звездой,
Что правит всей твоей судьбой:
Когда-то чудный, светлый мир,
Она стремилась сквозь эфир,
Неслась вперед свободно, плавно,
В пространстве не было ей равной.
Но час пробил и время наступило
Ей стать блуждающею силой.
ее кровавое сиянье
Стоит угрозой мирозданья;
Небес прорезывая сферы,
Стремясь без цели и без меры,
Несется грозная комета,
Чудовище огня и света!
Ты под лучом ее рожден
И смеешь мне повелевать —
На миг тебе я подчинен,
Но будешь ты мой раб опять.
Но говори, умчусь я скоро,
Пусть этих духов слабый рой
С тобой ведет переговоры —
Ты только прах передо мной.