— Ты нервничаешь, малютка, и это вполне естественно, но видишь ли, это на меня падет вся ответственность за то, что произойдет, и я обязан еще раз все обдумать… Теперь слушай, но прежде всего запомни, что ты не должна ни в чем огорчать человека, который собирается дать тебе свое имя. Между вами будет заключен союз. Однако вы никогда не составите супружеской пары, и именно это мучит меня, ибо служителю Бога не подобает способствовать заключению подобного брака. Но, сделав это, вы окажете взаимные услуги, ибо он спасет тебя и твоего ребенка от бесчестия, а ты дашь ему счастье, на которое 6н больше не надеялся. Благодаря тебе благородное имя, обреченное им на исчезновение, не угаснет с ним.

— А разве этот человек не способен… иметь ребенка?

Он слишком стар?

— Ни то, ни другое, но произвести потомство — вещь для него немыслимая, просто ужасающая. Он мог бы, конечно, усыновить какого-нибудь другого ребенка, но его останавливает опасение привить к старому семейному дереву вульгарный росток. Ты принесешь ему смешанную с лучшей кровью Франции не только кровь императора, но и человека, которым он восхищается больше всех в мире. Завтра, Марианна, ты выйдешь замуж за князя Коррадо Сант'Анна…

Забыв, где она находится, Марианна вскрикнула.

— Он? Человек, которого никто и никогда не видел?

Лицо кардинала окаменело. В синих глазах сверкнули молнии.

— Откуда ты знаешь? Кто говорил тебе о нем?

В нескольких словах она описала сцену, невольной свидетельницей которой она была в гостинице. Закончив рассказ, она добавила:

— Говорят, что он поражен ужасной болезнью и из-за этого так тщательно скрывается, говорят даже, что он безумен.

— Никому никогда не удавалось сковать язык людей, а тем более их воображение. Нет, он не безумен. Что касается причины его добровольного затворничества, я не вправе раскрыть ее тебе. Это его тайна. Возможно, он откроет ее тебе когда-нибудь, если сочтет нужным, но это меня сильно удивило бы! Знай только, что им движут побуждения, не просто достойные уважения, но очень благородные.

— Однако… если мы должны будем заключить союз, я по меньшей мере обязана увидеть его!

В голосе Марианны прозвучала надежда, но кардинал покачал головой.

— Мне не следовало забывать, что женское любопытство непреоборимо. Слушай внимательно, Марианна, чтобы я больше не повторял. Между тобой и Коррадо Сант'Анна заключается соглашение, вроде того, что имело место между нами. Он дает тебе свое имя и признает себя отцом твоего ребенка, который однажды станет наследником его состояния и титулов, но, вероятно, ты никогда не увидишь его лицо, даже во время бракосочетания.

— Но в конце концов, — воскликнула Марианна, раздраженная этой тайной, в которой кардинал, похоже, находил удовольствие, — вы знаете его? Вы его видели? Что он скрывает? Может быть, это чудовищный урод?

— К чему громкие слова! Действительно, я часто видел его. Я даже знаю его с самого рождения, ставшего ужасной драмой. Но я клялся честью и на Евангелии никогда не раскрывать ничего, касающегося его особы.

Бог свидетель, однако, что я многое отдал бы ради того, чтобы вы смогли средь бела дня стать настоящими супругами, ибо я редко встречал людей с такими достоинствами, как у него. Но при настоящем положении дел я считаю, что в ваших обоюдных интересах заключить лучше такой брак… союз двух, в некотором роде терпящих бедствие. Что касается тебя, то взамен того, что он тебе даст, ибо ты станешь очень важной дамой, тебе надлежит жить с честью и порядочностью и уважать этот род, чьи корни уходят в древность и с которым породнилась та, что спит в этой гробнице.

Готова ты к этому? Потому что, пойми меня правильно, если ты ищешь только удобное прикрытие, чтобы вести беззаботную жизнь в объятиях какого-нибудь мужчины, тебе лучше отказаться и поискать другого. Не забывай, что я предлагаю тебе не счастье, а достоинство и честь человека, которого никогда не будет рядом с тобой, чтобы их защитить, и свободную от всяких материальных забот жизнь. Одним словом, я ожидаю, что ты будешь вести себя отныне соответственно твоему происхождению и обычаям твоего сословия. Однако ты еще можешь отказаться, если условия кажутся тебе слишком тяжелыми. В твоем распоряжении десять минут, чтобы сказать мне, хочешь ли ты остаться певицей Марией-Стэллой или же стать княгиней Сант'Анна…

Он хотел отойти, чтобы оставить ее наедине для размышлений, но охваченная внезапной паникой Марианна удержала его за руку.

— Еще одно слово, крестный, умоляю вас. Поймите, чем для меня является решение, которое надо принять! Я знаю, всегда знала, что дочери знатного рода не подобает обсуждать избранный ее родителями союз, но признайте, что на этот раз обстоятельства исключительные.

— Согласен. Однако я думаю, что уже не о чем спорить.

— Да нет! Я не собираюсь спорить. Я полностью доверяю вам и люблю, как любила бы отца. Я только хочу полной ясности. Вы сказали, что отныне я должна буду жить по законам Сант'Анна, почитать имя, которое буду носить.

— В чем же дело? — строго спросил кардинал. — Вот уж не ожидал услышать от тебя подобный вопрос…

— Я не правильно выразилась, — простонала Марианна. — Другими словами: какой станет моя жизнь с момента, когда я стану женой князя? Должна ли я буду жить в его доме, под его крышей…

— Я уже говорил, что нет. Ты сможешь жить там, где тебе понравится: у себя в особняке д'Ассельна или где угодно. Если у тебя появится желание, ты можешь воспользоваться любым из владений Сант'Анна, будь то вилла, которую ты увидишь завтра, или принадлежащие ему дворцы в Венеции и Флоренции. Ты будешь полностью свободной, и управляющий Сант'Анна позаботится, чтобы твоя жизнь не только избавилась от материальных забот, но и была роскошной, как это надлежит женщине твоего ранга. Только никаких скандалов, никаких мимолетных связей, никаких.

—  — О крестный! — вскричала уязвленная Марианна. — Я никогда не давала вам повода предполагать, что я могу пасть так низко, что…

— Прости меня, я не то хотел сказать и также не правильно выразился. Я все еще думал об амплуа певицы, выбранном тобой, и о возможных, неведомых тебе опасностях, связанных с ним. Я знаю прекрасно, что ты любишь и кого любишь! И я не просто сожалею о выборе твоего сердца, — я не могу забыть, что его избранник обладает слишком большой властью, чтобы не привести тебя опять к нему, когда он этого пожелает. У тебя нет сил бороться с ним и с самой собой. Но, дитя мое, единственное, о чем я тебя прошу, это всегда помнить об имени, которое ты будешь носить, и соответственно вести себя.

Никогда не поступай так, чтобы твой… ваш ребенок отныне когда-нибудь смог упрекнуть тебя. Впрочем, я верю, что на тебя можно положиться. Ты всегда была моей возлюбленной дочерью. Просто тебе не повезло. Теперь я оставляю тебя подумать.

Сказав это, кардинал отошел на несколько шагов и преклонил колени перед статуей Святого Жана, оставив Марианну у гробницы. Она непроизвольно повернулась к ней, словно ожидаемый кардиналом ответ мог слететь с этих мраморных уст. Жить с достоинством… и с достоинством умереть, вот к чему, несомненно, свелась жизнь той, что покоилась здесь! И достоинство было так вознаграждено!

Впрочем, Марианна вполне откровенно признала, что у нее нет особой тяги к приключениям, по крайней мере подобным тем, что она пережила, и не могла избавиться от мысли, что если бы все пошло по-другому и особенно если бы Франсис вел себя иначе, она в это же самое время жила бы спокойно и с достоинством среди величественной роскоши Селтон — Холла.

Она осторожно положила руку на изваяние, и холод мрамора пронизал ее. То ли ей почудилось, то ли в самом деле на тонком лице с закрытыми глазами, таком безмятежно спокойном над высоким воротником, промелькнула легкая улыбка.

Может быть, молодая женщина пыталась из-за порога смерти приободрить свою живущую сестру?

» Я схожу с ума! — волнуясь, подумала Марианна. — У меня уже начинаются видения! Надо кончать с этим!..«